В конце сентября в Самарском академическом театре драмы прошли гастроли Народного артиста России Евгения Витальевича Миронова. Он известен зрителям по множеству фильмов, среди них «Мама», «Лимита», «Космос как предчувствие», «В августе 44-го»… Созданные им образы в сериалах «Апостол», «В круге первом», «Идиот» стали достоянием отечественной культуры. Евгений Миронов уже более двадцати лет - актер Театра под руководством Олега Табакова. С 2006 года он руководитель Театра Наций, лауреат Государственной премии России. Больше трех часов на сцене самарского драматического шел рассказ о простых людях по произведениям Василия Шукшина. Такого аншлага, как в эти два дня, трудно вспомнить, даже на подходе к театру он уже ощущался. Спрашивали лишний билетик, как в старые добрые времена, и это несмотря на немалую стоимость…
Простите, что отвлекаю. Можно с вами поговорить, я ведь из Православной газеты.
Так… мои слова о Православной газете произвели некоторый эффект. И надо быстрее закрепить успех…
Вот эти журналы «Лампада» и газету «Благовест» наш редактор Антон Евгеньевич Жоголев просил вам передать…
Я спешу гримироваться, прогон еще будет… - на ходу, хотя и замедлив шаг, оправдывает свою занятость артист.
А вот еще мне хочется подарить вам фотографии… ваши фотографии… Лет уже пятнадцать назад я брала у вас интервью и сделала эти фотки… На них вы не просто молодой, а почти юный…
А!.. (вглядывается в черно-белые снимки) Это я с «Гамлетом» к вам приезжал… Да пойдемте на улицу, там и побеседуем.
Театр встречал зрителей. И как принято издавна, начинался он с вешалки… Многие шли на спектакль просто чтобы увидеть воочию Миронова. А в это время за зданием театра, в Пушкинском скверике Евгений Миронов спокойно сидел на лавочке и давал интервью, а из гуляющей публики, вот парадокс, его почему-то никто не узнавал. Ни ажиотажа, ни автографов… Ничто не мешало мне задать несколько вопросов известному артисту.
Сегодня на сцене самарского драматического зрители увидят спектакль по очень добрым и искренним рассказам Василия Шукшина. Можно предположить, что ваш спектакль станет для кого-то первым шагом в познании своей души? А впоследствии и в познании Бога?
Я не хотел бы даже думать на эту тему… Это прежде всего рассказы о простых чувствах простых людей, и к вере я это привязывать не хочу. Мы этот спектакль играли в Голландии, во Франции, и приходили люди совершенно разного вероисповедания. Но все реагируют одинаково - плачут в конце или смеются… Простые истории Шукшина нас всех объединяют. Добрые чувства рождаются от простого человеческого поступка. Вот человек купил на последние деньги жене сапоги, он и не думал, что эти деньги можно скопить или куда-то выгодно вложить… Он просто от всей души взял да и на всю получку купил жене сапоги. Эта доброта одинаково потрясает и саратовца, и голландца, и француза. Потому что это есть самое настоящее чувство, которое тронет каждого человека - это любовь. В этом и есть вера…
- Вы бы осмелились сыграть святого человека?
Нет, не осмелился бы… Это не дело артистов. Рассказывать людям о святых должны священники. А наша профессия может лишь рассказать о человеке, который просто любит Бога. Мне понравилась работа Мамонова в фильме «Остров». Его герой не был святой, он даже не имел священнического сана, но всей своей душой был близок к Господу. Он по-настоящему ежесекундно ищет и ищет путь к Богу, что и должно происходить в нашей жизни, в нашей душе. Вот такую роль мне было бы интересно сыграть…
- Что самое главное для Православного человека?
Трудиться… над своей душой… Это дело сложное, потому что хочется успокоиться и не волновать свое сердце. Как же хочется успокоиться… Но без волнения души возможно ли быть настоящим Православным? Конечно, можно выполнять всю атрибутику церковных правил, а при этом закостенеть внутри себя. И даже не заметить, что главное оказалось утерянным… Самое сложное - это себя все время бередить и не врать никогда. А это сложно! Я когда-то играл князя Мышкина в сериале «Идиот» по Достоевскому, играл человека, который априори не умеет лгать. Может, и хотел бы научиться, но он так устроен… Я некоторое время попробовал жить как мой герой и сделал для себя вывод, что говорить все время правду в обществе очень трудно. Есть «ложь во спасение», которую нам чуть ли не насильно навязывают неписаные правила нашего общего жития. Вообще в поисках правды очень легко запутаться, а ищущему Православному человеку тем более. Ведь, как говорится, бесы не дремлют и пытаются увести нас от благодатного верного пути познания Бога.
После сильных психологических ролей у актеров бывают нервные срывы. Так, после роли Гамлета Иннокентий Смоктуновский лечился в клинике, после роли того же Мышкина Юрий Яковлев подорвал свое здоровье… Как вы прошли этот сложный путь?
Тяжело было во всех отношениях. И психологически, потому что Федор Михайлович Достоевский очень тяжелый автор, и физически. Снимались восемь месяцев по 14 часов в день, у меня было много текста, надо было играть сильно, и, безусловно, я устал… Но срыва у меня и тем более больницы, слава Богу, не было.
- Может быть, вера помогла вам выстоять?
Мне Православие помогает с той поры, как в 19 лет я крестился. В ту пору я уже учился в Москве, оторвался от дома. Всегда был таким домашним ребенком, а тут один в мегаполисе… Были тяжелые жизненные обстоятельства, надо было выжить и в смысле денег, и в смысле обретения профессии, но самое главное - в духовном плане. Все это заставило меня искать защиту, такую настоящую крепкую стену.
Я ее нашел в Церкви. Крестился я на родине, в Саратове, и вместе с собой окрестил маму и сестру, просто настоял на этом.
- А как вы такой еще юный поняли, что надо принять Православие?
Да я родился на этой земле, и для меня никогда вопроса не стояло о другой вере. Для мня это было необходимо… Есть у меня знакомые, которые не крещены, не воцерковлены, но это не мешает им быть самыми порядочными людьми, которых я только знаю. Но мне нужна была именно Православная вера. Без нее мне было сложно, вот почему я встал на этот путь…
- Какие верующие люди повлияли на вашу жизнь?
