Перевод в эту категорию военнослужащих для советского солдата означал начало принципиально нового этапа в службе – «деды» де-юре становились некоронованными лидерами армейского или флотского подразделения.
Нитка вместо ремня
«Дед» – это военнослужащий, прослуживший полтора года. Армейские остроумцы переводили это слово как аббревиатуру «Домой Едут Дембеля». У «дедов» обязательно должен быть «свой» призыв «духов». Как только новички приходили в роту, начинался процесс перевода в «деды» из «черпаков». И если в «черпаки» посвящали ударами солдатского ремня с бляхой (а иногда и реальным черпаком, взятым с кухни), то перевод в «дедушки» был чисто символическим переходным обрядом.
По форме перевод в «деды» напоминал ритуальную «порку» кандидатов в «черпаки». Правда, имелись существенные отличия. При переводе в «черпаки» солдата лупили столько раз, сколько месяцев ему осталось до дембеля. И били бляхой чаще всего от души. Посвященный долгое время не мог сидеть. Если «черпак» произнес во время экзекуции хотя бы звук, перевод считался недействительным.
Будущий «дед» ложился на живот, на ягодицы ему клали подушку. По ним били ниткой, и «дед» должен был орать что есть мочи (якобы от боли). Если процедура перевода проходила, как положено, «дед» считался «правильным». В противном случае старослужащий получал полупрезрительный статус «беспонтового» «деда», над которым смеялись даже «черпаки» и «духи».
Масло – «духам»
Переведенный «дед» должен был исповедовать «стодневку» (стодневный срок до приказа об увольнении его призыва). В столовой это выражалось в том, что «деды» отдавали «духам» свое масло. «Дух» при этом обязательно говорил, сколько «дедушке» осталось служить. Если «молодой» ошибался, масло он не получал, вместо этого его «отоваривали» тумаками, чтобы впредь не забывался. В разных армейских и флотских подразделениях СССР этот ритуал соблюдался неодинаково. Кое-где он выглядел так: «дед» после получения ответа об остатке своего срока службы писал эту цифру черенком ложки на бутерброде и съедал кусок хлеба с маслом. Затем отрезал от припасенного специально для такого случая портновского метра очередной сантиметр. Данный ритуал означал, что у «дедушки» «день прошел».
В некоторых подразделениях советской армии «деды» в «стодневку» брились наголо, как «духи».
Когда проходила вечерняя поверка, вызванный при перекличке «дедушка» произносил цифру (количество дней до «дембеля») – «якать» для старослужащего считалось дурным тоном.
«Бумажными» «дедами» считались выпускники вузов, призывавшиеся на год (в советской армии служили два года, а на флоте - три). По армейским понятиям статус «деда» такой воин должен был получить уже через полгода службы. В армию призывали до 27 лет, и если возраст служивого переваливал за четверть века, он именовался «дедом в натуре». Таких, как правило, старослужащие не трогали.
Гармаш повредил «дедушку», а Нагиеву отбили почки
Дедовщина, начавшаяся проявляться в частях советской армии и на флоте в 60-70 годах ХХ века, была не везде, поэтому и строгой иерархии по срокам службы, с переводами военнослужащего на ту или иную социальную ступень в зависимости от того, кто сколько прослужил, в отдельных советских войсковых подразделениях не существовало.
Отечественные знаменитости, прошедшие армейскую школу, об этом проявлении неуставных взаимоотношений чаще всего упоминают вскользь или же не говорят вообще. К примеру, пародист Александр Песков рассказывал в интервью, что за время его службы «боевые крещения» «духов» больше напоминали игру, нежели издевательства. А вот актер Сергей Гармаш в армии так отметелил «дедушку», что загремел в дисбат.
Самыми откровенными признаниями о службе в советской армии выглядят изобилующие шокирующими подробностями рассказы актера Дмитрия Нагиева. Мастер спорта по самбо Нагиев попал в часть, где служили 60% уроженцев Средней Азии плюс грузины и азербайджанцы. Спортивная подготовка Дмитрия не только не помогла ему защитить себя – по словам знаменитого актера и телеведущего, его жестоко избивали зачастую именно из-за желания проверить, какой он самбист. Из армии, по признанию Дмитрия Нагиева, он пришел с раскрошившимися зубами и отбитыми почками.
Ни о каких статусах «дух» - «черпак» - «дед» в подобных частях, где преобладали выходцы из среднеазиатских и северокавказских республик, не могло быть и речи – солдатские группировки там формировались по принципу землячеств. Русским солдатам, оказывавшимся в меньшинстве, в таких подразделениях служилось крайне тяжело.
