Среди русских революционерок немало ярких личностей, - одна из них. Первая женщина-министр в истории, вторая в истории женщина-посол, теоретик международного феминизма, да и просто красивая женщина, не говоря уже о славе идеолога сексуальной революции.
Именно ей традиционно, но ошибочно приписывают авторство известной теории "стакана воды".
Из дворян, в девичестве - Домонтович. Отец - генерал, мать — из семьи фабриканта. Прекрасное домашнее образование: владела несколькими иностранными языками, хорошо разбиралась в литературе, прилично рисовала. Сестра - известная в свое время оперная певица Мравина, троюродный брат — Игорь Северянин, у которого есть строки: "Наш дом знакомых полон стай: и математик Верещагин, и Мравина, и Коллонтай".
© Public domain Поэт "Серебряного века" Игорь Северянин
© Public domain
Его позиция показалась Александре Михайловне убедительнее плехановской, но по-человечески ей больше нравился Плеханов.
Поэтому, когда российская социал-демократия распалась на большевиков и меньшевиков, Коллонтай не примкнула ни к той ни к другой фракции, не сумев выбрать между и .
Долго жила в эмиграции, где близко сошлась с самыми авторитетными вождями мировой социал-демократии, не говоря уже об известных суфражистках. Женское движение всегда привлекало , которая, написав немало работ на эту тему, стала в конце концов одним из главных теоретиков феминизма. И не только в России.
До мировой войны успела побыть сторонницей многих оппонентов Ильича, причем как с правого, так и с левого фланга. Поддерживала "ликвидаторов" — по ленинской терминологии это те "предатели-реформисты", кто стоял за легальные способы борьбы. И "отзовистов". А это те, кто боролся за отзыв представителей партии из Думы и предлагал немедленно уйти в подполье. Как она это совмещала, не знаю.
А вот взгляды на у Ленина и Коллонтай совпали, поэтому она и примкнула к большевикам. вернулась на родину, стала членом исполкома Петросовета и в отличие от многих сразу же поддержала ленинский курс на немедленную пролетарскую революцию.
На посту министра запомнилась разве что одним. В 1918 году по распоряжению наркома призрения отряд красногвардейцев и матросов пытался отобрать жилые помещения и покои митрополита Александро-Невской лавры в Петрограде.
Как гласило решение правительства, под детские приюты. Верующие, однако, оказали сопротивление. Жертвой этих событий стал протоиерей Петр Скипетров, его смертельно ранил красногвардеец. Именно те события послужили причиной анафемы патриарха Тихона безбожникам-большевикам.
И до революции, и после нее оставалась фигурой самостоятельной. Выступала против Брестского мира. В период Кронштадтского мятежа требовала от внятного объяснения: "Товарищи ждали ответа на те события, которые происходят у нас в Советской трудовой России, события грозные, чреватые последствиями. Мы ждали, что в партийной среде откроет, покажет всю суть, скажет, какие меры ЦК принимает, чтобы эти события не повторились. Владимир Ильич обошел вопрос о Кронштадте". Впрочем, она требовала от вождя почти невозможного: внятного ответа на вопрос, как совместить народовластие и диктатуру пролетариата?
Не одобрил Ильич и попытку обосновать отношение к сексу с марксистской точки зрения. Как она утверждала, "меньшая закрепленность общения полов непосредственно вытекает из основных задач рабочего класса". , судя по воспоминаниям Клары Цеткин, прокомментировал эту идею язвительно: "Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ?"
И заключил: "Спасибо за такой марксизм". о "стакане воды" тем не менее никогда не говорила. Это слова подруги Шопена — известной Жорж Санд. Да и то, если верить воспоминаниям Листа. Однако эту формулу к большевикам применить все же можно. Хотя речь не о сексе. Дотошно проработав вопрос захвата власти и легко разрешив для себя вопрос цены человеческой жизни, они вместе с тем не имели ни малейшего представления о будущем. Или, точнее, представляли его столь же смутно, как и средневековые утописты. Подобная близорукость ленинскую гвардию, однако, не смущала.
Взять Зимний для них было как выпить тот самый стакан воды. Разрушить до основания старый мир, а затем… там увидим.
У европейски образованной, идейно подкованной и внутренне раскрепощенной большевички есть рассказ "Скоро". Идет 1970 год: нет ни богатых, ни бедных, во всем мире победил коммунизм, слово "война" забыто, рабочий день - два часа. Грациозные девушки с косами и беззаботные юноши в живописных одеждах. "Живут не семьями, а расселяются по возрастам. Дети — в "Дворцах ребенка", юноши и девочки-подростки — в веселых домиках, окруженных садами, взрослые — в общежитиях, устроенных на разные вкусы, старики — в "Доме отдохновения".
Со времен "Утопии" Томаса Мора прошло свыше 400 лет. А перед глазами у большевиков все тот же мираж: розовощекая молодежь в цветущих садах, "Дом отдохновения" для ветеранов мировой революции. И ни слова о переломанных костях…
Мелочь, конечно, по сравнению с коммунистическим раем.
Первая в мире жещина-посол. С 1923 года полномочный и торговый представитель в Норвегии, с 1926 - в Мексике, с 1927 - полномочный представитель в Норвегии, в 1930-1945 - посланник, а затем посол СССР в Швеции. Ее имя овеяно легендами. Одна из самых загадочных женщин советской России. До глубокой старости сводила с ума мужчин.
Есть такие женщины, которым Бог не дал таланта быть хранительницей семейного очага. Хотя, казалось бы, всем остальным природа их наградила: и красотой, и грацией, и обаянием, и умением любить, и умом... Но желанием создать семейный уют Шурочка Коллонтай была обделена так же, как бывает иногда человек начисто лишен слуха или голоса.
Александра Михайловна Домонтович (Коллонтай) родилась 1 апреля 1872 года в богатом трехэтажном особняке в семье полковника генерального штаба. Женился он лишь в сорок лет, на женщине с тремя детьми, которая ушла от мужа. Так что Шура была ее четвертым ребенком, но для отца - первым и любимым. В девочке перемешалась русская, украинская, финская, немецкая и французская кровь.
Воспитание она получила домашнее, но экзамены на аттестат зрелости в петербуржской мужской гимназии сдала лучше многих гимназистов.
Ей было шестнадцать, она обожала танцевать, и ее любимым партнерам по танцам был Ванечка Драгомиров. Они были признаны на балах самой блистательной парой. Ей казалось, что она влюблена, но когда Ваня попытался ее убедить, что они должны быть вместе навеки, Шурочка подняла его на смех. Ваня пустил себе пулю в сердце.
Некоторое время спустя блистательный адъютант императора Александра III сорокалетний генерал Тутолмин просил руки Шуры Домонтович, но получил решительный отказ. Отправляясь по делам в Тифлис, отец взял Шуру с собой. Здесь она проводила время с троюродным братом - черноволосым красавчиком и весельчаком, молодым офицером Владимиром Коллонтаем. Говорили они о политике и о социальной несправедливости, читали Герцена. Владимир покорил сердце и ум юной красавицы. Шура вернулась в столицу, но Коллонтай приехал следом и поступил в Военно-инженерную академию. Родители мечтали о другой партии для дочери и не разрешили видеться влюбленным, что, естественно, только разогрело страсть. Чтобы охладить дочь, отец отправил ее развеяться в Париж и Берлин под присмотром ее сводной сестры. Но переписка между влюбленными не прекращалась, а в Европе Шура узнала про профсоюзы, Клару Цеткин, "Коммунистический манифест", - про все то, что в России было запретным. И именно сладость запретного плода заставила ее заявить: выхожу замуж за Коллонтая!
Они были счастливой и красивой парой. Муж был мягок и добр, старался во всем ей угождать, он был горазд на выдумки и забавы. Упрекнуть его было не в чем, но она хотела чего-то другого. Чего? Она сама не знала. Шура начала работать в публичной библиотеке, где собирались столичные вольнодумцы. Ее сыну, Мише, не исполнилось еще и полугода, а его мать, нахватавшись первых сведений о том, что не все в этом мире гармонично и справедливо, уже была одержима жаждой участвовать в избавлении человечества от вселенского зла. Но пока она ставила перед собой цели попроще. Например, выдать замуж ближайшую подругу Зою Шадурскую за друга мужа офицера Александра Саткевича. Ради этого она даже придумала жить "коммуной", пригласив и Зою, и Саткевича в свой дом. Надо сказать, что в средствах молодая семья не была стеснена - отец выделил замужней дочери значительное содержание. Вечерами собирались вчетвером, читали вслух социальную публицистику, отобранную Шурой. Зоя слушала страстно, Саткевич внимательно, муж, зевая. Заходили новые друзья хозяйки дома - учителя, журналисты, артисты - и до хрипоты спорили о политике.
Саткевич не пленился Зоей, но зато хозяйка дома полностью и безраздельно завладела его чувствами. Образовался мучительный любовный треугольник. С этого времени Шуру Коллонтай начали безраздельно волновать проблемы свободы любви, семейного счастья, долга, возможности любви к двоим мужчинам. Она теоретизировала, но ни на что не могла решиться. Ей нравились оба. Зоя ушла из "коммуны" и снимала квартиру, где Шура тайно встречалась с Саткевичем. Наконец, она покинула супружескую квартиру, сняла комнаты для себя, сына и няни, но вовсе не для того, чтобы расторгнуть брак с Коллонтаем и вступить в новый. Она не хотела семейного уюта, дом ей нужен был, чтобы делать дело - читать и писать. Саткевич был в ее квартире желанным, но редким гостем.
13 августа 1898 года Шура Коллонтай отправилась за границу, оставив сына на попечение родителей. Ей было двадцать шесть.