В тридцать три года у меня были некие неразрешенные вопросы, и мне надо было посоветоваться с духовным человеком. И я поехал в Оптину пустынь. Даже не знал, почему именно в этот монастырь! Просто решил для себя с кем-нибудь там посоветоваться. И только на месте узнал, что есть там такой старец - схиигумен Илий. А еще узнал, что к нему очень трудно попасть. Он был в ту пору болен, а я такой «турист на один день», заезжий москвич… К старцу не пускали, многие люди ни с чем уходили от его домика, прождав там несколько часов. А ко мне подошел молодой послушник и сам предложил пойти и спросить отца Илия, сможет ли он меня принять и выслушать. Через некоторое время ко мне спустился сам старец Илий. Эта встреча была значима для меня, все время общения с ним я ощущал что-то необыкновенное. Я был потрясен всем происходящим со мной. И впервые видел человека, который действительно переживал за весь мир - это было заметно! Из монастыря я уходил с ощущением, будто свечусь. Но приехал домой, и с каждым последующим днем света во мне становилось все меньше.
- Вы играли в фильме «Мусульманин». Эта встреча с чужой духовностью не смутила ваш внутренний мир?
Нет. Все разговоры о правильности веры не должны людей отдалять друг от друга… Я не отношусь к мусульманам как к инопланетянам. Вот вы мне представились, что из Православной газеты, но вы ведь темненькая, глаза темные и в чем-то похожи на глаза мусульманских женщин… Вы и по внешнему виду вполне могли быть принятой за мусульманку. И что же, мне теперь по этой причине не говорить с вами?.. Раз мусульманка, значит, я должен отойти на три метра?.. Я не считаю людей другого вероисповедания своими недругами.
Вы талантливо сыграли в «Мусульманине». Но не думали ли вы, что этой ролью могли кого-то из молодых людей, еще не определившихся в жизни, подтолкнуть к переходу в другую веру, чужую для Православия?
А я не считаю эту свою роль грехом… Вопрос не столько в том, кто кого куда «перетащил», сколько в том, чтобы показать силу веры и открыть веру для людей. Ведь мой герой ничего плохого не делает, он только верит по-своему. И никого не вовлекает в свою веру, но лично для него, как он считает, только это верный путь. Если мы начнем закрываться от всего и вся и то и дело говорить, что другая вера - это плохо, то гораздо больше людей этим соблазнятся и, может статься, даже уйдут из Православия. Такой уж закон человеческой природы. Вот детям говорят: «Не ешь это, выбрось!» А они все равно возьмут в рот. Поэтому лучше говорить открыто и показывать все как есть… Я влюбился в эту религию во время съемок, но когда один раз открыл Коран, то сразу понял - мне это чуждо. Так должно быть и у других людей, вот почему не надо откуда-то извне их заставлять прийти к вере. Понимание веры Православной они должны почувствовать изнутри, из сердца. Сколько потом ни хвали другую религию, для убежденного в своей вере человека это не будет иметь никакого значения.
Артист Александр Балуев в интервью рассказывал, что принял крещение как раз после своей работы в фильме «Мусульманин»…
Я о крещении Балуева ничего не знаю и пытаюсь быть подальше от всех легенд. Вера не требует подтверждения, если верой человек живет.
К сожалению, многие люди искусства считают, что достаточно Бога «иметь в душе», и тем оправдывают свое нерадение к церковной жизни. А как вы на это смотрите? Каких правил в духовной жизни придерживаетесь?
Я грешен… Прихожу в храм только по большим праздникам. Пытаюсь придерживаться церковных правил, но не всегда удается… А вот чего правильнее придерживаться - так называемой «веры в душе» или молитвы на Литургии в храме, - каждый человек должен для себя определить сам. Мне не хочется никому навязывать свое мнение. Как мне сказал старец Илий: сердце само подскажет…
- Сейчас открылось много храмов, люди потянулись на службы, но укрепилась ли в большинстве из нас вера?
Я не думаю, что сейчас люди стали меньше верить. Хотя таковы законы - всегда что-то уходит и становится меньше, а что-то, наоборот, приходит. Но Господь Бог все уравновешивает, и в процентном отношении зла и добра в мире, наверное, столько же.
Например, во времена моего детства была в людях простота. Эта простота не была напрямую связана с религиозностью, но она была внутри людей. Не закрывались двери, дружили соседи, проще было найти общий язык, в обществе царило «среднестатистическое» добро. Сейчас другие законы, законы выживания, и в этих жестких условиях остаться людьми гораздо сложнее. Но не надо никого осуждать, надо уметь понять, объяснить и простить…
…Есть такая поговорка - «Не трогайте звезды руками, а то посыплется позолота». Правильность этих слов могут подтвердить многие журналисты, которым довелось общаться со знаменитостями и видеть их без прикрас. Но в случае с Евгением Мироновым - радостное исключение из этого грустного правила… Он еще лучше, еще искреннее своего героя - князя Мышкина, и оказывается, что это возможно! Мне раскрылась невероятно деликатная душа, и в какой-то момент разговора я подумала, что быть истинно Православным - это значит быть деликатным человеком!
Знаете что, а давайте сделаем вашему редактору приятное, - говорит мне на прощание Евгений Миронов. - Сфотографируйте меня с журналом «Лампада» в руке…
Какая тонкая душа у нашего артиста!
Народный артист России, худрук Государственного театра наций, учредитель благотворительного фонда «Артист» - таким «Википедия» рисует портрет Евгения Миронова. За кадром остается его умение быстро располагать к себе, кнопочный телефон в руках и стремительная походка. Накануне юбилея - его мысли вслух о себе и не только.
О ритме жизни
Могу смело сказать: я целеустремленный. А когда есть это качество, начинаешь все подчинять главной цели. Не думаю, что был таким с детства. Хотя нагрузка была всегда: музыкальная школа, драматический кружок, танцевальная секция... Лениться не позволялось. Повзрослев, я стал отвечать не только за себя - появился широкий круг обязанностей. И я бы ничего не успевал, если бы не отсекал ненужное и не разрабатывал стратегический план на ближайшее будущее. Даже во время разговора с кем-то я мысленно решаю одновременно несколько проблем. Комплекс Юлия Цезаря давно меня преследует. Я уже не замечаю тот ритм, в котором живу. Замечают и страдают мои близкие - они не видят, как я ухожу и появляюсь. Сестра постоянно говорит, что я себя не берегу. Периодически слышу звоночки от своего здоровья, и они, как холодный душ, приводят в чувство - я начинаю понимать, что загоняю себя. Какое-то время над этим размышляю, но очень быстро снова набираю скорость. Наверное, когда моторчик начнет садиться, и скорость станет другой. Но я не боюсь конца. Это то же самое, что бояться прихода зимы. Она же все равно наступит. Я не знаю, сколько мне отмерено. И не считаю, что не успею что-то сделать. Все идет так, как должно.
