Уходим все дальше лес в синеватую. В людях (отрывок из повести)

По прочтении просьбы судья приблизился к Ивану Ивановичу, взял его за пуговицу и начал говорить ему почти таким образом:

Что это вы делаете, Иван Иванович? Бога бойтесь! бросьте просьбу, пусть она пропадает! (Сатана приснись ей!) Возьмитесь лучше с Иваном Никифоровичем за руки, да поцелуйтесь, да купите сантуринского, или никопольского, или хоть просто сделайте пуншику, да позовите меня! Разопьем вместе и позабудем все!

Нет, Демьян Демьянович! не такое дело, - сказал Иван Иванович с важностию, которая так всегда шла к нему. - Не такое дело, чтобы можно было решить полюбовною сделкою. Прощайте! Прощайте и вы, господа! - продолжал он с тою же важностию, оборотившись ко всем. - Надеюсь, что моя просьба возымеет надлежащее действие. - И ушел, оставив в изумлении все присутствие.

Судья сидел, не говоря ни слова; секретарь нюхал табак; канцелярские опрокинули разбитый черепок бутылки, употребляемый вместо чернильницы; и сам судья в рассеянности разводил пальцем по столу чернильную лужу.

Что вы скажете на это, Дорофей Трофимович? - сказал судья, после некоторого молчания обратившись к подсудку.

Ничего не скажу, - отвечал подсудок.

Экие дела делаются! - продолжал судья.

Не успел он этого сказать, как дверь затрещала и передняя половина Ивана Никифоровича высадилась в присутствие, остальная оставалась еще в передней. Появление Ивана Никифоровича, и еще в суд, так показалось необыкновенным, что судья вскрикнул; секретарь прервал свое чтение. Один канцелярист, в фризовом подобии полуфрака, взял в губы перо; другой проглотил муху. Даже отправлявший должность фельдъегеря и сторожа инвалид, который до того стоял у дверей, почесывая в своей грязной рубашке с нашивкою на плече, даже этот инвалид разинул рот и наступил кому-то на ногу.

Какими судьбами! что и как? Как здоровье ваше, Иван Никифорович?

Но Иван Никифорович был ни жив ни мертв, потому что завязнул в дверях и не мог сделать ни шагу вперед или назад. Напрасно судья кричал в переднюю, чтобы кто-нибудь из находившихся там выпер сзади Ивана Никифоровича в присутственную залу. В передней находилась одна только старуха просительница, которая, несмотря на все усилия своих костистых рук, ничего не могла сделать. Тогда один из канцелярских, с толстыми губами, с широкими плечами, с толстым носом, глазами, глядевшими скоса и пьяна, с разодранными локтями, приблизился к передней половине Ивана Никифоровича, сложил ему обе руки накрест, как ребенку, и мигнул старому инвалиду, который уперся своим коленом в брюхо Ивана Никифоровича, и, несмотря на жалобные стоны, вытиснут он был в переднюю. Тогда отодвинули задвижки и отворили вторую половинку дверей. Причем канцелярский и его помощник, инвалид, от дружных усилий дыханием уст своих распространили такой сильный запах, что комната присутствия превратилась было на время в питейный дом.

Не зашибли ли вас, Иван Никифорович? Я скажу матушке, она пришлет вам настойки, которою потрите только поясницу и спину, и все пройдет.

Но Иван Никифорович повалился на стул и, кроме продолжительных охов, ничего не мог сказать. Наконец слабым, едва слышным от усталости голосом произнес он:

Не угодно ли? - и, вынувши из кармена рожок, прибавил: - Возьмите, одолжайтесь!

Весьма рад, что вас вижу, - отвечал судья. - Но все не могу представить себе, что заставило вас предпринять труд и одолжить нас такою приятною нечаянностию.

С просьбою... - мог только произнесть Иван Никифорович.

С просьбою? с какою?

С позвом... - тут одышка произвела долгую паузу, - ох!.. с позвом на мошенника... Ивана Иванова Перерепенка.

Господи! и вы туда! Такие редкие друзья! Позов на такого добродетельного человека!..

Он сам сатана! - произнес отрывисто Иван Никифорович.

Судья перекрестился.

Возьмите просьбу, прочитайте.

Нечего делать, прочитайте, Тарас Никонович, - сказал судья, обращаясь к секретарю с видом неудовольствия, причем нос его невольно понюхал верхнюю губу, что обыкновенно он делал прежде только от большого удовольствия. Такое самоуправство носа причинило судье еще более досады. Он вынул платок и смел с верхней губы весь табак, чтобы наказать дерзость его.