Коллонтай выбрала Швейцарию, чтобы получить образование. Но она заболела нервным расстройством, уехала в Италию,"где писала статьи для газет и журналов, которые никто не печатал. Нервное расстройство усилилось, врачи посоветовали вернуться домой. Тогда она в последний раз попыталась жить нормальной женской жизнью в семье. Муж заболел, она ухаживала за больным. Но роль заботливой жены ей наскучила, а возобновившиеся свидания с Саткевичем ставили перед ней неразрешимые проблемы. Коллонтай уехала в Швейцарию.
Она записалась в семинар профессора Геркнера, много читала, ее статьи появились в солидных журналах. Она писала о Финляндии - о проектируемых реформах, об экономике, о рабочем движении, и стала авторитетным экспертом по этой стране. Шура быстро приобретала новые связи: подружилась с Розой Люксембург, с Плехановым и его женой. Изредка она приезжала в Петербург, встречалась с другом, но не с мужем. Мать умерла, сын жил с дедом. Саткевич мечтал жениться на Шурочке, потому что гражданский брак для полковника был неприемлем. Но она была категорически против. Она уже приспособилась к другой жизни. Она познакомилась с Каутским и Лафаргами, стала знатоком русского рабочего движения и специалистом по Финляндии.
Когда умер отец, возникло множество бытовых проблем. Ей в наследство перешло имение, которое приносило большие доходы, позволявшие безбедно жить в Европе. Ей нужны были деньги, но заниматься их добыванием, обременять себя финансовыми отчетами не хотелось. Она поручила все дела по имению Саткевичу. К тому времени к их отношениям привыкло даже строгое начальство полковника, и Шура и Александр уже ни от кого не таились. Дом отца продали, Коллонтай сняла хорошую квартиру, верная подруга Зоя жила с ней в качестве домработницы. Она готовила, стирала, гладила и шила, а кроме того, писала для газет очерки, фельетоны, рецензии. Шура Коллонтай предпочитала только творчество: она была уже автором трех книг по социальным проблемам, много писала о женском движении, о пролетарской нравственности, которая придет на смену буржуазной.
В 1905 году А. Коллонтай обнаружила в себе еще один талант - талант оратора. Включившись в агитационную работу нелегалов, она с пафосом выступала на рабочих собраниях. На одном из них она познакомилась с соредактором первой легальной газеты социал-демократов в России Петром Масловым, которого отчаянно критиковал Ленин. Пухленький, рано начавший лысеть русский экономист произвел на Шуру неизгладимое впечатление. Она говорила только о нем, и Петр Маслов - степенный, расчетливый - бросился в омут любви, хотя и состоял в законном браке.
Маслов получил возможность прочитать цикл лекций в Германии. Коллонтай приехала на учредительный съезд социал-демократов в Мангейм, где круг ее знакомых в высшей элите европейской социал-демократии значительно расширился. Но, главное, в Берлине, где она остановилась на несколько дней, ее ждал Маслов. А в Петербурге Петр смертельно боялся огласки, тайные свидания радости не приносили. Но популярного экономиста снова пригласили в Германию, а Коллонтай - на конгресс Интернационала. Личное сочеталось с общественным.
Тем временем бурная революционная деятельность Коллонтай не осталась без внимания властей. Ее арестовали, но выпустили под залог. Пока она укрывалась у писательницы Щепкиной-Куперник, друзья приготовили ей заграничный паспорт, и она сбежала. Ее разлука с Петербургом на этот раз растянулась на восемь лет. Вскоре за ней последовал Петр Маслов, правда, ему пришлось взять с собой семью. Тайная любовь продолжилась в Берлине. Но Шура, как и большинство русских эмигрантов, не могла усидеть на одном месте. Для Коллонтай домом была она сама, крыша над головой и стол для работы. Но, главное, она великолепно знала несколько европейских языков и легко адаптировалась в любой стране.
Роман с Петром Масловым начал тяготить Шуру Коллонтай, поскольку превратился в тривиальный адюльтер, а о браке с ним она и слышать не хотела. Она уехала в Париж, сняла комнату в скромном семейном пансионе. Но Петр бросился за Шурой, прихватив, как всегда, свое семейство. Он приходил к ней каждый день, но ровно в половине десятого торопился домой. Ее это угнетало.
На траурном митинге у могилы Лафаргов Коллонтай заметила на себе пристальный взгляд молодого мужчины - прямой, открытый, властный взгляд. После похорон он подошел, похвалил ее речь, поцеловал ручку. "Он мне мил, этот веселый, открытый, прямой и волевой парень", - писала она немного позже. Тогда они долго бродили по городу, зашли в бистро. Она спросила, как его зовут. Александр Шляпников, революционер-пролетарий. Ночью он привез ее в пригород, в скромный дом для малоимущих, где снимал убогую комнату. Ему было двадцать шесть, ей - тридцать девять. Утром последовали объяснение и разрыв с Петром Масловым. Решили с Санькой уехать в Берлин, но она еще задержалась в Париже: прибыл муж, Владимир Коллонтай. Не читая, Шура подписала заготовленные его адвокатом документы о разводе, где всю вину брала на себя. Теперь ее бывший муж мог спокойно жениться на любимой женщине, с которой давно жил и которая любила их с Шурой сына Мишу.
Коллонтай писала Зое, что безмерно счастлива с новым другом. Только с ним она по-настоящему почувствовала себя женщиной. Теперь, живя с пролетарием, она считала, что стала лучше понимать жизнь и проблемы рабочих. Шляпников выполнял ответственные поручения Ленина, поэтому не часто бывал дома. Когда же им удавалось подольше жить вместе, Шура замечала, что друг начинает ее раздражать. Мужчина, который при всей непритязательности все-таки требовал минимального ухода и внимания, был обузой. Он мешал ей работать, писать статьи и тезисы лекций. Имение давало все меньше денег.
Мировая война застала Коллонтай с ее сыном, Мишей, в Германии. Они вместе отдыхали в это лето в курортном городке Коль-груб. Их арестовали, но через два дня ее выпустили, так как она была врагом того режима, с которым Германия вступила в войну. С трудом удалось вызволить Мишу, и они выехали из страны. Шура отправила сына в Россию, а сама уехала в Швецию, где был в то время Шляпников. Но из Швеции ее выслали за революционную агитацию без права возвращения когда-либо. Выгнали навсегда. Она остановилась в Норвегии. Наезжавший иногда Шляпников тяготил ее, кроме того, Саткевич сообщил о своей женитьбе. Ее это расстроило. Сказывались и долгая разлука с Россией, и бездеятельность. У нее началась депрессия, она писала о своем одиночестве и ненужности. И в этот момент ее пригласили с лекциями в США, к тому же сам Ленин поручил ей перевести его книгу и попытаться издать в Штатах. Коллонтай выполнила его задание, да и лекции имели бешеный успех. Она объехала 123 города, и в каждом прочитала по лекции, а то и по две. "Коллонтай покорила Америку!" - писала газета.
Она устроила Мишу, через своих знакомых, на военные заводы США, что освободило его от призыва в действующую армию. Мать решила поехать вместе с сыном. Шляпников хотел присоединиться - она не позволила ему. Это был разрыв.
Коллонтай находилась в Норвегии, когда в России царь отрекся от престола. Ленин сам написал Шуре, чтобы она спешно возвращалась на Родину, а потом дал ей через своих людей деликатное поручение. На вокзале в Петербурге ее встретил Шляпников, сразу взял один из чемоданов. Предполагалось, что в нем были деньги, которые Ленину выделило Германское правительство на революцию в РОССИИ. Вскоре приехал и сам Ленин в пресловутом запломбированном вагоне в окружении ближайших соратников. Коллонтай уже была избрана в исполком Петроградского Совета, поэтому, узнав о болезни бывшего мужа, она едва нашла время его навестить, но прийти на его похороны она не смогла: была целиком поглощена революционной работой. Газеты следили за каждым ее шагом, называя ее Валькирией Революции. Про ее вдохновенные речи на митингах складывались легенды. Толпа всюду встречала ее восторженными криками. Ее ошеломительный ораторский успех побудил Ленина доверить ей самое трудное: воздействовать на матросов, которые совершенно не поддавались большевистской агитации. Коллонтай отправилась на военные корабли. Ее встретил председатель Центробалта матрос Павел Дыбенко, богатырь и бородач с ясными молодыми глазами. Он на руках перенес Шуру с трапа на катер. С этого дня он сопровождал ее во всех поездках, но роман развивался довольно медленно. Вряд ли ее смущала разница в возрасте - он был на семнадцать лет моложе. Все говорили, что в двадцать пять она выглядела на десять лет старше, а когда ей стало за сорок, она казалась двадцатипятилетней. Дыбенко был выходцем из неграмотной крестьянской семьи, он отличался лихостью, буйным темпераментом и импульсивностью. Она решила, что встретила человека, предназначенного ей судьбой.
Молва о пылкой любви Валькирии Революции со знаменитым вождем балтийских матросов дошла едва ли не до каждого российского гражданина. "Это человек, в котором преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия, - писала Коллонтай про Дыбенко. - В нем, в его страстно нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха". Однако она писала о нем и другое: "Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть... У них кружится голова". Она поехала к нему на фронт. Дыбенко переводили из одной части в другую - Шура следовала за ним. Но быть "при ком-то" она не хотела, это ранило ее самолюбие. Дыбенко получил приказ разгромить Колчака, Коллонтай вернулась к своей работе в женотделе ЦК и женской секции Коминтерна заместителем Арманд.
В то время Коллонтай уже очень многое поняла в революции. В дневнике она писала, что рабочие жестоко разочарованы, но в статьях призывала работниц к новым усилиям на пути строительства новой жизни. И несмотря на все намерения порвать с Павлом, она продолжала с ним встречаться. Но ее мучила ревность. Ей скоро пятьдесят, и она чувствовала молодую соперницу рядом с ним. Однажды она ждала его до поздней ночи, а когда он пришел, упрекнула его. Павел пытался застрелиться, ранил себя. Оказывается, та девушка поставила ультиматум: "Или я, или она". Коллонтай выходила друга и простилась с ним навсегда.