О новом пространстве Театра наций
Вокруг нашего театра - сплошные культурные учреждения: театры, библиотеки, Музей современного искусства. Мне показалось, что это идеальное место для создания, как в Европе, например в Вене или Берлине, арт-площади - пространства, где бы между собой взаимодействовали разные виды искусств: архитектура, музыка, кинематограф. Я не говорю уже о кафе, о залах-трансформерах, студиях. Мне показалось, что творцы могли бы в этих пространствах создавать какие-то новые произведения, а может быть, даже новый художественный язык. Это долгая история, но первый шажок уже сделан - это открытие дома, в котором сегодня находится Театр «Новое пространство» Театра наций. Одно из красивых зданий Москвы, которое много лет находилось в запустении, - мы помогали ему восстать из пепла, как птице Феникс. Это пока идея, но главное, что уже началась ее реализация.
О мечтах
Самый важный и любимый для меня процесс - создание роли. И когда я не руководитель и не попечитель, а только актер - снимаюсь в кино или репетирую в театре, - я пытаюсь отгородиться от окружающего мира, чтобы полностью погрузиться в материал. Раньше мне ничего не мешало, и я ни от чего не зависел. Сегодня сложнее: звонки, просьбы, встречи - эта круговерть не останавливается ни на минуту. Я никогда не мечтал сыграть какую-то конкретную роль - бессмысленное это занятие. Но иногда прикасаешься к материалу и чувствуешь, что он твой. Недавно прочитал сценарий «Карп отмороженный». Название показалось дурацким и читать не хотелось. Но почему-то все равно взял его в руки. И хорошо, что рядом не было никого, потому что я просто облился слезами. Роль не главная, да и сама картина экономически достаточно невыгодная, но дело не в этом. В этой трогательной истории сразу захотелось участвовать.
Единственное, о чем я мечтал, - поработать с определенными режиссерами. Например, с Робером Лепажем, художественным руководителем квебекского театра Ex Machina и режиссером мирового уровня - об этом, наверное, мечтает каждый актер. Восемь лет мы ходили вокруг да около: ездили друг к другу, встречались в разных точках мира. И вдруг три года назад он говорит: «Гамлет». А я уже играл Гамлета у Петера Штайна. Но месье Лепаж сказал: «Ты меня не понял, ты будешь играть все роли». Я тогда подумал: что за сумасшедшая идея? Но в итоге мы выпустили моноспектакль «Гамлет-коллаж».
О планах
Когда я снимался в «Идиоте» у Владимира Бортко, приставал к Инне Чуриковой: «Не знаю, как играть монолог князя Мышкина про католичество». Она ответила: «А ты почитай!» - «Что почитать?» Я уже взял ручку и приготовился записать список литературы. А она говорит: «Роман почитай». На самом деле в «Идиоте» есть все, надо лишь иметь мужество остановить время - дальше уже просто подключаешься к событиям, как к розетке, и какие-то сокровенные вещи начинают проявляться. Я надеюсь на это и сейчас, когда у меня начинаются репетиции спектакля «Иванов» молодого режиссера Тимофея Кулябина. Тяжелейшая роль, не знаю, как подступиться - пока еще не в материале. Хотели поставить «Иванова» в сотрудничестве с Люком Бонди, возглавлявшем парижский театр «Одеон». Долго вели переговоры, потому что он был очень занят. У него не было времени ездить в Россию, поэтому мы с артистами решили сами поехать в Париж. Даже наметили график, но, к сожалению, в прошлом году режиссера не стало. Но эту пьесу мы не могли не поставить. Наш театр располагается в здании бывшего Театра Корша, для которого в 1887 году Чехов и написал «Иванова». К репетициям приступаем почти в том же составе, в котором хотели ставить пьесу при Люке Бонди: Чулпан Хаматова, Виктор Вержбицкий, Лиза Боярская, Игорь Гордин, Дмитрий Сердюк…
О здоровье
Я благодарен своим родителям, без которых я мог стать калекой на всю жизнь. Они совершили подвиг, когда продали все, что у нас было, и отправили меня в санаторий министерства обороны в Евпатории лечить болезнь Пертеса. Из-за нее одна нога у меня стала укорачиваться, и сначала я сильно хромал, потом перешел на костыли, а затем вообще должен был пересесть в инвалидное кресло. Но уже через год я мог ходить, бегать и даже танцевать. После Школы-студии МХАТ меня звали в театр, но я серьезно заболел, а во время операции мне занесли другую заразу. По идее, с таким здоровьем я должен был вернуться в Саратов. Но люди вокруг верили в меня: и моя мама, и педагог Авангард Николаевич Леонтьев, и Олег Павлович Табаков, который дал мне первую главную роль. Они на меня повесили ответственность, которую я не мог в тот момент выдержать. Просто НЕ МОГ. И они про это знали. И тот шанс, который они мне дали, он во мне, как червь, выгрыз все, и я понял, что должен это сделать.
О травме
В мае 2013 года в финале спектакля «Калигула», когда по сценарию я прыгал в арку, где меня ловили, не рассчитал силы и приземлился на два колена. Возможно, я просто сильно устал, и это было одним из тех самых звоночков. Результат - порванная задняя крестообразная связка, на которой держится колено. Очень редкая травма даже среди футболистов. Боль усиливалась ежедневно, а диагноз поставить не могли, пока мне не посоветовали съездить в одну немецкую клинику, где лечатся многие спортсмены. Там мне сказали, что все очень плохо. А у меня стройка, открытие театра. Сделали операцию, после которой прописали и физические нагрузки: нужно было по восемь часов в день заниматься по программе, написанной специально для меня инструктором сети World Class Артемом Кшнясевым (кстати, он готовил и к съемкам картины «Время первых», которые длились почти год) - его посоветовала моя подруга Ольга Слуцкер. Эта программа включала не просто зарядку, а мелкие и нудно-кропотливые упражнения. Например, нужно было осторожно качать и поворачивать ногу. Для меня это был ад, потому что я привык: быстро сделал и ушел. Но в итоге общими усилиями я снова встал на ноги и стал играть в спектаклях, в том числе и в «Калигуле». Мне вообще кажется, что это решение каждого человека - бороться или нет. И совершенно точно знаю, что такие ситуации меня всегда мобилизуют, причем не только физически, но и психологически. Я понимал, что это некий этап, который я должен был преодолеть.
Я часто «раскалываюсь» на сцене. Играем, например, с Чулпан Хаматовой - и вдруг замечаю какую-то забавную деталь или слышу оговорку. Поворачиваюсь спиной к зрительному залу, чтобы не видели, как я смеюсь. Это непозволительно, но ничего не могу с собой поделать. Вот в этом, каюсь, грешен.