Секретарь, сделавши обыкновенный свой приступ, который он всегда употреблял перед начатием чтения, то есть без помощи носового платка, начал обыкновенным своим голосом таким образом:

- "Просит дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун, а о чем, тому следуют пункты:

1) По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий себя дворянином, Иван Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего дня пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил. На что, с моей стороны,я не подавал никакой причины к столь противозаконному и разбойническому поступку.

2) Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою и до 7-го числа прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне и начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в моей комнате, и предлагал мне за него, с свойственною ему скупостью, многие негодные вещи, как-то: свинью бурую и две мерки овса. Но, предугадывая тогда же преступное его намерение, я всячески старался от оного уклонить его; но оный мошенник и подлец, Иван, Иванов сын, Перерепенко, выбранил меня мужицким образом и питает ко мне с того времени вражду непримиримую. Притом же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын, Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были пребеззаконные люди, и оба были невообразимые пьяницы. Упоминаемый же дворянин и разбойник Перерепенко своими скотоподобными и порицания достойными поступками превзошел всю свою родню и под видом благочестия делает самые соблазнительные дела: постов не содержит, ибо накануне филипповки сей богоотступник купил барана и на другой день велел зарезать своей беззаконной девке Гапке, оговариваясь, аки бы ему нужно было под тот час сало на каганцы и свечи.