Коллонтай давно не нравилось то, что творилось в большевистской партии. Она чувствовала, что внутрипартийная борьба добром не кончится, и решила спрятаться. Ее люто ненавидел Зиновьев. По его просьбе Сталин отправил Шуру в Норвегию, по сути, в почетную ссылку.
В Норвегии ее другом, помощником и советником стал Марсель Боди, французский коммунист, секретарь советской миссии. Очевидно, он и был последней любовью Александры Коллонтай. В нем был европейский лоск и почтительность, и он был на двадцать один год младше Шуры.
Через некоторое время она стала главой советской дипломатической миссии в Норвегии, а потом первой в мире женщиной-послом в Швеции. В Швецию ей писали и Дыбенко, и Шляпников. Иногда она ездила на тайные, тщательно законспирированные встречи с Боди. В России свирепствовал террор. Письма друзей были полны уныния.
В один из приездов в Москву ее вызвал Ежов - спрашивал о Боди. Она оборвала с французом всякую связь. Потом Коллонтай узнала об аресте Шляпникова и даже не пыталась помочь, понимала - бесполезно. Его расстреляли в 1937 году. Потом арестовали Саткевича. Семидесятилетнего профессора казнили по постановлению, подписанному Ежовым. Дыбенко арестовали как "участника военно-фашистского заговора" и расстреляли в июле 1938 года. "Жить - жутко", - писала Коллонтай. Готовилось дело об "изменниках-дипломатах", в списке была и ее фамилия. Но громкого процесса не последовало, дипломатов "убирали" тихо. Коллонтай почему-то уцелела.
В марте 1945 года Молотов сообщил телеграммой в Швецию, что за послом прилетит специальный самолет. Во Внуково Шуру встретил внук Владимир. Петр Маслов умер своей смертью в 1946 году. Коллонтай умерла, не дожив пяти дней до восьмидесятилетия. Ее похоронили рядом с Чичериным и Литвиновым.
- 29 октября (11 ноября) 1917 — 23 февраля 1918 Народный комиссар государственного призрения РСФСР
- 17 сентября 1926 — 25 октября 1927 Полномочный представитель СССР в Мексиканских Соединенных Штатах
- 18 августа 1924 - 4 марта 1926, 25 октября 1927 - 20 июля 1930 Полномочный представитель СССР в Королевстве Норвегия
- 1930 — 1944 Полномочный представитель СССР в Королевстве Швеция
- 1944 — 1945 Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Королевстве Швеция
- Отец - генерал от инфантерии Михаил Алексеевич Домонтович (1830-1902).
Блестящий офицер, образованнейший человек, беззаветно преданный отечеству служака. По национальности он был украинец, а мать Александра Масалина-Мравинская родилась в Финляндии в семье простого крестьянина. Её отец разбогател, продавая древесину. 
Брак дворянина Домонтовича и Александры Мравинской — событие из ряда вон выходящее. Дело усугубляло ещё то, что она уже была замужем. У неё было трое детей, развод получила с огромным трудом. Сводной сестрой А.К. от первого брака матери была Евгения Мравинская (1864-1914) — знаменитая оперная певица (в замужестве Корибут-Дашкевич). Сама же Шура к вокалу никаких способностей не имела. Но всё же она обладала определённой музыкальностью, так как иностранные языки давались девушке очень легко. Саша в совершенстве освоила французский, английский, практически с младенческих лет знала финский, свободно изъяснялась по-немецки. В 1890 году Александра познакомилась с Владимиром Людвиговичем Коллонтай (1867-1917). Это был офицер, только-только получивший звание поручика. Он являлся слушателем Николаевской инженерной академии. Шура Домонтович приходилась ему троюродной сестрой по материнской линии. В 1893 году родители Александры дали согласие на брак. Немаловажную роль в этом сыграло очередное звание штабс-капитан, которое Владимир получил в 1892 году, всего через два года после присвоения ему звания поручика.
Шура Коллонтай с мужем Владимиром
Александра Коллонтай с сыном Мишей, 1904 год
В 1894 году у Александры Коллонтай родился мальчик. Назвали его Михаилом. Но семейная идиллия продолжалась всего пять лет. Пока муж успешно делал военную карьеру (в 1895 году получил чин капитана), его жена с головой отдалась модным в те годы революционным течениям. =«Я хотела быть свободной, — признавалась она. — Маленькие хозяйственные и домашние заботы заполоняли весь день, и я не могла больше писать повести и романы… Как только маленький сын засыпал, я шла в соседнюю комнату, чтобы снова взяться за книгу Ленина»= Решающую роль в выборе дальнейшего жизненного пути для А.К. сыграло знакомство с Еленой Дмитриевной Стасовой (1873-1966).
Елена Стасова (подруга Крупской).
Она была тесно связана с Надеждой Крупской (1869-1939), Владимиром Ульяновым (1870-1924), Юлием Мартовым (1873-1923) и другими. Все они были примерно ровесниками, отличались непомерными амбициями, жестокостью, беспринципностью и представляли собой новую поросль революционеров, ставивших своей первоочередной задачей свержение существующего строя. Международный социалистический конгресс, 1910 год. Ближе всех сидит Роза Люксембург, за ней Клара
Цеткин. Самая дальняя Коллонтай
Кстати, всю свою жизнь от девичества и до смерти Александра Михайловна вела различные дневники. В одни она записывала свои мысли, в другие хронологию событий, в третьи заносила характеристики на товарищей по партии и на политических оппонентов. Так что весь её судьбоносный путь как на ладони. Александра Коллонтай была свободной женщиной, хотя и неразведённой. Имели место, как длительные романы, так и эпизодические отношения (её любимая фраза в те годы: «Иду на разрыв»). Самая длинная любовная связь продолжалась с Александром Гавриловичем Шляпниковым (1885-1937). Это революционер, ближайший соратник Ленина. Он был моложе Александры на 13 лет.
Коллонтай (стоит справа) уезжает на работу в Норвегию
Она вообще предпочитала мужчин младше себя по возрасту. Сама же выглядела гораздо моложе своих лет. Следила тщательно за внешностью и очень любила модно одеваться. Первым советским гражданским браком, сознательно и публично заключённым вне церкви, считается гражданский брак между бывшей дворянкой, политиком, активисткой женского движения Александрой Коллонтай и красноармейцем Павлом Дыбенко (16 (28) февраля 1889 - 29 июля 1938) из крестьянской семьи.
Семья Дыбенко и Ал. Коллонтай, ф-ф:Людков
Коллонтай и Дыбенко
В дальнейшем советским правительством была сформирована система ЗАГСов, но этот брак считается прототипом всех гражданских браков, регистрируемых в России государством. Брак продолжался с середины марта 1918 года по 1923 год. В 1918 году, в трудное время формирования Красной Армии, нарком Павел Дыбенко не смог отстоять Нарву от февральского наступления кайзеровской Германии «без напора со стороны немцев». Отступив до Гатчины, его отряд был разоружён 6 марта. Ленин в своей передовице в «Правде» 25 февраля 1918 года по поводу сдачи Нарвы отмечал: «Эта неделя является для партии и всего советского народа горьким, обидным, тяжелым, но необходимым, полезным, благодетельным уроком». Лев Троцкий требовал проведение показательного процесса над Дыбенко, казни за дезертирство и преступное легкомыслие, граничившие с предательством. Когда Коллонтай обратилась с ходатайством к Ленину, тот спросил: «А вы кто такая будете подследственному?» Чтобы спасти жизнь своего 29-летнего возлюбленного, 46-летняя Александра Коллонтай признала Павла Дыбенко своим мужем. Александра Коллонтай ещё до Революции придерживалась идей свободной любви, но на себе эту идею воплотить отказалась! Между супругами начали возникать конфликты на почве алкоголизма Дыбенко и ревности. Александра настаивает на немедленном разводе. Павел Дыбенко совершает попытку самоубийства. Это происходит на роскошной даче командующего, в предместье Одессы «Большой фонтан». Целую ночь Дыбенко гулял, а под утро заявился под хмельком, оправдываясь, что задержался у друзей по дивизии. Коллонтай бросила ему в лицо (читаем ее дневник): «Не лги. Мне все равно, где ты был. Между нами все кончено. В среду я еду в Москву. Совсем. Ты можешь делать что хочешь - мне все равно. Павел быстро, по-военному, повернулся и поспешил к дому. У меня мелькнуло опасение: зачем он так спешит? Но я медлила. Зачем, зачем я тогда не бросилась за ним? Поднимаясь по лестнице террасы, я услышала выстрел... Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови. Павел был еще жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла мимо сердца... Только позднее я узнала, что в тот вечер „красивая девушка“ поставила ему ультиматум: либо я, либо она.» Коллонтай выходила самоубийцу, отчиталась перед парткомом за «непартийный» поступок Павла, взяв всю вину на себя... А когда Павел поправился, уехала в Москву. И еще написала в своём дневнике: «Немедленно выпрямись, Коллонтай. Не позволяй ему топтать своё достоинство. Ты не жена, ты — гордый человек». Дыбенко писал Александре покаянные письма, объяснялся в любви, но та на них не отвечала. В 1923 году, когда Шура уже работала в Норвегии, бывший муж неожиданно приехал к ней. Это была его отчаянная попытка восстановить семью. Но Коллонтай на возобновление отношений не пошла. В 1923 году 34-летний Дыбенко женится на юной Валентине Стафилевской, сопернице 51-летней Александры Коллонтай. Попав на дипломатическую работу, Александра Михайловна поразительно преобразилась. Она «потушила» свой пламенный революционный взор, навсегда забыла кожаную комиссарскую тужурку и перестала пить водку стаканами. В её манерах появились изысканность и аристократизм.