О красоте
Я хожу в салон «Посольство красоты». Это чудесное время, потому я там сплю: отрубаюсь, едва касаясь головой кушетки. Не знаю, что со мной делает Валентина Михайловна Скибинская, на плечах которой держится этот салон, и ее волшебницы-коллеги, но когда встаю, понимаю, что помолодел на несколько лет. Артист работает лицом, важно всегда быть в форме, независимо от того, востребован он сейчас или нет. У меня нет амбиций политика или бизнесмена. Да и способностей к этому, слава тебе господи, тоже нет.
О юбилее
В этом году мне 50 лет… Не пугает физиологическая старость - я прекрасно себя чувствую. Но все равно страшно произносить это число - оно всегда ассоциировалось у меня с чем-то итоговым. Я присутствовал на юбилеях многих старших коллег. Этот праздник - всегда с венками на сцене, почти прощальными словами. И мне казалось, что 50 - это такой «триумф тире закат». И вдруг я сам оказался в этом положении. Конечно, на свой возраст себя не ощущаю - просто некогда на это отвлекаться. И юбилей отмечать не буду. Решил уехать в Ялту. Я не сбегаю, у меня уважительная причина - всей командой мы будем репетировать спектакль «Иванов» в Доме-музее А. П. Чехова. По-семейному посидим, но не более.
О будущем
Какими бы опытными мы ни были, уходить надо вовремя, освобождая дорогу следующему поколению - оно лучше слышит время. Пока на моих глазах это сделал только режиссер Петер Штайн, который в 60 лет ушел из театра «Шаубюне», который он возглавлял, со словами: «Руководить должны молодые». Я не знаю, чем займусь. У меня нет дачи, и я не знаю, что такое жарить шашлыки - не могу себе это даже представить. Но я точно знаю, что наш главный враг - это мы сами. Можно сожрать себя очень быстро оттого, что ничего не рождаешь. Я никогда не сидел без работы, даже в периоды простоя в театре и в кино. Например, нашел небольшие деньги и снял для канала «Культура» с Юрием Борисовым документальный фильм по дневникам его отца Олега Ивановича. Писал сценарии, занимался озвучиванием. Пока мне интересно то, чем я занимаюсь. Возможно, если интерес пропадет к одному, он появится к другому делу. Трудно сказать, что будет дальше. Я не знаю, что там. И не исключено, что никогда не узнаю.
Евгений, вы только что справляли свое 43-летие...
Я не справлял только. Все правильно, только я не справлял.
Если посмотреть на ваш сайт, создается ощущение, что вы просто... супермен. Фонд «Артист», Театр Наций, собственная театральная компания, работа в театре, работа в кино. Как вы все это выдерживаете?
Если честно... я не знаю. Просто так получилось — взялся за гуж, не говори, что не дюж. С компанией получилось, потому что захотелось быть самостоятельным, и спродюсировал спектакль. С театром много было идей, вдруг реализовалось конкретное дело - Театр Наций. Это международный центр, где много чего должно происходить и уже происходит. Это и новые проекты с великими режиссерами, и молодые проекты – совсем молодые ребята здесь могут свой шанс первый получить. Фонд «Артист» тоже начался с акции, а дальше... оказалась беда намного больше, чем мы о ней представляли... Значит, нужно было сделать фонд, и он должен работать ежегодно. И ежегодно люди уже ждут помощи – и медицинской, и продуктовой. Что же делать. Так получается. (Деятельность Благотворительного Фонда «Артист» включает в себя две основные программы – «Актеры - актерам» и «Актеры - детям». Целью программы «Актеры - актерам» является оказание финансовой и моральной поддержки ветеранам театра и кино. Программа «Актеры – детям» направлена на оказание помощи детям – сиротам – инвалидам – информация с сайта фонда ).
Вы трудоголик?
Вообще я по жизни трудоголик. Я люблю это дело. Ясчастлив был, что свой день рождения не потратил впустую. Не принимал поздравления и не о себе думал, не мучился от того, как пройдет день рождения. У меня этих мыслей дурацких не было, потому что я весь день снимался на «Мосфильме» и играл Федора Михайловича Достоевского, и мучился по другой причине – от того, что у меня там не получалась роль.
Премьера «Рассказов Шукшина» была уже год назад. Что меняется для вас в спектакле со временем?
Это вопрос вообще-то не ко мне, а к режиссеру Алвису Херманису, но я могу за него ответить. В октябре у нас были гастроли у него на родине, в Риге. А он не видел спектакль год. И он говорит, «Мне очень понравилось. Так много интересного, нового...» При том, что не разрушается и то, что было... Но какие-то вещи, конечно, привносятся. Нюансы какие-то. Самое прекрасное, что может быть, - это нюансы. Герои меняются, характеры еще больше высекаются. Ведь тут такой парад характеров. У всех. Каждый играет по десять ролей. И мне тоже интересно смотреть за ребятами, как они меняются, как они обрастают еще какими-то подробностями. Это значит, что они не застыли, не умерли в своем этом характере, образе, а постоянно живут, развиваются.
Я наблюдала за ходом репетиции-распевки перед спектаклем. По ходу действия актеры и поют, и играют на гармошках, и время от времени пускаются впляс. Все это надо оттачивать перед каждым спектаклем. Атмосфера на репетиции была, как в театральной студии. Актеры улыбались, пересмеивались и смотрел друг на друга с интересом и теплом. Любо-дорого смотреть.
Спектакль пользуется грандиозным успехом, и критики о нем очень лестно отзываются, но звучит – единственное – что это «спектакль про деревню для снобской нынешней Москвы». Вы разделяете эту точку зрения?
Нет, нет. Вы знаете, что-то, может, и звучит, но вообще это редкий случай. За мою жизнь, может быть, единственный. Спектакль вдруг удовлетворил и понравился критикам, простым зрителям, непростым зрителям, иностранцам, людям, которые никогда в театр в жизни не приходили. На этот спектакль действительно невозможно попасть, и расписаны места до февраля-марта... Редко когда спектакль производит такое впечатление. И есть ответ на этот вопрос – это вдруг открытый клад. Алвис Херманис сказал, у вас есть валюта – это Шукшин. Потому что такой дефицит доброты... Который давно возник. Давно люди запирают двери на замки, опасность в воздухе... И вдруг – рассказ про людей... Про наших же, про таких, которые живут там, откуда мы приехали. Я приехал из Татищева Саратовской области. Это и ностальгия, и глоток открытости, простоты, когда нету за пазухой камня, когда если ты не любишь человека, то прямо ему говоришь... А не как это в цивилизованном обществе принято, бровь не поднимется – не шелохнется, а уже такой план созревает в твой адрес... Тут все открыто, как на ладони. Это прекраснейшие люди. Эти люди, они такие и есть. Мы, когда были в Сростках, - они такие и есть. И слава богу, что они сохранились и существуют. Мы поедем туда в декабре и сыграем для них этот спектакль.