Чудный город Миргород! Каких в нем нет строений! И под соломенною, и под очеретяною, даже под деревянною крышею; направо улица, налево улица, везде прекрасный плетень; по нем вьется хмель, на нем висят горшки, из-за него подсолнечник выказывает свою солнцеобразную голову, краснеет мак, мелькают толстые тыквы... Роскошь! Плетень всегда убран предметами, которые делают его еще более живописным: или напяленною плахтою, или сорочкою, или шароварами. В Миргороде нет ни воровства, ни мошенничества, и потому каждый вешает, что ему вдумается. Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! единственная, какую только вам удавалось когда видеть! Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа! Домы и домики, которые издали можно принять за копны сена, обступивши вокруг, дивятся красоте ее. Но я тех мыслей, что нет лучше дома, как поветовый суд. Дубовый ли он или березовый, мне нет дела; но в нем, милостивые государи, восемь окошек! восемь окошек в ряд, прямо на площадь и на то водное пространство, о котором я уже говорил и которое городничий называет озером! Один только он окрашен цветом гранита: прочие все домы в Миргороде просто выбелены. Крыша на нем вся деревянная, и была бы даже выкрашена красною краскою, если бы приготовленное для того масло канцелярские, приправивши луком, не съели, что было, как нарочно, во время поста, и крыша осталась некрашеною. На площадь выступает крыльцо, на котором часто бегают куры, оттого что на крыльце всегда почти рассыпаны крупы или что-нибудь съестное, что, впрочем, делается не нарочно, но единственно от неосторожности просителей. Он разделен на две половины: в одной присутствие, в другой арестантская. В той половине, где присутствие, находятся две комнаты чистые, выбеленные: одна — передняя для просителей; в другой стол, убранный чернильными пятнами; на нем зерцало. Четыре стула дубовые с высокими спинками; возле стен сундуки, кованные железом, в которых сохранялись кипы поветовой ябеды. На одном из этих сундуков стоял тогда сапог, вычищенный ваксою. Присутствие началось еще с утра. Судья, довольно полный человек, хотя несколько тонее Ивана Никифоровича, с доброю миною, в замасленном халате, с трубкою и чашкою чаю, разговаривал с подсудком. У судьи губы находились под самым носом, и оттого нос его мог нюхать верхнюю губу, сколько душе угодно было. Эта губа служила ему вместо табакерки, потому что табак, адресуемый в нос, почти всегда сеялся на нее. Итак, судья разговаривал с подсудком. Босая девка держала в стороне поднос с чашками. В конце стола секретарь читал решение дела, но таким однообразным и унывным тоном, что сам подсудимый заснул бы, слушая. Судья, без сомнения, это бы сделал прежде всех, если бы не вошел в занимательный между тем разговор. — Я нарочно старался узнать, — говорил судья, прихлебывая чай уже с простывшей чашки, — каким образом это делается, что они поют хорошо. У меня был славный дрозд, года два тому назад. Что ж? вдруг испортился совсем. Начал петь Бог знает что. Чем далее, хуже, хуже, стал картавить, хрипеть, — хоть выбрось! А ведь самый вздор! это вот отчего делается: под горлышком делается бобон, меньше горошинки. Этот бобончик нужно только проколоть иголкою. Меня научил этому Захар Прокофьевич, и именно, если хотите, я вам расскажу, каким это было образом: приезжаю я к нему... — Прикажете, Демьян Демьянович, читать другое? — прервал секретарь, уже несколько минут как окончивший чтение. — А вы уже прочитали? Представьте, как скоро! Я и не услышал ничего! Да где ж оно? дайте его сюда, я подпишу. Что там еще у вас? — Дело козака Бокитька о краденой корове. — Хорошо, читайте! Да, так приезжаю я к нему... Я могу даже рассказать вам подробно, как он угостил меня. К водке был подан балык, единственный! Да, не нашего балыка, которым, — при этом судья сделал языком и улыбнулся, причем нос понюхал свою всегдашнюю табакерку, — которым угощает наша бакалейная миргородская лавка. Селедки я не ел, потому что, как вы сами знаете, у меня от нее делается изжога под ложечкою. Но икры отведал; прекрасная икра! нечего сказать, отличная! Потом выпил я водки персиковой, настоянной на золототысячник. Была и шафранная; но шафранной, как вы сами знаете, я не употребляю. Оно, видите, очень хорошо: наперед, как говорят, раззадорить аппетит, а потом уже завершить... А! слыхом слыхать, видом видать... — вскричал вдруг судья, увидев входящего Ивана Ивановича. — Бог в помощь! желаю здравствовать! — произнес Иван Иванович, поклонившись на все стороны, с свойственною ему одному приятностию. Боже мой, как он умел обворожить всех своим обращением! Тонкости такой я нигде не видывал. Он знал очень хорошо сам свое достоинство и потому на всеобщее почтение смотрел, как на должное. Судья сам подал стул Ивану Ивановичу, нос его потянул с верхней губы весь табак, что всегда было у него знаком большого удовольствия. — Чем прикажете потчевать вас, Иван Иванович? — спросил он. — Не прикажете ли чашку чаю? — Нет, весьма благодарю, — отвечал Иван Иванович, поклонился и сел. — Сделайте милость, одну чашечку! — повторил судья. — Нет, благодарю. Весьма доволен гостеприимством, — отвечал Иван Иванович, поклонился и сел. — Одну чашку, — повторил судья. — Нет, не беспокойтесь, Демьян Демьянович! При этом Иван Иванович поклонился и сел. — Чашечку? — Уж так и быть, разве чашечку! — произнес Иван Иванович и протянул руку к подносу. Господи Боже! какая бездна тонкости бывает у человека! Нельзя рассказать, какое приятное впечатление производят такие поступки! — Не прикажете ли еще чашечку? — Покорно благодарствую, — отвечал Иван Иванович, ставя на поднос опрокинутую чашку и кланяясь. — Сделайте одолжение, Иван Иванович! — Не могу. Весьма благодарен. — При этом Иван Иванович поклонился и сел. — Иван Иванович! сделайте дружбу, одну чашечку! — Нет, весьма обязан за угощение. Сказавши это, Иван Иванович поклонился и сел. — Только чашечку! одну чашечку! Иван Иванович протянул руку к подносу и взял чашку. Фу ты пропасть! как может, как найдется человек поддержать свое достоинство! — Я, Демьян Демьянович, — говорил Иван Иванович, допивая последний глоток, — я к вам имею необходимое дело: я подаю позов. — При этом Иван Иванович поставил чашку и вынул из кармана написанный гербовый лист бумаги. — Позов на врага своего, на заклятого врага. — На кого же это? — На Ивана Никифоровича Довгочхуна. При этих словах судья чуть не упал со стула. — Что вы говорите! — произнес он, всплеснув руками. — Иван Иванович! вы ли это? — Видите сами, что я. — Господь с вами и все святые! Как! вы, Иван Иванович, стали неприятелем Ивану Никифоровичу? Ваши ли это уста