Александра Коллонтай в Норвегии, 1923 год
Внешний образ удачно дополнил тщательно подобранный гардероб. Знание многих языков также было большим плюсом. А в сочетании с незаурядным умом всё это делало Коллонтай респектабельной дамой и прекрасным собеседником. В 1923 году Александре Михайловне пошёл 52 год. Возраст, скажем так, далеко не старческий. На бурном жизненном пути профессиональной революционерки появляется ещё один мужчина. Это француз, комминтерновец Марсель Яковлевич Боди (1894-1984). Он принял советское гражданство и работает в представительстве СССР в Норвегии. По профессии переводчик и журналист.
Александра Коллонтай и Марсель Боди, 1927 год
Марсель моложе Коллонтай на 20 с лишним лет, женат. Их любовная связь длится почти пять лет. Но Марсель разочаровывается в партии большевиков, отказывается от советского гражданства и в 1927 году уезжает во Францию. Но у Александры остаётся сын Миша и внук Володя. Мать устраивает сына в советское представительство в Берлине на хорошую работу. Он закупает техническое оборудование для бурно развивающейся промышленности рабоче-крестьянского государства. Вплоть до 1945 года Александра Коллонтай является послом Советского Союза в Швеции. В год великих побед у неё случается инсульт. Отказывают левая рука и нога. О дипломатической работе больше не может быть и речи. Александра Михайловна возвращается в Москву. Ей дают просторную квартиру на Малой Калужской улице.
Москва, 1948 год
В своём дневнике незадолго до смерти она написала: «Я любила жизнь и очень хотела быть счастливой».
Шура Коллонтай в девичестве
Похоронили её на Новодевичьем кладбище.
Этой женщиной восхищались почти полвека. Блистательный оратор, пламенная революционерка, талантливый дипломат - такой видели Александру Коллонтай на протяжении ее долгой жизни. Но мало кто знал ее с другой стороны - Александра Михайловна, поистине, была роковой женщиной.
Есть такие женщины, которым Бог не дал таланта быть хранительницей семейного очага. Хотя, казалось бы, всем остальным природа их наградила: и красотой, и грацией, и обаянием, и умением любить, и умом... Но желанием создать семейный уют Шурочка Коллонтай была обделена так же, как бывает иногда человек начисто лишен слуха или голоса. Тогда гороскопами не увлекались, большинство просто не подозревало об их существовании. Если бы Александра родилась в наше время, в своей автобиографии она бы написала проще: я - Овен! И этим было бы все сказано...
Александра Коллонтай родилась в 31 марта 1873 года в Петербурге в богатой и уважаемой генеральской семье, своими корнями уходящей к средневековому князю Довмонту Псковскому. В своей автобиографической книге Коллонтай написала так: "Маленькая девочка, две косички, голубые глаза. Ей пять лет. Девочка как девочка, но если внимательно вглядеться в ее лицо, то замечаешь настойчивость и волю. Девочку зовут Шура Домонтович. Это - я".
Ибо у генеральской дочки было все, что полагалось детям привилегированного сословия: своя комната, няня-англичанка, приходящие учителя. И будущее у нее было вполне определенное: блестящая партия, дети, балы и поездки в усадьбу или за границу. Михаил Домонтович души не чаял в дочери. Женился он только в 40 лет, взяв в жены женщину с тремя детьми, так что Александра стала его первым родным ребенком. Он дал ей блестящее образование. Доказательством служит тот факт, что экзамены на аттестат зрелости Александра, которая находилась на домашнем обучении, сдала лучше всех гимназистов.
В числе страстных увлечений Шуры были танцы, с Ваней Драгомировым они составляли прекрасную пару. Юношеская любовь закончилась трагически. Когда Ваня предложил Александре завязать более серьезные отношения, она только рассмеялась. Этот беззаботный смех привел к самоубийству молодого человека.
Трудно сказать, почему пример собственной счастливой семьи не вдохновил нашу героиню, но сама она с юности мало ценила домашний уют, тёплую заботу и добрый мир близких людей. В семнадцать лет Александра отказала молодому генералу, императорскому адъютанту Тутолмину. "Мне безразличны его блестящие перспективы. Я выйду замуж за человека, которого полюблю". Ни тогда, ни впоследствии слова Александры не расходились с делом.
Отправляясь по делам в Тифлис, отец взял Шуру с собой. Здесь она проводила время с троюродным братом - черноволосым красавчиком и весельчаком, молодым офицером Владимиром Коллонтаем. Говорили они о политике и о социальной несправедливости, читали Герцена. Владимир покорил сердце и ум юной красавицы. Шура вернулась в столицу, но Коллонтай приехал следом и поступил в Военно-инженерную академию. Родители мечтали о другой партии для дочери и не разрешили видеться влюбленным, что, естественно, только разогрело страсть. Чтобы охладить дочь, отец отправил ее развеяться в Париж и Берлин под присмотром ее сводной сестры. Но переписка между влюбленными не прекращалась, а в Европе Шура узнала про профсоюзы, Клару Цеткин, "Коммунистический манифест", - про все то, что в России было запретным. И именно сладость запретного плода заставила ее заявить: выхожу замуж за Коллонтая!
В.Коллонтай
Спустя год после свадьбы Александра Коллонтай родила сына, назвав его в честь деда Михаилом. Родители немного успокоились: дочь пристроена, правда, не так, как хотелось, но человек вроде бы попался порядочный, да еще боготворил свою жену. Обычная женщина довольствовалась бы этим простым семейным счастьем - только не Александра. Через 5 лет она развелась с мужем...
Они были счастливой и красивой парой. Муж был мягок и добр, старался во всем ей угождать, он был горазд на выдумки и забавы. Упрекнуть его было не в чем, но она хотела чего-то другого. Чего? Она сама не знала. Шура начала работать в публичной библиотеке, где собирались столичные вольнодумцы. Ее сыну, Мише, не исполнилось еще и полугода, а его мать, нахватавшись первых сведений о том, что не все в этом мире гармонично и справедливо, уже была одержима жаждой участвовать в избавлении человечества от вселенского зла. Но пока она ставила перед собой цели попроще. Например, выдать замуж ближайшую подругу Зою Шадурскую за друга мужа офицера Александра Саткевича. Ради этого она даже придумала жить "коммуной", пригласив и Зою, и Саткевича в свой дом. Надо сказать, что в средствах молодая семья не была стеснена - отец выделил замужней дочери значительное содержание. Вечерами собирались вчетвером, читали вслух социальную публицистику, отобранную Шурой. Зоя слушала страстно, Саткевич внимательно, муж, зевая. Заходили новые друзья хозяйки дома - учителя, журналисты, артисты - и до хрипоты спорили о политике.
Семья Коллонтай
Саткевич не пленился Зоей, но зато хозяйка дома полностью и безраздельно завладела его чувствами. Образовался мучительный любовный треугольник. С этого времени Шуру Коллонтай начали безраздельно волновать проблемы свободы любви, семейного счастья, долга, возможности любви к двоим мужчинам. Она теоретизировала, но ни на что не могла решиться. Ей нравились оба. Зоя ушла из "коммуны" и снимала квартиру, где Шура тайно встречалась с Саткевичем. Наконец, она покинула супружескую квартиру, сняла комнаты для себя, сына и няни, но вовсе не для того, чтобы расторгнуть брак с Коллонтаем и вступить в новый. Она не хотела семейного уюта, дом ей нужен был, чтобы делать дело - читать и писать. Саткевич был в ее квартире желанным, но редким гостем.
"Мое недовольство браком началось очень рано. Я бунтовала против "тирана", так называла моего мужа". Еще одно любопытное признание, сделанное годы спустя: "...Любила своего красивого мужа и говорила всем, что я страшно счастлива. Но мне все казалось, что это "счастье" меня как-то связало. Я хотела быть свободной. Маленькие хозяйственные и домашние заботы заполняли весь день, и я не могла больше писать повести и романы, как делала это, когда жила у родителей. Но хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо ухаживать няня Анна Петровна. Но Аннушка требовала, чтобы я сама занималась домом. Как только маленький сын засыпал, я целовала его мокрый от пота лобик, плотнее закутывала в одеяльце и шла в соседнюю комнату, чтобы снова взяться за книгу Ленина".
Постепенно Коллонтай приходит к выводу, что любовь к сыну - простой эгоизм, а любовь к мужу - ненужная роскошь. И решается на развод. Она не колеблясь сообщает об этом мужу. "Мы разошлись не потому, что разлюбили друг друга, - писала Александра. - Меня увлекала волна нараставших в России революционных событий".
13 августа 1898 года Шура Коллонтай отправилась за границу, оставив сына на попечение родителей. Ей было двадцать шесть.
Коллонтай выбрала Швейцарию, чтобы получить образование. Но она заболела нервным расстройством, уехала в Италию,"где писала статьи для газет и журналов, которые никто не печатал. Нервное расстройство усилилось, врачи посоветовали вернуться домой. Тогда она в последний раз попыталась жить нормальной женской жизнью в семье. Муж заболел, она ухаживала за больным. Но роль заботливой жены ей наскучила, а возобновившиеся свидания с Саткевичем ставили перед ней неразрешимые проблемы. Коллонтай снова уехала в Швейцарию.
Она записалась в семинар профессора Геркнера, много читала, ее статьи появились в солидных журналах. Она писала о Финляндии - о проектируемых реформах, об экономике, о рабочем движении, и стала авторитетным экспертом по этой стране. Шура быстро приобретала новые связи: подружилась с Розой Люксембург, с Плехановым и его женой. Изредка она приезжала в Петербург, встречалась с другом, но не с мужем. Мать умерла, сын жил с дедом. Саткевич мечтал жениться на Шурочке, потому что гражданский брак для полковника был неприемлем. Но она была категорически против. Она уже приспособилась к другой жизни. Она познакомилась с Каутским и Лафаргами, стала знатоком русского рабочего движения и специалистом по Финляндии.