Перед началом репетиций режиссер вместе с фотографом-художником Моникой Пормале и всем актерским составом побывали в родном селе Валисия Шукшина – Сростках. В этой этнографической экспедиции актеры работали над образами, художник – над декорациями.
Гастроли на Алтае – это страшно?
Страшно. Потому что эти люди являются одними из героев нашего спектакля. Фотографии, на фоне которых мы играем – это настоящие жители села Сростки. Поэтому они увидят себя. Поэтому не знаю... Может быть, и помидоры какие-то, хотя зимой помидоров нет, значит, может быть, пронесет.
Вы упомянули Татищево. Вы себя сейчас еще можете представить этим человеком из далекой глубинки, который приехал в большой город?
Я никогда про это не забываю. Никогда. Не так давно на служебном входе во МХАТе ко мне подошел мальчик. Парень, наверное, лет двадцати. Приехал откуда-то из глубинки. «Я... Евгений Витальич, я... закончил...» Что-то театральное закончил... «Я очень хотел Вам показаться...» И вдруг он как заплачет! Стоит и говорит: «Я неправильно... Ну, не так надо было... Не так я сказал...» Я смотрю на него и думаю, «Боже мой, я точно так же стоял перед Табаковым». Меня так же колбасило, потому что я понимал, что сейчас судьба решается, мне казалось... И действительно решалась. И я этого никогда не забуду и не забывал.
Израиль. Я так понимаю, что вы там бывали, но не на гастролях.
Нет, почему. Я был там на гастролях с театром Табакова. Мы играли в Иерусалиме, в Тель-Авиве, в Хайфе и где-то еще...
Я хотела вас спросить, что вы ожидаете от израильской публики. Теперь я могу вас спросить, что вы можете сказать об израильской публике.
Вы знаете, я, честно говоря, плохо помню. Я помню, что было очень тепло, хорошо и очень хорошо встречали. Везде. Сейчас это еще и событие особое - столетие Тель-Авива. Это для нас очень почетно. По-моему, мы закрываем фестиваль. Открывала его «Трехгрошовая опера» в постановке Роберта Уилсона. Ничего себе. Очень хорошая компания. Мы понимаем всю ответственность. И думаю, что будем достойно представлять наши Сростки.
На сегодняшний день Вы очень востребованный артист. Вам прекрасно удаются сложные и интересные проекты. Вы любимы публикой и обласканы властями. Как вторая милость помогает в работе?
1.Как артисту мне не помогает ни первая, ни вторая милости. Я ни от кого не завишу в выборе материала, получается или не получается роль в фильме или спектакле - по большому счету, тоже зависит от меня самого. Вторая моя нынешняя профессия - это администрирование. Как художественный руководитель целого театра, безусловно, я пользуюсь своим именем для достижения определенных целей, для пробивания особо тяжелых проектов и задач. За 4 года стройки, я не могу себе представить, как человек, без известной фамилии может пройти через все эти бюрократические препоны. Безусловно, моя фамилия помогает хоть как - то ускорить процесс, припугнуть недобросовестных строителей и подрядчиков, компании, которые не выполняют свои обязательства. Я просто говорю, что буду жаловаться на самый верх, потому, что имею такую возможность.
2.А Вам это реально интересно, или все делаете ради высокой идеи?
2.Я никогда ничего не делаю, если это мне не интересно. Строительство театра - это строительство большого театрального дела, некой полнокровной театральной системы. Например, нужно профессионально обучать не только режиссёров – актёров, но и технический персонал. Сейчас многое зависит от профессионалов цвета, звукорежиссуры, монтажа. В современном мире, который просто нашпигован немыслимой аппаратурой, нельзя отставать в технике. Наши сотрудники будут обучаться за границей. В театре также будут площадки для молодых режиссёров, где они смогут как – то проявиться, показать себя. Сейчас это можно сделать либо в экспериментальных, либо в классических театрах. Но, классические театры разрешают ставить именно ту пьесу, которая в данный момент нужна театру, или же, в обязательном порядке нужно задействовать артистов местной труппы. должен стать одной площадкой, куда молодые режиссёры могут приходить со своими идеями. Также мы развиваем такую форму сотрудничества, как международные фестивали. В этом контексте мы можем постоянно учиться у своих коллег, быть в курсе того, что происходит в театральном мире. Дл этого у нас есть разные проекты, среди которых и Фестиваль театров малых городов России. Сам я из маленького города, в котором вообще не было никакого театра, а была только художественная самодеятельность, которая мне очень не нравилась. Театры таких городов, в большинстве своем, находятся просто в чудовищных состояниях. Надо им помогать. Нельзя хоронить то хорошее, что осталось от советских времен. Также в рамках этого фестиваля мы приглашаем видных западных режиссеров поработать с русскими артистами.
3.Вы являетесь учредителем благотворительного Фонда помощи ветеранам сцены. Благое дело, особенно в наше время, когда ТВ то и дело показывает сюжеты о том, в каких унизительно - нищенских условия доживают и уходят из жизни всеми забытые кумиры прошлых лет. Но на благотворительности пиарятся многие. Вы же оказываете не декларативную, а реальную помощь. Это повышенное чувство гражданской ответственности или просто любовь к старикам?
3.Как и любой здравый человек, я испытываю чувство жуткой вины перед целым поколением прекрасных актеров, которые на старости лет оказались никому не нужными. До какой же степени в нашей стране не любят людей, позволяя им жить в таких нищенских условиях… Помимо всех благотворительных акций и мероприятий по программе Фонда «Артист», мы помогаем детям - инвалидам. У нас есть договоренность с американскими врачами, которые бесплатно делают операции, оплачивают перелеты, реабилитацию, и изготовление протезов нашим пациентам. Так мы помогли 7 детям разного возраста от 5 до 18 лет. Будущее таких детей ужасно - прямо из детского дома они переходят в дом престарелых, просто минуя жизнь. А это очень страшно. Еще я веду тяжелую перманентную борьбу с телемагнатами, которые обязаны платить артистам проценты за прокат фильмов, но этим, по большому счету, должен заниматься профсоюз. Глобальная тема. Также хотелось бы «выбить» какие - то актерские, режиссерские, операторские стипендии для ветеранов, но я просто боюсь, что меня на все не хватит. А пожить ещё хочется.