говорят? Повторите еще! Да не спрятался ли у вас кто-нибудь сзади и говорит вместо вас?.. — Что ж тут невероятного. Я не могу смотреть на него; он нанес мне смертную обиду, оскорбил честь мою. — Пресвятая Троица! как же мне теперь уверить матушку! А она, старушка, каждый день, как только мы поссоримся с сестрою, говорит: «Вы, детки, живете между собою, как собаки. Хоть бы вы взяли пример с Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Вот уж друзья так друзья! то-то приятели! то-то достойные люди!» Вот тебе и приятели! Расскажите, за что же это? как? — Это дело деликатное, Демьян Демьянович! на словах его нельзя рассказать. Прикажите лучше прочитать просьбу. Вот, возьмите с этой стороны, здесь приличнее. — Прочитайте, Тарас Тихонович! — сказал судья, оборотившись к секретарю. Тарас Тихонович взял просьбу и, высморкавшись таким образом, как сморкаются все секретари по поветовым судам, с помощию двух пальцев, начал читать: — «От дворянина Миргородского повета и помещика Ивана, Иванова сына, Перерепенка прошение; а о чем, тому следуют пункты: 1) Известный всему свету своими богопротивными, в омерзение приводящими и всякую меру превышающими законопреступными поступками, дворянин Иван, Никифоров сын, Довгочхун, сего 1810 года июля 7 дня учинил мне смертельную обиду, как персонально до чести моей относящуюся, так равномерно в уничижение и конфузию чина моего и фамилии. Оный дворянин, и сам притом гнусного вида, характер имеет бранчивый и преисполнен разного рода богохулениями и бранными словами...» Тут чтец немного остановился, чтобы снова высморкаться, а судья с благоговением сложил руки и только говорил про себя: — Что за бойкое перо! Господи Боже! как пишет этот человек! Иван Иванович просил читать далее, и Тарас Тихонович продолжал: — «Оный дворянин, Иван, Никифоров сын, Довгочхун, когда я пришел к нему с дружескими предложениями, назвал меня публично обидным и поносным для чести моей именем, а именно: гусаком, тогда как известно всему Миргородскому повету, что сим гнусным животным я никогда отнюдь не именовался и впредь именоваться не намерен. Доказательством же дворянского моего происхождения есть то, что в метрической книге, находящейся в церкви Трех Святителей, записан как день моего рождения, так равномерно и полученное мною крещение. Гусак же, как известно всем, кто сколько-нибудь сведущ в науках, не может быть записан в метрической книге, ибо гусак есть не человек, а птица, что уже всякому, даже не бывавшему в семинарии, достоверно известно. Но оный злокачественный дворянин, будучи обо всем это сведущ, не для чего иного, как чтобы нанесть смертельную для моего чина и звания обиду, обругал меня оным гнусным словом. 2) Сей же самый неблагопристойный и неприличный дворянин посягнул притом на мою родовую, полученную мною после родителя моего, состоявшего в духовном звании, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, собственность, тем, что, в противность всяким законам, перенес совершенно насупротив моего крыльца гусиный хлев, что делалось не с иным каким намерением, как чтоб усугубить нанесенную мне обиду, ибо оный хлев стоял до сего в изрядном месте и довольно еще был крепок. Но омерзительное намерение вышеупомянутого дворянина состояло единственно в том, чтобы учинить меня свидетелем непристойных пассажей: ибо известно, что всякий человек не пойдет в хлев, тем паче в гусиный, для приличного дела. При таком противузаконном действии две передние сохи захватили собственную мою землю, доставшуюся мне еще при жизни от родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, начинавшуюся от амбара и прямою линией до самого того места, где бабы моют горшки. 3) Вышеизображенный дворянин, которого уже самое имя и фамилия внушает всякое омерзение, питает в душе злостное намерение поджечь меня в собственном доме. Несомненные чему признаки из нижеследующего явствуют: во-1-х, оный злокачественный дворянин начал выходить часто из своих покоев, чего прежде никогда, по причине своей лености и гнусной тучности тела, не предпринимал; во-2-х, в людской его, примыкающей о самый забор, ограждающий мою собственную, полученную мною от покойного родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, землю, ежедневно и в необычайной продолжительности горит свет, что уже явное есть к тому доказательство, ибо до сего, по скаредной его скупости, всегда не только сальная свеча, но даже каганец был потушаем. И потому прошу оного дворянина Ивана, Никифорова сына, Довгочхуна, яко повинного в зажигательстве, в оскорблении моего чина, имени и фамилии и в хищническом присвоении собственности, а паче всего в подлом и предосудительном присовокуплении к фамилии моей названия гусака, ко взысканию штрафа, удовлетворения проторей и убытков присудить и самого, яко нарушителя, в кандалы забить и, заковавши, в городскую тюрьму препроводить, и по сему моего прошению решение немедленно и неукоснительно учинить. — Писал и сочинял дворянин, миргородский помещик Иван, Иванов сын, Перерепенко». По прочтении просьбы судья приблизился к Ивану Ивановичу, взял его за пуговицу и начал говорить ему почти таким образом: — Что это вы делаете, Иван Иванович? Бога бойтесь! бросьте просьбу, пусть она пропадает! (Сатана приснись ей!) Возьмитесь лучше с Иваном Никифоровичем за руки, да поцелуйтесь, да купите сантуринского, или никопольского, или хоть просто сделайте пуншику, да позовите меня! Разопьем вместе и позабудем все! — Нет, Демьян Демьянович! не такое дело, — сказал Иван Иванович с важностию, которая так всегда шла к нему. — Не такое дело, чтобы можно было решить полюбовною сделкою. Прощайте! Прощайте и вы, господа! — продолжал он с тою же важностию, оборотившись ко всем. — Надеюсь, что моя просьба возымеет надлежащее действие. — И ушел, оставив в изумлении все присутствие. Судья сидел, не говоря ни слова; секретарь нюхал табак; канцелярские опрокинули разбитый черепок бутылки, употребляемый вместо чернильницы; и сам судья в рассеянности разводил пальцем по столу чернильную лужу. — Что вы скажете на это, Дорофей Трофимович? — сказал судья, после некоторого молчания обратившись к подсудку. — Ничего не скажу, — отвечал подсудок. — Экие дела делаются! — продолжал судья. Не успел он этого сказать, как дверь затрещала и передняя половина Ивана Никифоровича высадилась в присутствие, остальная оставалась еще в передней. Появление Ивана Никифоровича, и еще в суд, так показалось необыкновенным, что судья вскрикнул; секретарь прервал свое чтение. Один канцелярист, в фризовом подобии полуфрака, взял в губы перо; другой проглотил муху. Даже отправлявший должность фельдъегеря и сторожа инвалид, который