Когда умер отец, возникло множество бытовых проблем. Ей в наследство перешло имение, которое приносило большие доходы, позволявшие безбедно жить в Европе. Ей нужны были деньги, но заниматься их добыванием, обременять себя финансовыми отчетами не хотелось. Она поручила все дела по имению Саткевичу. К тому времени к их отношениям привыкло даже строгое начальство полковника, и Шура и Александр уже ни от кого не таились. Дом отца продали, Коллонтай сняла хорошую квартиру, верная подруга Зоя жила с ней в качестве домработницы. Она готовила, стирала, гладила и шила, а кроме того, писала для газет очерки, фельетоны, рецензии. Шура Коллонтай предпочитала только творчество: она была уже автором трех книг по социальным проблемам, много писала о женском движении, о пролетарской нравственности, которая придет на смену буржуазной.
В 1905 году А. Коллонтай обнаружила в себе еще один талант - талант оратора. Включившись в агитационную работу нелегалов, она с пафосом выступала на рабочих собраниях. На одном из них она познакомилась с соредактором первой легальной газеты социал-демократов в России Петром Масловым, которого отчаянно критиковал Ленин. Пухленький, рано начавший лысеть русский экономист произвел на Шуру неизгладимое впечатление. Она говорила только о нем, и Петр Маслов - степенный, расчетливый - бросился в омут любви, хотя и состоял в законном браке.
Маслов получил возможность прочитать цикл лекций в Германии. Коллонтай приехала на учредительный съезд социал-демократов в Мангейм, где круг ее знакомых в высшей элите европейской социал-демократии значительно расширился. Но, главное, в Берлине, где она остановилась на несколько дней, ее ждал Маслов. А в Петербурге Петр смертельно боялся огласки, тайные свидания радости не приносили. Но популярного экономиста снова пригласили в Германию, а Коллонтай - на конгресс Интернационала. Личное сочеталось с общественным.
Тем временем бурная революционная деятельность Коллонтай не осталась без внимания властей. Ее арестовали, но выпустили под залог. Пока она укрывалась у писательницы Щепкиной-Куперник, друзья приготовили ей заграничный паспорт, и она сбежала. Ее разлука с Петербургом на этот раз растянулась на восемь лет. Вскоре за ней последовал Петр Маслов, правда, ему пришлось взять с собой семью. Тайная любовь продолжилась в Берлине. Но Шура, как и большинство русских эмигрантов, не могла усидеть на одном месте. Для Коллонтай домом была она сама, крыша над головой и стол для работы. Но, главное, она великолепно знала несколько европейских языков и легко адаптировалась в любой стране.
Роман с Петром Масловым начал тяготить Шуру Коллонтай, поскольку превратился в тривиальный адюльтер, а о браке с ним она и слышать не хотела. Она уехала в Париж, сняла комнату в скромном семейном пансионе. Но Петр бросился за Шурой, прихватив, как всегда, свое семейство. Он приходил к ней каждый день, но ровно в половине десятого торопился домой. Ее это угнетало.
На траурном митинге у могилы Лафаргов Коллонтай заметила на себе пристальный взгляд молодого мужчины - прямой, открытый, властный взгляд. После похорон он подошел, похвалил ее речь, поцеловал ручку. "Он мне мил, этот веселый, открытый, прямой и волевой парень", - писала она немного позже. Тогда они долго бродили по городу, зашли в бистро. Она спросила, как его зовут. Александр Шляпников, революционер-пролетарий. Ночью он привез ее в пригород, в скромный дом для малоимущих, где снимал убогую комнату. Ему было двадцать шесть, ей - тридцать девять. Утром последовали объяснение и разрыв с Петром Масловым. Решили с Санькой уехать в Берлин, но она еще задержалась в Париже: прибыл муж, Владимир Коллонтай. Не читая, Шура подписала заготовленные его адвокатом документы о разводе, где всю вину брала на себя. Теперь ее бывший муж мог спокойно жениться на любимой женщине, с которой давно жил и которая любила их с Шурой сына Мишу.
Коллонтай писала Зое, что безмерно счастлива с новым другом. Только с ним она по-настоящему почувствовала себя женщиной. Теперь, живя с пролетарием, она считала, что стала лучше понимать жизнь и проблемы рабочих. Шляпников выполнял ответственные поручения Ленина, поэтому не часто бывал дома. Когда же им удавалось подольше жить вместе, Шура замечала, что друг начинает ее раздражать. Мужчина, который при всей непритязательности все-таки требовал минимального ухода и внимания, был обузой. Он мешал ей работать, писать статьи и тезисы лекций. Имение давало все меньше денег.
Мировая война застала Коллонтай с ее сыном, Мишей, в Германии. Они вместе отдыхали в это лето в курортном городке Коль-груб. Их арестовали, но через два дня ее выпустили, так как она была врагом того режима, с которым Германия вступила в войну. С трудом удалось вызволить Мишу, и они выехали из страны. Шура отправила сына в Россию, а сама уехала в Швецию, где был в то время Шляпников. Но из Швеции ее выслали за революционную агитацию без права возвращения когда-либо. Выгнали навсегда. Она остановилась в Норвегии. Наезжавший иногда Шляпников тяготил ее, кроме того, Саткевич сообщил о своей женитьбе. Ее это расстроило. Сказывались и долгая разлука с Россией, и бездеятельность. У нее началась депрессия, она писала о своем одиночестве и ненужности. И в этот момент ее пригласили с лекциями в США, к тому же сам Ленин поручил ей перевести его книгу и попытаться издать в Штатах. Коллонтай выполнила его задание, да и лекции имели бешеный успех. Она объехала 123 города, и в каждом прочитала по лекции, а то и по две. "Коллонтай покорила Америку!" - писала газета.
Она устроила Мишу, через своих знакомых, на военные заводы США, что освободило его от призыва в действующую армию. Мать решила поехать вместе с сыном. Шляпников хотел присоединиться - она не позволила ему. Это был разрыв.
Коллонтай находилась в Норвегии, когда в России царь отрекся от престола. Ленин сам написал Шуре, чтобы она спешно возвращалась на Родину, а потом дал ей через своих людей деликатное поручение. На вокзале в Петербурге ее встретил Шляпников, сразу взял один из чемоданов. Предполагалось, что в нем были деньги, которые Ленину выделило Германское правительство на революцию в России. Вскоре приехал и сам Ленин в пресловутом запломбированном вагоне в окружении ближайших соратников. Коллонтай уже была избрана в исполком Петроградского Совета, поэтому, узнав о болезни бывшего мужа, она едва нашла время его навестить, но прийти на его похороны она не смогла: была целиком поглощена революционной работой. Газеты следили за каждым ее шагом, называя ее Валькирией Революции. Про ее вдохновенные речи на митингах складывались легенды. Толпа всюду встречала ее восторженными криками. Ее ошеломительный ораторский успех побудил Ленина доверить ей самое трудное: воздействовать на матросов, которые совершенно не поддавались большевистской агитации.
Коллонтай отправилась на военные корабли. Ее встретил председатель Центробалта матрос Павел Дыбенко, богатырь и бородач с ясными молодыми глазами. Он на руках перенес Шуру с трапа на катер. С этого дня он сопровождал ее во всех поездках, но роман развивался довольно медленно. Вряд ли ее смущала разница в возрасте - он был на семнадцать лет моложе. Все говорили, что в двадцать пять она выглядела на десять лет старше, а когда ей стало за сорок, она казалась двадцатипятилетней. Дыбенко был выходцем из неграмотной крестьянской семьи, он отличался лихостью, буйным темпераментом и импульсивностью. Она решила, что встретила человека, предназначенного ей судьбой.
Это была странная пара: аристократка Коллонтай, элегантная светская дама, и высокий плечистый крестьянский сын с грубыми чертами лица и соответствующими манерами. Противоположности сходятся? Возможно, ей недоставало "чернозема", а ему страстно хотелось узнать, как же любят эти белотелые петербургские "чистюли". Но существовала еще одна причина взаимного притяжения: оба были партийными функционерами. Он - председатель Центробалта, она - народный комиссар. Молва о пылкой любви Валькирии Революции со знаменитым вождем балтийских матросов дошла едва ли не до каждого российского гражданина. "Это человек, в котором преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия, - писала Коллонтай про Дыбенко. - В нем, в его страстно нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха". Однако она писала о нем и другое: "Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть... У них кружится голова".
"Я не намеревалась легализовать наши отношения, но аргументы Павла - если мы поженимся, то до последнего вздоха будем вместе - поколебали меня, - писала Коллонтай. - Важен был и моральный престиж народных комиссаров. Гражданский брак положил бы конец всем перешептываниям и улыбкам за нашими спинами..."
Они соединили свои судьбы первым гражданским браком в Советской России. Она поехала к нему на фронт. Дыбенко переводили из одной части в другую - Шура следовала за ним. Но быть "при ком-то" она не хотела, это ранило ее самолюбие. Дыбенко получил приказ разгромить Колчака, Коллонтай вернулась к своей работе в женотделе ЦК и женской секции Коминтерна заместителем Арманд.
В ноябре 1918 года на первом Всероссийском съезде работниц и крестьянок Коллонтай выступает с докладом "Семья и коммунистическое государство". Затем выходят написанные ею брошюры "Новая мораль и рабочий", "Работница за год революции" и другие. На партийном съезде в марте 1919 года она говорит: "Не нужно забывать, что до сих пор, даже в нашей Советской России, женщина трудового класса закрепощена... бытом, закабалена непроизводительным домашним хозяйством, которое лежит на плечах. Все это мешает ей отдаться... активному участию в борьбе за коммунизм и строительной работе. Мы должны создавать ясли, детские садики, строить общественные столовые, прачечные, то есть сделать все для слияния сил пролетариата - мужского и женского, чтобы совместными усилиямии добиться общей великой цели завоевания и построения коммунистического общества".