Ритуализация армейской службы в СА давала о себе знать с первых же дней попадания молодого бойца в часть (в роту). Новобранец был «духом» («салагой», «солобоном», «слоном» и т.д). При двухгодичном сроке службы первые 6 месяцев «духи» должны были «умирать» – вся грязная работа, которая только существовала в армии, лежала на их плечах – мытье полов в казармах, уборка территории и многое другое. С приходом нового призыва в роту «духи» переходили в разряд «молодых» («фазанов» и т.д.). «Молодые» контролировали и направляли «духов» и с нетерпением ждали перевода в «черпаки». Отслужившие год, как положено, получали бляхой или черпаком по пятой точке и становились «черпаками» («черепами»). Они теперь командовали и «духами», и «молодыми».
Армейскими «ворами в законе» в советских Вооруженных Силах можно назвать «дедов», которым оставалось служить где-то около полугода, «100 дней до приказа». Деды – негласные короли подразделений СА, с которыми считались даже младшие офицеры: деды поддерживали порядок в ротах, а ротным командирам, соответственно, было меньше хлопот. Какими средствами поддерживать дисциплину, не так важно, лишь бы все это не выходило за пределы части. Термин «дедовщина» не зря получил название по статусу самых главных представителей иерархической лестницы в Советской армии – все ужасы неуставных отношений в ней связаны именно с этой категорией военнослужащих.
Временной предел мечтаний любого советского срочника – дембель, время исхода. Дембель как статус военнослужащего – это что-то вроде армейского вольнослушателя: дембеля как бы вычеркнуты из армейской повседневности, но еще не уволены в запас. Приказ об увольнении их призыва уже вышел, и они мысленно уже там, на гражданке.
Последний для срочников ритуал в Советской армии был связан с дембелем (как явлением) – «дембельский аккорд». В сущности, он представлял собой бессовестную игру армейского начальства на солдатской надежде и желании поскорее вернуться домой. Когда военнослужащего демобилизовали, его дальнейшее пребывание в части ограничивается максимум парой недель или же несколькими днями. За это время командование заставляло дембелей что-то построить (или, наоборот, сломать), выкопать (закопать) – спектр работ для «аккорда» был широчайший. Чистота «эксперимента» в данном случае, как правило, блюлась – работа выполнялась только дембелями, без участия «духов» или других помощников, находившихся ниже по армейской иерархии.
Это слово означает вовсе не то, к чему привык наш слух на гражданке. Выражение «черпак» в армии означает такой этап в срочной службе бойца, когда уходит вторая смена дедов с момента его призыва, и он остаётся «у руля» вместе со старшим призывом, на который в бытность его «духанки» приходился основной объём работы, в том числе по обслуживанию дедов.
Психологически это выливается в следующую картину: первый год солдат живёт в атмосфере постоянного психологического давления как со стороны офицеров и прапорщиков, так и, что неизмеримо важнее, со стороны старшего призыва и сержантского состава. Ведь для солдата есть две жизни: под оком командования (день) и в казарме под оком коллектива (ночь); они здорово разнятся. Жизнь в казарме и среди своих обычно сопряжена с наибольшей нервотрёпкой, унижениями, лишениями. Если наказание от офицеров носит эпизодический характер и наступает зачастую далеко не сразу, то наказание от сослуживцев приходит немедленно, достаёт всегда и неизбежно даже за самый мелкий проступок (среди своих ты всегда на виду); оно неотвратимо, и может быть растянуто во времени, и бить по психике снова и снова. Но самое страшное, что наказание здесь даже за совершенно незначительные проступки вполне ощутимое. Однако поступки незначительны только с точки зрения здравомыслящего человека или человека гражданского, далёкого от армейской жизни. В армии человек лишён подавляющего большинства благ, поэтому самые незначительные с точки зрения зажравшегося обывателя блага, а также нестандартные усовершенствования наличных общедоступных объектов (особая большая подшива, нашивка на форму, татуировка) ввиду стандартизации всего окружающего, оказываются для него желанны и невероятно важны, становятся буквально смыслом жизни. За подобные мелочи жизни разворачивается чудовищная по жестокости и психологизму борьба.
Так что боец в армии в первый год службы пребывает в состоянии постоянного психологического напряжения: он лишён даже незначительных доступных в армии благ (печенье на обед забирают деды, новую форму забирают коптёры), ему не позволяют улучшать доступные вещи – любое улучшение встречается враждебно (мол, по сроку службы не положено); унижают, заставляя обслуживать дедов и обеспечивать им шикарную по армейским меркам жизнь; сильно наказывают даже за самые незначительные проступки и ошибки (наказание непропорционально сильнее проступка), причём, и с виной, и без вины. Да что там говорить, просто унижают и издеваются, бьют для предупреждения протеста. В общем, на человека оказывается сильное и постоянное психологическое давление.