до того стоял у дверей, почесывая в своей грязной рубашке с нашивкою на плече, даже этот инвалид разинул рот и наступил кому-то на ногу. — Какими судьбами! что и как? Как здоровье ваше, Иван Никифорович? Но Иван Никифорович был ни жив ни мертв, потому что завязнул в дверях и не мог сделать ни шагу вперед или назад. Напрасно судья кричал в переднюю, чтобы кто-нибудь из находившихся там выпер сзади Ивана Никифоровича в присутственную залу. В передней находилась одна только старуха просительница, которая, несмотря на все усилия своих костистых рук, ничего не могла сделать. Тогда один из канцелярских, с толстыми губами, с широкими плечами, с толстым носом, глазами, глядевшими скоса и пьяна, с разодранными локтями, приближился к передней половине Ивана Никифоровича, сложил ему обе руки накрест, как ребенку, и мигнул старому инвалиду, который уперся своим коленом в брюхо Ивана Никифоровича, и, несмотря на жалобные стоны, вытиснут он был в переднюю. Тогда отодвинули задвижки и отворили вторую половинку дверей. Причем канцелярский и его помощник, инвалид, от дружных усилий дыханием уст своих распространили такой сильный запах, что комната присутствия превратилась было на время в питейный дом. — Не зашибли ли вас, Иван Никифорович? Я скажу матушке, она пришлет вам настойки, которою потрите только поясницу и спину, и все пройдет. Но Иван Никифорович повалился на стул и, кроме продолжительных охов, ничего не мог сказать. Наконец слабым, едва слышным от усталости голосом произнес он: — Не угодно ли? — и, вынувши из кармана рожок, прибавил: — Возьмите, одолжайтесь! — Весьма рад, что вас вижу, — отвечал судья. — Но все не могу представить себе, что заставило вас предпринять труд и одолжить нас такою приятною нечаянностию. — С просьбою... — мог только произнесть Иван Никифорович. — С просьбою? с какою? — С позвом... — тут одышка произвела долгую паузу, — ох!.. с позвом на мошенника... Ивана Ивановича Перерепенка. — Господи! и вы туда! Такие редкие друзья! Позов на такого добродетельного человека!.. — Он сам сатана! — произнес отрывисто Иван Никифорович. Судья перекрестился. — Возьмите просьбу, прочитайте. — Нечего делать, прочитайте, Тарас Тихонович, — сказал судья, обращаясь к секретарю с видом неудовольствия, причем нос его невольно понюхал верхнюю губу, что обыкновенно он делал прежде только от большого удовольствия. Такое самоуправство носа причинило судье еще более досады. Он вынул платок и смел с верхней губы весь табак, чтобы наказать дерзость его. Секретарь, сделавши обыкновенный свой приступ, который он всегда употреблял перед начатием чтения, то есть без помощи носового платка, начал обыкновенным своим голосом таким образом: — «Просит дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун, а о чем, тому следуют пункты: 1) По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий себя дворянином, Иван, Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего дня пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил. На что, с моей стороны, я не подавал никакой причины к столь противозаконному и разбойническому поступку. 2) Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою и до 7-го числа прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне и начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в моей комнате, и предлагал мне за него, с свойственною ему скупостью, многие негодные вещи, как-то: свинью бурую и две мерки овса. Но, предугадывая тогда же преступное его намерение, я всячески старался от оного уклонить его; но оный мошенник и подлец, Иван, Иванов сын, Перерепенко, выбранил меня мужицким образом и питает ко мне с того времени вражду непримиримую. Притом же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын, Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были пребеззаконные люди, и оба были невообразимые пьяницы. Упоминаемый же дворянин и разбойник Перерепенко своими скотоподобными и порицания достойными поступками превзошел всю свою родню и под видом благочестия делает самые соблазнительные дела: постов не содержит, ибо накануне Филипповки сей богоотступник купил барана и на другой день велел зарезать своей беззаконной девке Гапке, оговариваясь, аки бы ему нужно было под тот час сало на каганцы и свечи. Посему прошу оного дворянина, яко разбойника, святотатца, мошенника, уличенного уже в воровстве и грабительстве, в кандалы заковать и в тюрьму, или государственный острог, препроводить, и там уже, по усмотрению, лиша чинов и дворянства, добре барбарами шмаровать и в Сибирь на каторгу по надобности заточить; проторы, убытки велеть ему заплатить и по сему моему прошению решение учинить. — К сему прошению руку приложил дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун». Как только секретарь кончил чтение, Иван Никифорович взялся за шапку и поклонился, с намерением уйти. — Куда же вы, Иван Никифорович? — говорил ему вслед судья. — Посидите немного! выпейте чаю! Орышко! что ты стоишь, глупая девка, и перемигиваешься с канцелярскими? Ступай, принеси чаю! Но Иван Никифорович, с испуга, что так далеко зашел от дому и выдержал такой опасный карантин, успел уже пролезть в дверь, проговорив: — Не беспокойтесь, я с удовольствием... — и затворил ее за собою, оставив в изумлении все присутствие. Делать было нечего. Обе просьбы были приняты, и дело готовилось принять довольно важный интерес, как одно непредвиденное обстоятельство сообщило ему еще большую занимательность. Когда судья вышел из присутствия в сопровождении подсудка и секретаря, а канцелярские укладывали в мешок нанесенных просителями кур, яиц, краюх хлеба, пирогов, книшей и прочего дрязгу, в это время бурая свинья вбежала в комнату и схватила, к удивлению присутствовавших, не пирог или хлебную корку, но прошение Ивана Никифоровича, которое лежало на конце стола, перевесившись листами вниз. Схвативши бумагу, бурая хавронья убежала так скоро, что ни один из приказных чиновников не мог догнать ее, несмотря на кидаемые линейки и чернильницы. Это чрезвычайное происшествие произвело страшную суматоху, потому что даже копия не была еще списана с нее. Судья, то есть его секретарь и подсудок, долго трактовали об таком неслыханном обстоятельстве; наконец решено было на том, чтобы написать об этом отношение к городничему, так как следствие по этому делу более относилось к гражданской полиции. Отношение за № 389 послано было к нему того же дня, и по этому самому произошло довольно любопытное объяснение, о котором читатели могут узнать из следующей главы. сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Максим Горький
(Пешков Алексей Максимович)
В людях
(Отрывок из повести)