Коллонтай призывала не только к социальному раскрепощению женщины, но и утверждала ее право на свободный выбор в любви. Об этом она писала в своих беллетристических произведениях - сборнике "Любовь пчел трудовых” и повести "Большая любовь". Наиболее ярко идеи Александры Коллонтай прозвучали в нашумевшей в те годы статье "Дорогу крылатому Эросу!" В 1917 году Коллонтай призывала революционных солдат и матросов не только к радикализму, но и к свободной любви. Шесть лет спустя, уже в мирное время, она бросила клич не сдерживать своих сексуальных устремлений, раскрепостить инстинкты и дать простор любовным наслаждениям.
В 1924 году издательство Коммунистического университета им. Свердлова выпустило брошюру "Революция и молодежь", в которой были сформулированы 12 "половых" заповедей революционного пролетариата. Вот лишь две из них. "Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания". И "не должно быть ревности".
Они еще долго были вместе, но все хорошее когда-то кончается.
В то время Коллонтай уже очень многое поняла в революции. В дневнике она писала, что рабочие жестоко разочарованы, но в статьях призывала работниц к новым усилиям на пути строительства новой жизни. И несмотря на все намерения порвать с Павлом, она продолжала с ним встречаться. Но ее мучила ревность. Ей скоро пятьдесят, и она чувствовала молодую соперницу рядом с ним. Однажды она ждала его до поздней ночи, а когда он пришел, упрекнула его. Павел пытался застрелиться, ранил себя. Оказывается, та девушка поставила ультиматум: "Или я, или она". Коллонтай выходила друга и простилась с ним навсегда.Спустя годы Дыбенко пытался возобновить отношения с Коллонтай, но она уже выкинула его из своего сердца.
Коллонтай давно не нравилось то, что творилось в большевистской партии. Она чувствовала, что внутрипартийная борьба добром не кончится, и решила спрятаться. Ее люто ненавидел Зиновьев. По его просьбе Сталин отправил Шуру в Норвегию, по сути, в почетную ссылку.
Дипломатическая работа Александры Коллонтай началась 4 октября 1922 года, когда она отправилась торговым советником в Норвегию. В мае следующего года она была назначена главой полномочного и торгового представительства СССР в этой скандинавской стране. Манто, шляпки, переговоры, верительные грамоты - новая жизнь мадам Коллонтай увлекала ее. Дело спорилось, у нее явно были дипломатические способности.
В сентябре 1926 года Коллонтай получила назначение в Мексику, но местный климат оказался слишком тяжелым для ее здоровья, и она вернулась в Норвегию. Нигде её талант не раскрывался с такой силой, как на дипломатической работе. Коллонтай в полной мере использовала своё обаяние, умение говорить, желание нравиться окружающим. За первые годы работы Александра Михайловна успешно налаживает экономические связи с норвежскими промышленниками, заключив договор на поставку сельди в Россию, добивается признания Норвегией Советской России. Её девизом становятся слова, которые она потом любила повторять молодым: «Дипломат, не давший своей стране новых друзей, не может называться дипломатом».
В Норвегии ее другом, помощником и советником стал Марсель Боди, французский коммунист, секретарь советской миссии. Очевидно, он и был последней любовью Александры Коллонтай. В нем был европейский лоск и почтительность, и он был на двадцать один год младше Шуры.
А.Коллонтай среди норвежских моряков
Очередной разговор со Сталиным, и в апреле 1930 года Александра Михайловна - полпред в Швеции. Ее встретили очень настороженно, и тем не менее шведы закрыли глаза на собственный указ от 1914 года о высылке госпожи Коллонтай из страны. Посол Советского Союза сумела доказать шведам, что ныне она уже не пламенная революционерка, а вполне респектабельный дипломат.
30 октября 1930 года при вручении верительных грамот Александра Коллонтай обворожила старого шведского короля Густава V, а газетчики, все как один, отметили броский туалет советского посла: русские кружева на бархатном платье. Муза Канивез, жена Федора Раскольникова, вспоминала о встрече с Коллонтай. "В то утро в Стокгольме я увидела ее впервые. Передо мной стояла невысокая, уже немолодая, начинающая полнеть женщина, но какие живые и умные глаза!.." Во время обеда Коллонтай пожаловалась: "Во всем мире пишут о моих туалетах, жемчугах и бриллиантах и почему-то особенно о моих манто из шиншилл. Посмотрите, одно из них сейчас на мне". И мы увидели довольно поношенное котиковое манто, какое можно было принять за шиншиллу только при большом воображении..."
В Швецию ей писали и Дыбенко, и Шляпников. Иногда она ездила на тайные, тщательно законспирированные встречи с Боди. В России свирепствовал террор. Письма друзей были полны уныния.
В один из приездов в Москву ее вызвал Ежов - спрашивал о Боди. Она оборвала с французом всякую связь. Потом Коллонтай узнала об аресте Шляпникова и даже не пыталась помочь, понимала - бесполезно. Его расстреляли в 1937 году. Потом арестовали Саткевича. Семидесятилетнего профессора казнили по постановлению, подписанному Ежовым. Дыбенко арестовали как "участника военно-фашистского заговора" и расстреляли в июле 1938 года. "Жить - жутко", - писала Коллонтай. Готовилось дело об "изменниках-дипломатах", в списке была и ее фамилия. Но громкого процесса не последовало, дипломатов "убирали" тихо. Коллонтай почему-то уцелела...
Когда весной 1945 года ее срочно вызвали в Москву, она была уверена,что пришла ее очередь. Но дело было в другом: зашло в тупик дело
видного шведского аристократа Рауля Валленберга - в его судьбе были заинтересованы виднейшие люди Швеции. Коллонтай, которая была дружна с дядей Рауля, крупнейшим шведским банкиром Маркусом Валленбергом, старалась, как могла, выяснить его участь. А Рауля пытались завербовать в ГПУ, но просчитались. Его пришлось расстрелять. Опасаясь международного скандала, который неминуемо поднялся бы, Сталин решил убрать Коллонтай с поста посла.
В марте 1945 года Молотов сообщил телеграммой в Швецию, что за послом прилетит специальный самолет и 18 марта 1945 года Коллонтай на военном самолете увезли в Москву. Ее, более четверти века представлявшую СССР в Скандинавии, вывезли из страны так быстро, что даже не дали попрощаться с самыми близкими людьми. Ей было 73 года. Во Внуково Шуру встретил внук Владимир.
В Москве ее встретили более чем скромно. Поселили в трехкомнатной квартире с казенной мебелью - своей она так и не обзавелась. Коллонтай жила там вместе с секретарем Эми Лоренсон. Оставшиеся в живых друзья - Петр Маслов, Елена Стасова, Татьяна Щепкина-Куперник, - навещали ее, хотя годы и разрушенное здоровье сделали их визиты затруднительными.
Приезжал из Ленинграда племянник Евгений Мравинский, ставший выдающимся дирижером. С трудом удалось выхлопотать Александре Михайловне пенсию - удивительно, но не нашлось данных о ее партийном стаже. Даже ее имя практически забыли.
Левая рука и нога были у нее парализованы. Но Александра Михайловна продолжала работать и выполняла функции советника в МИДе. В доме на Калужской улице допоздна горел свет. "Мой отдых вечером - книги по истории, монография или исследование античного мира. Факты, факты, я по ним делаю свои выводы о прошлом и будущем человечестве... В мире очень тревожно..."
Некогда активная, неугомонная женщина была прикована к инвалидной коляске. "Но в общем, - записывает она в заветной тетради, - я очень приспособилась". В последние годы она выезжала на улицу лишь изредка на инвалидной коляске. Завидев коляску, милиционер - регулировщик останавливал движение, отдавал честь и, лишь когда она пересекала улицу, разрешал движения транспорта. Накануне смерти-9 марта она получила массу поздравлений с международным женским днем. Она не дожила до своего 80-летия несколько дней. Крылатый Эрос закончил свой полет. Жизнь, полная страсти, оборвалась.
Александра Коллонтай готовилась к своему 80-летию. 9 марта, не дожив нескольких дней до юбилея, она скончалась от инфаркта и похоронена на Новодевичьем кладбище в Москве. Как заметил Илья Эренбург, "ей посчастливилось умереть в своей постели".
Бывают счастливые, самодостаточные люди, жизнь которых прошла в относительной гармонии с самим собой, да и судьба оберегала их как могла. По видимому, Коллонтай принадлежала к числу этих баловней фортуны, иначе чем объяснить её поразительное долгожительство, многолетнюю активную, ничем не стеснённую жизнедеятельность, в то время как рядом погибали друзья, были репрессированы соратники, умирали в забвении коллеги. Только ли её обаянием или умом? А может быть, её способностью выжить?..А,может быть, наивность и чувства, которые она однажды выразила в наброске к так и не написанной повести: «Голова моя гордо поднята, и нет в моих глазах просящего взгляда женщины, которая цепляется за уходящее чувство мужчины. Не в твоих глазах я ищу оценки себя. Мою ценность отражают глаза тех, кому я даю богатство моего творчества, ума, души. Как хороша жизнь! Жизнь в работе, в преодолении, в успехах и даже трудностях. Хорошо просто жить. Я улыбаюсь жизни и не боюсь её… Хочу разработать тему об отрыве любви от биологии, от сексуальности, о перевоспитании чувств, эмоций нового человечества. И расширение самой чудесной эмоции — любви — до общечеловеческого обхвата».
Александра Михайловна Коллонтай - известная революционерка и первая светская женщина СССР. Искренний идеолог "свободной любви". Она не была бесполым государственным деятелем в политике, а женщиной - где-то дома. Ее имя на протяжении нескольких десятков лет произносилось и с насмешкой, и с восхищением. Она делала революцию и была умелым дипломатом наравне с мужчинами. Но всю жизнь прожила, руководствуясь чувствами, а не разумом.
Генеральская дочь
М ать ее, Александра, взяв троих детей, ушла от мужа, военного инженера Мравинского. К полковнику Михаилу Домонтовичу. А 1 апреля 1872 года родила своему новому мужу "дитя любви", дочь Александру. Брак между матерью и отцом был заключен как раз перед ее рождением. И она сразу стала "папиной дочкой". Полковник вскоре получил чин генерала.