4.Коллеги и журналисты отмечают появление в Вас некой «звездности», которая предполагает осознание собственной значимости. А почему собственно этого надо стесняться? Разве человек не вправе адекватно оценивать себя сам? Если сам понимаешь, что ты талантлив, то разве надо прятать?
4.Человек не может сам себя адекватно воспринимать, и тому есть масса примеров. Что касается звездности, то скорее я приобрел некий статус. Оставаясь просто Женькой, я не мог бы решать вопросы людей целого театра, стоящего за мной. Дистанция лучше работает. Как таковой, звездности нет, впрочем, об этом надо спросить у моих близких.
5.Когда - то, Вы были просто Женей Мироновым, но время неумолимо. Теперь, Вы - безусловно, Евгений Витальевич, Вы миновали кризис среднего возраста, столь сложный для думающих актеров. Это было болезненно, или удалось «не расплескать» себя?
5.Конечно, были моменты и отчаяния, и депрессии. Но тот огромный круг проблем, который висит на мне, просто физически не дает возможность уходить в депрессию, и тем более копаться в себе.
22.У Вас есть друзья, долго живущие в Германии? Какие, они, эти люди? Русские, граждане страны проживания или же люди "между двух культур?"
22.Конечно, у меня есть русские друзья и знакомые, которые приехали довольно давно, и живут здесь по законам Германии. Что я считаю абсолютно правильным, ведь со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Эти люди здесь хорошо ассимилировались. Есть же и другие, которые буквально ведут себя, как свиньи. Они не понимают, что страна приняла их, дала социальную помощь и надо иметь хоть элементарное чувство благодарности. Но это беда Германии, как государства. Среди моих знакомых есть и давно уехавшие артисты, которые мечтают вернуться на Родину. Да, здесь они обрели некую стабильность, но совершенно не реализовались творчески. Отравленные искусством на родине, они хотели продолжаться как художники, но оказались совершенно не нужными.
23.Насколько важно, по - Вашему мнению, сохранение русского языка в иммигрантской среде?
23. Я считаю, что это очень важно вообще, и не только в иммигрантской, но даже и в русской среде. Проблема языка просто всеобъемлющая.
24.Остаётся ли при такой загруженности время на личную жизнь, на близких?
24.Практически не остается. Например, в этом году у меня не получилось вырваться в Болгарию, где отдыхала моя семья.
25.Есть ли у вас семейные традиции?
25. Были, когда папа был жив. Сложившейся компанией мы очень весело и вкусно встречали все праздники. Но, когда папы не стало, всё как–то развалилось…
26.Каким качеством вы гордитесь в себе?
26. Видимо, это упорство. Не так давно я проходил реабилитацию, и мне пришлось заниматься в специализированном спортивном центре, наряду с профессиональными спортсменами. Надо было делать большой комплекс упражнений, занятия шли с 9 до 17.30. Сначала я переживал, как же я справлюсь, ведь не такой уж и физически крепкий… В первый день я практически умер, но потом - ничего втянулся. Этой реабилитаций я очень повысил свою самооценку. Хорошее качество, которое мне досталось от папы с мамой, не раз меня выручало.
27.Фамилия «Миронов» в титрах или на афише – практически гарантия хорошего кино или спектакля. Вы достигли того уровня, когда выбирает актер (при всей зависимости актерской профессии). А с каким режиссером могли бы работать, даже если сценарий тянет на «троечку»?
27.Только с хорошим режиссером. Например, с . Можно и с другими попробовать. Даже есть риск, но игра стоит свеч.
Евгений Витальевич, спасибо за такое большое и интересное интервью.
И Вам спасибо, Наташа!
Беседовала Наташа Николаева
июль 2011
Евгений, 6 апреля состоится премьера фильма «Время первых», где вы играете космонавта Алексея Леонова, а Константин Хабенский - его друга, командира корабля «Восход-2» Павла Беляева. Алексей Архипович вас консультировал и, наверное, уже видел готовую картину. Что он сказал?
Действительно, он ее посмотрел, потом долго молчал и наконец сказал: «Мне только сейчас стало страшно». Потому что тогда, в марте 1965 года, он выполнял задание и все силы были брошены именно на это - не было свободной секунды на то, чтобы бояться.
- Но была масса причин!
Да! Ведь за две недели до старта упал тестовый корабль, и стало понятно, что лететь смертельно опасно. Но Леонов с Беляевым настояли, что откладывать запуск нельзя, и уговорили Сергея Павловича Королева. Леонов стал первым человеком, вышедшим в открытый космос, но выйти-то оказалось самым простым, а вот вернуться на корабль, а потом на Землю… Он же мог семь раз погибнуть! Скафандр в космосе раздуло, и он не сумел протиснуться в шлюз корабля, пока не спустил лишнее давление. У них отказала автоматика, и Беляев сажал корабль вручную. Никто не знал, куда они приземлились, потому что сломалась антенна - их случайно засек радиолюбитель на Камчатке. Для меня это история про веру, которая живет, даже когда вроде бы не осталось шансов на спасение.
У вас с Хабенским была серьезная подготовка. Не было мысли сократить ее, отдать дублерам сцены, которые сложны технически?
Нет, мы захотели пойти другим путем и серьезно занялись физподготовкой, но она скорее была направлена на выносливость, а не на что-то узкоспециальное. Мы стали более подтянутыми, стали меньше курить. Когда начались съемки полета, выяснилось, что такой подготовки недостаточно: там была другого рода нагрузка. Я до сих пор не понимаю, как космонавты в такой кабине помещались - она же крохотная! К рукам и ногам была прикреплена масса тросиков, и находиться в скафандрах в этом маленьком пространстве было сложно психологически. Я никогда не страдал клаустрофобией, однако понял, что это, когда на мне впервые застегнули шлем. Он не всегда сразу отстегивался, иногда что-то заедало, и было ощущение, что никто мне не поможет и я задохнусь, а сам я в огромном неудобном скафандре, весь опутан тросами и не в состоянии ничего расстегнуть… Мы делали 15-минутный перерыв после каждой сцены. Долго вылезали из скафандров, чуть-чуть приходили в себя и снова шли в бой. В сценах выхода в открытый космос было, с одной стороны, проще, потому что просторнее, но, с другой стороны, все снималось в 3D: это чрезвычайно сложно технически, и еще три года назад съемки подобного уровня были в нашей стране невозможны. Режиссер картины Дима Киселев рассчитывал все по миллиметрам, но даже камера 3D, эта огромная махина, иногда зависала, не выдерживала.