Уходим всё дальше в лес, в синеватую мглу, изрезанную золотыми лучами солнца. В тепле и уюте леса тихонько дышит какой-то особенный шум, мечтательный и возбуждающий мечты. Скрипят клесты́, звенят синицы, смеётся кукушка, свистит иволга, немо́лчно звучит ревнивая песня зяблика, задумчиво поёт странная птица – щур. Изумрудные лягушата прыгают под ногами; между корней сосны, подняв золотую головку, лежит уж и стережёт их. Щёлкает белка, в лапах сосен мелькает её пушистый хвост; видишь невероятно много, хочется видеть всё больше, идти всё дальше.

Между стволов сосен являются прозрачные, воздушные фигуры огромных людей и исчезают в зелёной густоте; сквозь неё просвечивает голубое, в серебре, небо. Под ногами пышным ковром лежит мох, расшитый брусничником и сухими нитями клюквы, костяника сверкает в траве каплями крови, грибы дразнят крепким запахом.

Бабушка в лесу – точно хозяйка и родная всему вокруг, – она ходит медведицей, всё видит, всё хвалит и благодарит. От неё – точно тепло течёт по лесу, и когда мох, примятый её ногой, расправляется и встаёт – мне особенно приятно это видеть.

Однажды, ослеплённый думами, я провалился в глубокую яму, распоров себе сучком бок и разорвав кожу на затылке. Сидел на дне, в холодной грязи, липкой, как смола, и с великим стыдом чувствовал, что сам я не вылезу, а пугать криком бабушку было неловко. Однако я позвал её.

Она живо вытащила меня и, крестясь, говорила:

– Слава тебе Господи! Ну ладно, что пустая берлога, а кабы там хозяин лежал?