Выросла Шура Домонтович крайне обаятельной девушкой. Неудивительно, что ею увлекся Ваня, сын генерала Драгомирова (героя русско-турецкой войны). Мечта всех барышень, которых она знала. Он признался ей в своих чувствах и предложил "быть вместе навеки". Шурочка пришла в восторг от происходящего, но посмеялась над влюбленным. В конце концов, "помучать влюбленного" тоже входило в романтический сценарий. Но через несколько дней Ваня пустил себе пулю в висок из отцовского пистолета. И оставил записку, в которой говорилось о Шуре. Записку ей не показали. Рану в душе от этого выстрела Александра Коллонтай несла всю жизнь.
Став уже взрослой девушкой, она знакомится со своим троюродным братом, Владимиром Коллонтай. Но говорили они с ним не о чувствах нежных, а о ненависти к царизму. Читали не Бокаччо, а Герцена. Идейность оказалось именно тем, что могло покорить сердце Александры Домонтович. В результате, они влюбились друг в друга. Владимиру отказали от дома, чтобы он не смущал перспективную на выданье дочь. Но молодые люди передавали друг другу записочки и встречались тайком.
Девочку отправили подальше, в Париж. И ее там увлекло все то, что в России считалось крамолой. Там она впервые услышала имена известных тогдашних революционеров. Прочла между делом "Коммунистический манифест". Почувствовала собственную самостоятельность и твердо решила "выйти за Коллонтая". Этому уже не могли помешать. Много лет спустя она пишет: "Если бы мне не оказывали дома такого сопротивления, я, возможно, и отказалась бы от Коллонтая." Ее слишком привлекал "запретный плод" и стремление сломить сопротивление среды.
Молодая жена
Красавец муж оказался мягким и добрым человеком. Старался ей угодить и придумывал веселые домашние забавы. Меньше чем через год у них родился сын, Михаил. Но ограниченность жизни женщины - муж и ребенок, домашний уют и устройство своего очага - отталкивало Александру Коллонтай своей скукой. Ласковый и веселый супруг не понимал, что так гнетет молодую жену. Довольно быстро она оказалась одержимой идеей участвовать в избавлении человечества от вселенского зла. Путем социальной революции, конечно.
Как писала она потом: "К Владимиру Людвиговичу оставалась девичья влюбленность. Но "мужем" он не был и никогда не стал для меня. В те годы женщина во мне еще не была разбужена. Наши супружеские отношения я называла "воинской повинностью"... мне он весь нравился и был мил, и даже было жалко его, точно жизнь его обидела."
В какой-то момент она влюбляется в друга семьи, офицера А.А. Саткевича, который жил в их же доме. И любит, как ей тогда кажется, сразу обоих. На распутывание узла ушло около трех лет. "Мы все трое хотели быть великодушными друг к другу, чисты перед собою... и все усложняли."
Через пять лет супружеской жизни Александра, взяв ребенка, покинула своего супруга. Семейный уют теперь в ее представлении мог быть только мещанским. И с тех пор она почти всю жизнь постоянно снимает квартиры и не имеет своей собственной. Она живет в гражданском браке с полковником Саткевичем, почти в точности повторив пример своей матери.
Валькирия революции
С подачи продвинутых подруг, она уже стала марксисткой. Перо ее крепло и журналы уже ждут ее статей. Коллонтай нашла себе "конек" - "женский вопрос". Она пишет статьи об эмансипации женщин. Ее статьи о причинах проституции и борьбе с нею печатаются в России и в Европе.
В 1905 году она участвует в демонстрациях и знакомится с видными социал-демократами: Лениным (большевик), Мартовым (меньшевик), Масловым (тоже меньшевик). Последний производит на нее огромное впечатление как мужчина и экономист. Она становится убежденной меньшевичкой. Пишет брошюру "Кто такие социал-демократы и чего они хотят" с утопическим проектом экономического переустройства России. Проект был способен вызвать недоумение или смеховые колики у любого разумного человека. Но тогда такой литературы было много, и она пользовалась спросом.
Петр Маслов был женат, и жена за ним следила. Он встречался с Александрой, но смертельно боялся огласки. Александра, наоборот, верная своей манере, ничего от Саткевича не скрывала. Ведь "морально все то, что служит делу освобождения пролетариата". А следовательно и ее союз с товарищем по партии. Она знакомится и с другими партийцами: Троцким, Луначарским, Плехановым, Литвиновым.
Становится активным делегатом множества съездов социал-демократов по всей Европе. Но и тут не обходилось без интриг. "Быть активным, действующим социал-демократом, оставаясь при этом женщиной, очень трудная, иногда очень мучительная задача." Блистающая красотой, женственностью и обаянием Коллонтай заслуженно вызывала ревность и зависть у бесполых революционерок, которых брали в жены исключительно как товарищей по партии. Единственной ее соперницей на титул "первой леди русской социал-демократии" могла быть Инесса Арманд, подруга Ленина. Несмотря на общность судеб и характеров, они так и не стали подругами. Двум медведицам было слишком тесно в одной берлоге.
Вскоре она встретила своего "настоящего пролетария", как будто сошедшего со страниц ее же рассказов. Это был Александр Шляпников. Он был моложе ее на десять лет. Они стали жить вместе в Париже. Приехал муж, и она подписала бумаги на развод. В этом нуждался скорее муж - он хотел жениться на новой избраннице. Сыну Владимира и Александры Коллонтай было уже 18 лет. Но он не умел принимать важных самостоятельных решений отдельно от мамочки. Она разрешила-таки ему жить с отцом.
Во время романа Коллонтай с Масловым, Ленин относился к ней крайне иронически. Но начавшаяся ее связь с близким соратником Шляпниковым была расценена им как политическая победа. Пламенное сердце товарища Коллонтай отторгло меньшевика Маслова и приняло большевика Шляпникова. "Уга, товагищи!" Жизнь революционеров-эмигрантов нестабильна и полна переездов. Встречи и расставания в таких условиях происходят легко. Так Александра рассталась и с Шляпниковым.
Через некоторое время, уже в Копенгагене, она пишет в своем дневнике: "сколько сил, энергии, нервов ушло на "любовь". Нужно ли это было? Помогло ли в самом деле выявить себя, найти свой путь? Чувствую себя в эти дни ужасно "древней". Ей было тогда 42 года. И главная любовь ее жизни была еще впереди.
Началась первая мировая война. И Коллонтай выступила против войны. Она была слишком женщиной, чтобы одобрять массовое уничтожение людей ради чьих-то идей. Ленин назвал это "архипутанным, пацифистским и мещанским". Ему нужна была война для разжигания мировой революции.
Коллонтай возвращается в Петербург и продолжает бурную политическую жизнь. Ее бывший муж, ставший уже генерал-майором царской армии, в это время умирал в одном из госпиталей. Она пришла к нему, посидела с час, поспорила о политике и убежала обратно. Ее захватила новая жизнь, а прошлое было безразлично.
Ленин отправляет Коллонтай на митинги к матросам. Это был очень хитрый и смелый шаг. Матросы были под сильным влиянием анархистов и большевиков не жаловали. А появление женщины на военном корабле, даже стоящем в порту, все равно оставалось серьезным попранием устоев. Но это оказалось удачным. Коллонтай обладала свирепой ораторской манерой, сама металась безумной птицей и приводила толпу в состояние истерики. Матросы просто носили ее на руках. Безусловно, на более образованную публику ее эмоциональные речи не произвели бы впечатления.
Так она стала героиней среди матросов. Настоящей валькирией революции. Нашла и своего героя - вождя балтийских матросов, Павла Дыбенко. Это был малограмотный красавец из украинских крестьян. Богатырь и бородач, с неизменным револьвером в руке. Коллонтай было тогда 45 лет. Дыбенко - 28. Их различали и возраст, и происхождение, и образование. Но главной ей казалась общая вера в коммунистические идеалы и победа мировой революции.
Современники отмечали, что в 25 лет она выглядела на десять лет старше, в тридцать пять ей нельзя было дать больше тридцати, когда же ей было за сорок, она казалась двадцатилетней. Можно сказать, что революция ей пошла на пользу. Занимаясь подготовкой восстания рабочих, ей и здесь хотелось остаться женщиной. Сочетать элегантные наряды и выступления среди матросов. Пылкую страсть к товарищу по борьбе и стрельбу во врагов рабочего класса.
25 октября 1917 года наступил день, изменивший судьбы мира. И Коллонтай вошла в состав нового, уже советского правительства. В качестве наркома государственного призрения (что-то вроде министра по социальным вопросам). Так она стала первой в мире женщиной-министром. Она арестовала всех старых сотрудников этого министерства, которые не пускали ее на рабочее место. И отняла у них ключи. Затем позаботилась об инвалидах войны. Чтобы найти помещения для Дома Инвалидов, она приказала взять штурмом Александро-Невскую лавру. Ее встретили звоном колоколов, прихожане пытались не пустить. Но тщетно. Лавру захватили. На следующий день во всех церквах Александру Коллонтай предали анафеме. Узнав об этом, она расхохоталась. Вечером они с Дыбенко, коллегами по наркоматской службе и матросами отметили это дружеской попойкой.
Идеолог свободной любви
Ее имя знали все. Она шокировала всю страну. Своей неженской, по тем представлениям, активностью. Своими декретами о новом положении женщины. Своим неприкрытым и бурным романом с Дыбенко. Единственная женщина в новом революционном правительстве, она вызывала ужас у населения. Ее приятель по детским играм, Михаил Буковский, узнав, что она, дочь дворянина и генерала, эпатирует всю Россию и так низко пала, пустил себе пулю в висок. Про Коллонтай писали непристойные стишки и пели злые частушки.