С родителями Виталием Сергеевичем и Тамарой Петровной. Фото: Из личного архива Евгения Миронова
Столько сил вы потратили на эти съемки, не началась ли аллергия на слова «космос», «космонавт», «звезды», «небо»?
Нет, я мечтаю о продолжении.
Большинство ваших ровесников в детстве хотели быть космонавтами, однако вы с самых ранних лет мечтали стать актером и режиссером. Привлекая сестренку, ставили дома спектакли. Были среди них истории про космос?
Мы жили в военном городке Татищево-5, и у нас с Оксаной преобладали спектакли военной тематики. Мы делали из раскладушки палатку, вели бои… Наверное, живи мы недалеко от космодрома, та же самая раскладушка служила бы космическим кораблем. Однако в Татищево-5 ничего, связанного с космосом, не было, поэтому про него ничего и не придумывалось. Но я помню, с каким вниманием мы смотрели по телевизору запуски всех космических ракет, знали все подробности: кто летит, на сколько суток… Хотя это были не 1960-е, а 1970-е годы, все равно каждый полет становился событием и все космонавты были для нас божествами. Фантастические фильмы про космос я просто обожал. Когда учился классе в седьмом, вышла картина «Через тернии к звездам», и я не мог дождаться, когда же ее привезут в наш Дом культуры. Но премьера совпала с моим дежурством по классу: я должен был мыть полы! Страдание мое оказалось безмерно. Мама, видя, в каком я жутком состоянии, нашла выход: она предложила сделать вид, будто я сломал руку. Как следует перебинтовала ее, и я явился в школу с печальным лицом - уже начинал постигать азы актерской профессии. «Спецоперация» прошла успешно: от дежурства меня освободили, и я попал на премьеру этого удивительного фильма.
На следующий день завуч, учителя и одноклассники встретили овациями? Кричали: «Браво, Женя! Ты был великолепен в роли больного»?
Никто не узнал, что я играл роль. Я ходил с имитацией гипса еще целых две недели, рассказывал всем о самочувствии: в один день рука болела сильнее, в другой - почти не беспокоила…
С сестрой Оксаной. Фото: Из личного архива Евгения Миронова
- Поразительно, что эту мистификацию придумала мама! У нее тоже были актерские способности?
И у нее, и у папы. Он однажды придумал авантюру, гораздо более впечатляющую, чем «гипс». Я в раннем детстве ушиб копчик, и из-за этого у меня начало развиваться костное заболевание. В шесть лет стал прихрамывать, потом - хромать все сильнее и сильнее. И в конце концов от боли уже не мог ходить. Меня лечили в больнице в Саратове, там врачи говорили, что в будущем я, скорее всего, смогу передвигаться разве что в инвалидной коляске. Тогда только родилась моя сестра, и мама возила нас обоих в ее детской колясочке: я сидел, держа на коленях Оксану. И это было унизительно! Я взрослый мальчик, но мама возит меня в коляске - и это видят все одноклассники!. Так вот, папа случайно услышал в очереди про детский санаторий Министерства обороны, где болезнь вроде моей могут вылечить за год с помощью ультрафиолетовых лучей, целебной грязи, массажа и всяких эффективных процедур. Только брали туда исключительно детей военных - а папа был водителем на машине, развозившей хлеб.
Но он не растерялся. Одолжил у друга, майора, военную форму, сфотографировался, и я уж не знаю как, но сфабриковал документы! Фактически это уголовное дело, только, не пойди он на этот риск, я бы оказался в восемь лет прикован к постели. Помню то отцовское фото: он абсолютно достоверно сыграл майора. Все получилось, меня взяли в санаторий - и это была не только удача, но и еще одна трагедия. Я был очень привязан к семье и ужасно тяжело переносил разлуку. Когда меня положили в санаторий, сестре исполнилось несколько месяцев, денег не было. Родители продали все, что было в квартире, чтобы мама могла летать навещать меня.
- В санатории вы ни с кем не подружились?
Я рос некоммуникабельным ребенком, мне было комфортно в своем мире мыслей, фантазий, а сообщение с внешним миром давалось сложно. Это касалось и санатория, и школы, и учебы в Москве потом. Но я рано понял, что мой единственный способ преодолеть природную застенчивость - стать артистом.
- Говорили себе: «А сыграю-ка я роль компанейского, веселого пацана»?
Нет, готовил театрализованные представления. В школе постоянно проводили мероприятия ко Дню пограничника, Дню почтальона, и я стал за них отвечать: писал пьесы, сам играл в них, привлекал одноклассников.
Советуют, получая удар судьбы, задавать себе не вопрос «За что?», а вопрос «Зачем это было нужно?» Жизнь ударила вас маленького так больно… Зачем? Чтобы вы глубже других чувствовали, больше знали о душе, о страданиях?
Я не ощущал, что я что-то глубже чувствую, чем ровесники. Но конечно, ничего просто так не дается - это я понял, когда вырос. Никогда не анализировал, почему это случилось, для чего была болезнь, зачем меня оторвали от дома и семьи. Для чего-то, наверное, нужно было, чтобы судьба сплела такой узор. Чтобы внутренняя копилка наполнялась не только радостями, но и печалями.
- Рос я некоммуникабельным ребенком, мне было комфортно в своем мире мыслей, фантазий. Но я рано понял, что мой единственный способ преодолеть застенчивость - стать артистом
. Фото: Арсен Меметов
- Вспоминали это детское одиночество, когда приехали в Москву учиться?
Москва к тому времени не была мне совсем уж чужим городом. После восьмого класса я, чтобы не терять времени, поступил в Саратовское театральное училище. Став студентом, на каждые каникулы приезжал в Москву с сестрой. Мы обходили с ней все театры. Пускали по студенческому удостоверению, без мест. Не знаю, почему по студенческому пропускали и маленькую девочку, - наверное, вид у нас был трогательный. Мы посмотрели «Оптимистическую трагедию» и «Три девушки в голубом» в «Ленкоме», «Чайку» во МХАТе, много других спектаклей. Возвращаясь в Саратов, я рассказывал своему мастеру Ермаковой и однокурсникам о своих впечатлениях и мечтал, что, закончив учиться в Саратове, обязательно поеду в Москву, в Школу-студию МХАТ, на курс Табакова! Но расставание с семьей снова было ужасно тяжелым. Когда меня провожали на станции Татищево, маму не могли отлепить от меня - так она меня схватила. Когда поезд тронулся, я стрельнул и выкурил в тамбуре первую свою сигарету… Я понимал, что наступила новая жизнь.