И заплакала сквозь смех. Потом повела меня к ручью, вымыла, перевязала раны своей рубахой, приложив каких-то листьев, утоливших боль, а отвела в железнодорожную будку, – до дому я не мог дойти, сильно ослабев.

Я стал почти каждый день просить бабушку:

– Пойдём в лес!

Она охотно соглашалась, и так мы прожили всё лето, до поздней осени, собирая травы, ягоды, грибы и орехи.

Лес вызывал у меня чувство душевного покоя и уюта; в этом чувстве исчезали все мои огорчения, забывалось неприятное, и в то же время у меня росла особенная настороженность ощущений: слух и зрение становились острее, память – более чуткой, вместилище впечатлений – глубже.

И всё более удивляла меня бабушка, я привык считать её существом высшим всех людей, самым добрым и мудрым на земле, а она неустанно укрепляла это убеждение. Как-то вечером, набрав белых грибов, мы, по дороге домой, вышли на опушку леса; бабушка присела отдохнуть, а я зашёл за деревья – нет ли ещё гриба?

– А ты иди, иди прочь! – говорит бабушка. – Иди с Богом…

Незадолго перед этим Валёк отравил мою собаку; мне очень захотелось приманить эту, новую. Я выбежал на тропу, собака странно изогнулась, не ворочая шеей, взглянула на меня зелёным взглядом голодных глаз и прыгнула в лес, поджав хвост. Осанка у неё была не собачья, и когда я свистнул – она дико бросилась в кусты.

– Видал? – улыбаясь, спросила бабушка. – А я вначале опозналась, думала – собака, гляжу – ан клыки-то волчьи, да и шея тоже! Испугалась даже: ну, говорю, коли ты волк, так иди прочь! Хорошо, что летом волки смиренны…

Она никогда не плутала в лесу, безошибочно определяла дорогу к дому. По запахам трав она знала, какие грибы должны быть в этом месте, какие – в ином, и часто экзаменовала меня.

Алгоритм постановки знаков препинания в сложном предложении с двумя рядом стоящими союзам:

Например: «Самолёты гудели уже где-то над самой головой, и, хотя их не было видно, точно чёрная тень прошла по лицам девушек» (А. Фадеев). Ср. : «Самолёты гудели уже где-то над самой головой, и хотя их не было видно, но точно чёрная тень от их крыльев прошла по лицам девушек». Ещё пример: «Он знал, что если поезд опоздает, то он не встретит её», где запятая не ставится, так как союзу «если» соответствует слово «то».

Левинсон

Тревожные вести не позволяли Левинсону сдвинуть с места всю эту громоздкую махину: он боялся сделать опрометчивый шаг. Новые факты то подтверждали, то рассеивали его опасения. Не раз обвинял он себя в излишней осторожности, особенно когда стало известно, что японцы покинули Крыловку, а разведка не обнаружила неприятеля на многие десятки вёрст. Однако никто, кроме Сташинского, не знал, что Левинсон вообще может колебаться: он ни с кем не делился своими мыслями и чувствами, преподносил готовые «да» или «нет». Поэтому он казался всем, за исключением таких людей, как Дубов, Сташинский, Гончаренко, человеком особой, правильной породы. Каждый партизан, особенно юный Бакланов, старающийся во всем походить на командира, перенимал у него всё, даже внешние манеры. Левинсон решил заночевать в тайге потому, что он не был уверен, что низовья Хаунихедзы свободны от неприятеля. Несмотря на страшную усталость, ночью, проснувшись, Левинсон пошёл проверять караулы.

А. Фадеев «Разгром».

В лесу

Уходим всё дальше в лес, в синеватую мглу, изрезанную золотыми лучами солнца. В тепле и уюте, леса тихонько дышит какой-то особенный шум, мечтательный и возбуждающий мечты. Скрипят клесты, звенят синицы, смеётся кукушка, свистит иволга, неумолчно звучит ревнивая песня зяблика, задумчиво поёт странная птица – щур. (…) Щёлкает белка, в лапках сосен мелькает её пушистый хвост; видишь невероятно много, хочется видеть всё больше, идти всё дальше.

Между стволов сосен являются прозрачные воздушные фигуры огромных людей и исчезают в зелёной густоте; сквозь неё просвечивает голубое (…) небо. Под ногами пышным ковром лежит мох (…), костяника сверкает в траве каплями крови, грибы дразнят крепким запахом.

Бабушка в лесу точно хозяйка и родная всему вокруг – она ходит медведицей, всё видит, всё хвалит и благодарит. (…) Так мы прожили всё лето, до поздней осени, собирая травы, ягоды, грибы и орехи. Собранное бабушка продавала, и этим кормились.