Коллонтай внесла проекты декрета о гражданском браке, заменявшем брак церковный. Декрет, устанавливающий равенство супругов и равенство внебрачных детей с детьми рожденными в браке. И декрет о разводе, признававший брак расторгнутым по первому же - и даже немотивированному - заявлению супругов. Вспомним, историю ее матери и тогда поймем, почему все это было для нее больной темой. И она постаралась, чтобы таких проблем у женщин, хотя бы в этой стране, не было. Так одним махом она попыталась уничтожить институт семьи. Одно из самых любимых ее утверждений было "Ребенок принадлежит обществу, в котором родился, а не своим родителям."
Партийные товарищи вполне легко допускали сексуальные забавы, но косо смотрели на плакатную демонстрацию сексуальной свободы, как это делала Коллонтай. Вскоре, под изрядным давлением, они с Дыбенко объявляют в газетах о заключении гражданского брака. (Никаких книг записи актов гражданского состояния тогда не было.)
В свою очередь, когда Дыбенко соратники обвинили в том. что их матросскую дружбу он променял на бабу, он ответил: "Разве это баба? Это Коллонтай." Она и не была обычной "женщиной" для простого восприятия Дыбенко. Он писал ей потом: "Да, я никогда не подходил к тебе как к женщине, а как к чему-то более высокому, более недоступному. А когда были минуты и ты становилась обыденной женщиной, мне было странно и мне хотелось уйти от тебя." В свою очередь для Коллонтай эти отношения с мужчиной были иными, чем бывали раньше. "Павлуша вернул мне утраченную веру в то, что есть разница между мужской похотью и любовью. В нем, в его отношении, в его страстно нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха... Есть часы долгих ласк, поцелуев без обязательного финала." Вот такие были отношения. В конце концов, для них это была главная любовь жизни.
Через несколько лет у Дыбенко появилась другая женщина. И некоторое время он скрывал это от Коллонтай. Метался между двумя подругами. Когда другая девушка поставила его перед выбором, а Коллонтай решила просто уйти, Дыбенко попытался пустить себе пулю в голову. В результате, Коллонтай сумела "отпустить" своего гражданского мужа к другой. К молоденькой девушке с неясным прошлым. В какой-то степени разобралась в своих чувствах и разочаровалась в Дыбенко. В какой-то - задавила чувства. Ведь еще довольно долго вела дружелюбную переписку с новой женой Павлуши. Барышней, которая была ей совсем неинтересна. Так она дрессировала себя в соответствии с собственной идеологией.
А Дыбенко толком не нашел себя в мирной жизни. Завел хозяйство и поросят, покупал молодой жене наряды. Писал тоскливые, прикрытые натужным оптимизмом, письма Коллонтай. Спился в конце концов.
Плодовитый писатель
Тема сексуальных, любовных отношений для Коллонтай всегда оставалась важной. Она пишет не только художественные произведения на эту тему, но и пытается теоретизировать свой опыт и воззрения. Все это у нее сочеталось с темой классового неравенства и борьбой за социальную справедливость. По-прежнему, пробиться к читающей публике, стать кумиром всех страдающих и неудовлетворенных женщин было ее целью. Уже единственным в жизни, что приносило ей настоящее душевное удовлетворение. Британское общество сексуальной психологии избрало Коллонтай своим почетным членом. Это воодушевило ее чрезвычайно. Сейчас эти произведения кажутся довольно плоскими и неоригинальными. Но для нее тогда они имели важный идеологический смысл. Журнал "Молодая Гвардия" постоянно публикует ее открытую переписку с молодежью. Затем тема секса из ее произведений уходит. И речь идет уже о женской мелочности, консерватизме и зависти к другим женщинам.
Первая женщина-посол
Решив уехать подальше от мучительных отношений с Дыбенко, Коллонтай написала письмо Сталину. Попросила направить ее куда угодно, по заданию партии. И ее назначили на "ответственный пост заграницу". Сталину это тоже было выгодно - он убирал видного деятеля с политической арены. Коллонтай стала главой советской дипломатической миссии и торгового представительства в Норвегии. С этого момента начинается ее успешная дипломатическая карьера. Ей был 51 год.
Дипломатия требовала спокойствия, выдержки, отказа от публичного проявления идеологических стереотипов. А пока Коллонтай была известна лишь прямо противоположным. Но она уже многое пережила и поостыла. И ей удалось справиться с "заданием партии".
За границей, постепенно она начала вновь осваивать нравы и привычки "растленной буржуазной морали". В честь очередного юбилея Октябрьской революции она устраивает грандиозный прием в самом роскошном отеле Осло. Икру ели ложками прямо из бочонков. Было несметное количество напитков. А хозяйка бала говорила на разных языках, танцевала со знатными кавалерами и вела светскую беседу. Под конец вечера был танец обнаженной девушки с виноградными гроздьями в руках. Как пишет она потом в служебном отчете: "Прием прошел с большим успехом и еще выше поднял авторитет Советского Союза... посольство царской России никогда не устраивало ничего подобного." Теперь она была довольна жизнью. Занималась делом, к которому чувствовала призвание, проявляла себя и свои способности, вращалась в рафинированном аристократическом кругу. И рядом с ней был человек, с которым она могла себя чувствовать женщиной. Это был французский коммунист Марсель Боди.
На какое-то время ее послали торгпредом (торговым представителем) и полпредом (полномочным представителем) в Мексику. Она уже больше тянулась к коммерческой деятельности, чем к политической. Политика была уже опасной и она от нее устала. В Мексике ей удалось закупить хлопок, свинец и кофе. И продать знаменитую русскую пшеницу, а также пустить в мексиканских кинотеатрах советские фильмы. Однажды Коллонтай устроила "чай" с показом советских фильмов. Все приглашенные сановники явились, но не с официальными женами. А с "нелегальными". Тогда она поняла, что тема свободной любви мексиканцев волнует не меньше, чем советских комсомольцев. Прощаясь с Коллонтай, мексиканские коммунисты ей преподнесли кокосовый орех с надписью по-русски: "Товарищ Коллонтай! Империалисты тебя ненавидят. Революционеры тебя любят."
В какой-то момент ее срочно вызвали в Москву. Дело было в том, что в столицу приезжал шах Афганистана Амманулла-хан, а с ним его жена, шахиня Сурайя. Это была "передовая женщина Востока", рискнувшая скинуть чадру. Шахиня слыла знатоком культуры и любительницей искусств. Протокол обязывал, чтобы среди хозяев была достойная ей по статусу дама. А советский этикет исключал возможность для жен руководящих работников участвовать в государственных церемониях. Поэтому на роль "жены" Сталин позвал Коллонтай. Это был ее звездный час на родине. Она блистала рядом с монаршими особами в качестве "первой леди" страны. Узнав, что шах женился на Сурайе, еще не разведясь с первой своей женой, Коллонтай еще больше пришла в восторг. Ведь шах тоже был за "свободную любовь".
Одной из ее больших политических побед стало заключение контракта на поставку большой партии норвежской рыбы в Советскую Россию. Этим убивались два зайца: русские получали дешевые съестные припасы, норвежские моряки - заказы и работу. После этого она стала популярной фигурой в Норвегии.
Помимо своих гласных обязанностей, Коллонтай была вынуждена прикрывать шпионскую сеть. Ей присылали дурных работников-шпионов с неумело обставленными "легендами". Вместе с ней, кстати, тогда работала Зоя Рыбкина, советская шпионка - известная нам больше как детская писательница Зоя Воскресенская. Под этим псевдонимом она писала потом сладенькие рассказики о маленьком Ленине. В посольстве писались постоянные доносы. Постепенно Коллонтай сама оказалась запутанной в сетях подозрительности и страха. Будучи в Швеции, она не пошла на вручение Бунину Нобелевской премии - ведь он был эмигрантом.
В Швеции Коллонтай занимается одним интересным для уже пожилой дамы делом. Создает при советской колонии "Линию-клуб". Клуб имел целью "сохранение линии, а также исправление испорченной". То есть фигуры. Занимались там игрой в мяч и другим "физкультурным времяпрепровождением". Впрочем, это был весьма закрытый клуб для избранных.
Записки старой женщины
Коллонтай старела и мудрела. А может, меньше скрывала от себя настоящее положение вещей. Она говорила своему старому другу Боди: "Ни у кого, ни к кому нет доверия, все следят друг за другом и друг на друга доносят. Это не жизнь, это пытка... Мы проиграли. Идеи рухнули, друзья превратились во врагов, жизнь стала не лучше, а хуже. Мировой революции нет и не будет. А если бы и была, то принесла бы неисчислимые беды всему человечеству. Но все равно надо жить и бороться."
Она единственная выжила из 13 членов президиума Петроградского Совета 1917 года. Среди тех, кто сделал эту революцию. Ленин умер, Троцкий убит, кто-то покончил с собой. Остальные были казнены. Почему не "убрали" ее? Она была слишком выдающимся человеком, выдающейся женщиной... Но главное другое. Она уже никому не мешала. Как сказал о ней Молотов: "Не вредная".
Но она, старая женщина, уже смертельно боялась каких-либо подозрений в свой адрес. Коллонтай понимала, что она значимая личность и что ее жизнь принадлежит истории. Она тщательно сохраняла свой личный архив еще с молодости. Но уже правила свои дневники и вырезала оттуда ругательства против Ленина. Дописывала славословия в адрес Сталина. Она писала восторженные письма Сталину и его окружению. В то время как на это практически никто не обращал внимания. Страх за себя и своих сына и внука захватывали ее. Еще ей хотелось как-то улучшить жизнь своих близких. Ради этого она опять унижалась и писала лицемерные письма высшим начальникам.
Вместе с тем, Коллонтай подвела итоги своей жизни: "Главное, что сделала за жизнь: подняла в России и помогла двинуть разрешение вопроса равноправия женщин во всех областях, включая... разрешение равноправия в сексуальной морали."
Copyright 2000