Вначале было трудно - во-первых, приспосабливаться к большому городу, во-вторых, учиться. Я должен был досдать экзамены за весь год, сдавать текущие экзамены - от количества учебы находился в бессознательном состоянии, и не все учителя шли мне на помощь. Однако главной была другая проблема: я понял, какая у меня тяжелая, сложная профессия! Табаков видел насквозь каждую секунду твоего существования и мог сказать, просмотрев этюд, который длился десять минут: «Пять секунд у тебя было правильных, я в них тебе верил, а все остальное время была лажа». Я будто заново учился дышать и ходить. Вдобавок на меня косились однокурсники: я был чей-то конкурент. Олег Павлович взял меня сразу на второй курс, с испытательным сроком, и в случае, если он меня оставлял, должен был в конце года отчислить кого-то другого. И все это знали. Психологически было очень сложно! Я даже не мог найти напарника для отрывка: долгое время все отказывались со мной играть.
Но почему мастер ничего не предпринял? Он ведь мог просто сказать кому-то из студентов, чтобы тот побыл напарником новенького…
Мастер в это даже не влезает. Студент должен сам наладить отношения. Выживет так выживет, выплывет так выплывет, а нет так нет…
- И какой выход вы с вашим бурлящим творческим умом придумали?
Знаете, в такие моменты ничего не бурлит, наоборот, замыкаешься в себе, чтобы выжить. Когда заваливает в шахте или обломками здания после землетрясения, необходимо не тратить силы и энергию на резкие рывки, а постараться приспособиться к этому состоянию - медленно, тихонечко и максимально спокойно дышать. Вот и я тогда закрылся всеми своими лапами и просто стал работать: нашел партнера, сделал отрывочек, потом еще один отрывочек… Шел маленькими-премаленькими шажками. И дошел: когда окончил институт, меня пригласили сразу в два театра - во МХАТ и в Театр-студию под руководством Табакова. Конечно, я пошел к учителю.
- Лишь когда я увидел карьер вместо здания театра и понял, что абсолютно все придется начинать с нуля, мне стало ясно, во что я вляпался
. Фото: Арсен Меметов
Сейчас вы сами руководите театром, в прошлом году у вас был двойной юбилей: вам исполнилось 50 лет, а как художественному руководителю Театра Наций - 10. Когда вам в 2006 году предложили его возглавить, долго думали, соглашаться ли?
Минуту. Потому что я был внутренне готов. Я уже занимался фестивальной деятельностью, мы открыли фестиваль-школу «Территория», я как продюсер делал «Figaro. События одного дня», и мне стало интересно попробовать другие механизмы театрального дела. Но это было хлестаковское решение. Лишь когда я увидел карьер вместо здания театра и понял, что абсолютно все действительно придется начинать с нуля, мне стало ясно, во что я вляпался. Первые пять лет, до открытия собственного здания, было совсем тяжело. Не имея помещения для работы, мы, как цыгане, таскались по разным площадкам и в таких условиях выпустили «Рассказы Шукшина» - один из брендов нашего театра. И параллельно решали вопросы со строительством, добывали деньги…
- Бывали дни, когда вы думали: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса»?
Все 10 лет каждое утро себе это говорю. Секунду, но думаю: «Господи, был бы я сейчас просто артист, репетировал бы себе роли и горя не знал!» Мои коллеги меня берегут, потому что я же еще и актер. Вот сегодня у меня спектакль «Иванов», где я играю непростую роль. Но я бы и не смог ничего сделать один, со мной мои единомышленники, моя команда. Без партнеров театра мы не смогли бы поднять такую амбициозную программу. С нами Фонд Михаила Прохорова, Сбербанк, СИБУР и Breguet. У нас же не только серьезный театр с репертуаром, которым может похвастаться любая европейская столица, но и целая организация по возделыванию мечт: молодые режиссеры и актеры могут прийти сюда со своей мечтой и реализовать ее. И выстраивание этой системы требовало огромных сил и терпения. Мы проводим в регионах Фестиваль театров малых городов России, ведем социальную деятельность, многие наши актеры возглавляют благотворительные фонды - это Чулпан Хаматова, Ингеборга Дапкунайте, Юля Пересильд, Маша Миронова.
- Я не страдал клаустрофобией, однако понял, что это, когда на мне впервые застегнули шлем. Кадр из фильма
Лия Ахеджакова в интервью говорила, как ее папа, когда ему исполнилось 95 лет, с гордостью сказал: «Чета Мироновых из фонда «Артист» меня сегодня поздравила!» Кому первому пришла в голову мысль открыть этот фонд?
Маша пришла ко мне в кабинет, я уже был худруком, и рассказала, что хочет сделать ужин с пожилыми артистами в Доме актера. Она знала печальные истории про актеров в возрасте и про условия, в которых они живут, я тоже. Посидели мы, подумали и решили ужином не ограничиваться, а постараться бережно, не раня достоинства, помогать им более масштабно. Артисты - гордые люди, несмотря на то что после определенного возраста они никому не нужны. Если они не возглавляют какое-то учреждение, то практически выбрасываются - такова советская система, действующая, к сожалению, до сих пор. Они не получают проценты от проката своих фильмов, хотя картины могут показывать круглосуточно. У людей других профессий, связанных с кино и театром, дела обстоят не лучше… На картине «Идиот» меня гримировал потрясающий питерский мастер, он помог мне найти образ князя Мышкина. Знаете, тут важна любая деталь, и, приклей он другие усы, может, у меня бы получился другой Мышкин. Гример тогда вгляделся в мое лицо, решительно схватил усы, подскочил ко мне и с размаху их прилепил! Как скульптор создал лицо Мышкина, как Роден! Недавно я узнал, что этот мастер после инсульта влачит нищенское существование - конечно, мы ему помогли. Мы стараемся заботиться не только о московских и питерских актерах, но и о ветеранах сцены из маленьких городов.
Семья: мать - Тамара Петровна, билетер в театре; сестра - Оксана Миронова, балерина, художественный руководитель детской балетной студии «Шене»
Образование: окончил Школу-студию МХАТ
Карьера: снялся в фильмах и сериалах: «Любовь», «Анкор, еще анкор!», «Утомленные солнцем», «Мусульманин», «Ревизор», «Мама», «Идиот», «На Верхней Масловке», «Космос как предчувствие», «В круге первом», «Охота на пиранью», «Достоевский», «Синдром Петрушки», «Время первых». В 2006 году возглавил Государственный Театр Наций. Народный артист России, дважды лауреат Государственной премии РФ.