И вот представьте теперь состояние такого человека, когда увольняется старший призыв, и он оказывается избавлен от этого постоянного психологического прессинга. Человек слишком к нему привыкает, становится очень пластичным, – на него легко надавить, поэтому он теперь попадает под нажим со стороны офицеров и прапорщиков, которые используют его как буфер при претворении приказа в жизнь. Стремление получить больше заменяется жаждой сохранить достигнутое, поэтому прессинг полностью не исчезает, но ослабевает и приобретает уже иную форму; солдат теперь не столь унижен и на фоне появившихся молодых ощущает себя королём. Но пока что он пребывает в шоке от свалившейся на него благодати и в спешном порядке начинает навёрстывать то, чего он был лишён так долго: черпать, черпать и ещё раз черпать – всеми фибрами души и всеми частями тела. Отсюда и это слово: «черпак».
Черпаки обычно ведут себя с молодыми хуже дедов, так как только-только дорвались до нового уровня социального статуса и ещё не успели к нему привыкнуть. Они и менее дисциплинированны, нежели деды, так как им далеко до дембеля, и они не озабочены ещё предстоящей проблемой увольнения и ожиданием гражданской жизни, тогда как деды, напротив, не только остепеняются, но ещё и стремятся выслужиться, чтобы их уволили хотя бы на несколько дней раньше положенного срока (командир части имеет право добавлять до 5 дней к отпуску).
Отдельная тема – взаимоотношения между дедами и черпаками. В целом, деды оберегают молодых от зверств черпаков, иногда даже схлёстываясь с последними. Поэтому черпаки, если и стараются озадачить чем-то молодых, то делают это очень осторожно, чтобы не попасться: сильный и уважаемый дедушка за такое нарушение субординации не даст спуска даже черпакам.
От работы черпаки всячески стараются уйти и остаются при этом по коллективным законам в своём праве; обычно они работают только тогда, когда работают сами дедушки.
Ритуализация армейской службы в СА давала о себе знать с первых же дней попадания молодого бойца в часть (в роту). Новобранец был «духом» («салагой», «солобоном», «слоном» и т.д). При двухгодичном сроке службы первые 6 месяцев «духи» должны были «умирать» – вся грязная работа, которая только существовала в армии, лежала на их плечах – мытье полов в казармах, уборка территории и многое другое. С приходом нового призыва в роту «духи» переходили в разряд «молодых» («фазанов» и т.д.). «Молодые» контролировали и направляли «духов» и с нетерпением ждали перевода в «черпаки». Отслужившие год, как положено, получали бляхой или черпаком по пятой точке и становились «черпаками» («черепами»). Они теперь командовали и «духами», и «молодыми».
Армейскими «ворами в законе» в советских Вооруженных Силах можно назвать «дедов», которым оставалось служить где-то около полугода, «100 дней до приказа». Деды – негласные короли подразделений СА, с которыми считались даже младшие офицеры: деды поддерживали порядок в ротах, а ротным командирам, соответственно, было меньше хлопот. Какими средствами поддерживать дисциплину, не так важно, лишь бы все это не выходило за пределы части. Термин «дедовщина» не зря получил название по статусу самых главных представителей иерархической лестницы в Советской армии – все ужасы неуставных отношений в ней связаны именно с этой категорией военнослужащих.
Временной предел мечтаний любого советского срочника – дембель, время исхода. Дембель как статус военнослужащего – это что-то вроде армейского вольнослушателя: дембеля как бы вычеркнуты из армейской повседневности, но еще не уволены в запас. Приказ об увольнении их призыва уже вышел, и они мысленно уже там, на гражданке.
Последний для срочников ритуал в Советской армии был связан с дембелем (как явлением) – «дембельский аккорд». В сущности, он представлял собой бессовестную игру армейского начальства на солдатской надежде и желании поскорее вернуться домой. Когда военнослужащего демобилизовали, его дальнейшее пребывание в части ограничивается максимум парой недель или же несколькими днями. За это время командование заставляло дембелей что-то построить (или, наоборот, сломать), выкопать (закопать) – спектр работ для «аккорда» был широчайший. Чистота «эксперимента» в данном случае, как правило, блюлась – работа выполнялась только дембелями, без участия «духов» или других помощников, находившихся ниже по армейской иерархии.