М. Горький «Детство».

Максим Максимыч

Расставшись с Максим Максимычем, я живо проскакал Терское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владикавказ. Избавлю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не изображают, особенно для тех, которые там не были, и от статистических замечаний, которые решительно никто читать не станет.

Я остановился в гостинице, где останавливаются все проезжие и где между тем некому велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым она поручена, так глупы, что от них никакого толку нельзя добиться.

Мне объявили, что я должен прожить тут еще три дня, ибо «оказия» из Екатеринограда еще не пришла и, следовательно, отправиться обратно не может.

Первый день я провел очень скучно; на другой, рано утром, въезжает во двор повозка… А! Максим Максимыч!

Максим Максимыч удивительно хорошо зажарил фазана, удачно полил его огуречным рассолом, и я должен признаться, что без него пришлось бы остаться на сухоядении.

Разведка Метелицы

Отправляя Метелицу в разведку, Левинсон наказал ему во что бы то ни стало вернуться этой же ночью… Уже совсем стемнело, когда он вырвался наконец из тайги и остановился возле старого и гнилого, с провалившейся крышей омшаника, как видно, давным-давно заброшенного людьми.

Он привязал лошадь и, хватаясь за рыхлые, осыпающиеся под руками края сруба, взобрался на угол, рискуя провалиться в тёмную дыру. Приподнявшись на цепких полусогнутых ногах, стоял он минут десять не шелохнувшись, зорко вглядываясь и вслушиваясь в ночь, невидный на тёмном фоне леса и ещё более похожий на хищную птицу. Перед ним лежала хмурая долина в тёмных стогах и рощах, зажатая двумя рядами сопок, густо черневших на фоне неласкового звёздного неба.

Метелица впрыгнул в седло и выехал на дорогу. Её чёрные, давно неезженные колеи проступали в траве. Тонкие стволы берёз тихо белели во тьме, как потушенные свечи.

Он поднялся на бугор: слева по-прежнему шла чёрная гряда сопок, изогнувшаяся как хребет гигантского зверя; шумела река. Верстах в двух, должно быть возле самой реки, горел костёр, – он напомнил Метелице о сиром одиночестве пастушьей жизни; дальше, пересекая дорогу, тянулись жёлтые, немигающие огни деревни. Линия сопок справа отворачивала в сторону, теряясь в синей мгле; в этом направлении местность сильно понижалась. Как видно, там пролегало старое речное русло; вдоль него чернел угрюмый лес.

«Болота там, не иначе», – подумал Метелица. Ему стало холодно: он был в расстёгнутой солдатской фуфайке поверх гимнастёрки с оторванными пуговицами, с распахнутым воротом. Он решил ехать сначала к костру.

А. Фадеев «Разгром».

Герой нашего времени

Разговор этим кончился, и мы продолжали молча идти друг подле друга. Солнце закатилось, и ночь последовала за днём без промежутка (…). Я велел положить чемодан свой в тележку, заменить быков лошадьми и в последний раз оглянулся вниз на долину. Густой туман, нахлынувший волнами из ущелья, покрывал её совершенно, и ни единый

звук не долетал до нашего слуха. (…) До станции оставалось еще с версту. Кругом было так тихо, что по жужжанию комара можно было следить за его полётом. Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас тёмно-синие вершины гор рисовались на бледном небосклоне, ещё сохранявшем последний отблеск зари. На тёмном небе начинали мелькать звёзды, и мне показалось, что они гораздо выше, чем у нас на севере. По обеим сторонам дороги торчали голые чёрные камни; кой- где из-под снега выглядывали кустарники, но ни один сухой листок не шевелился, и весело было слышать среди этого мёртвого сна природы фырканье усталой почтовой тройки и неровное побрякивание русского колокольчика.

М. Лермонтов «Герой нашего времени».

Почему велосипед устойчив?

Велосипед должен быть устойчив за счет действий своего «всадника», который, чувствуя, что его экипаж наклоняется, поворачивает руль в сторону падения. Велосипед начинает двигаться по кривой, появляется центробежная сила, направленная в сторону, противоположную наклону. Она-то и выправляет машину. Эта точка зрения объясняет, почему неподвижный велосипед падает, почему держать равновесие тем легче, чем выше скорость, и почему на велосипеде, у которого руль не поворачивается, ездить нельзя.

Тем не менее эта теория не может быть верной, или по крайней мере она верна не до конца. Каждый, кто ездил на велосипеде, наверняка заметил, что на большой скорости велосипед очень устойчив и упасть не может, даже если этого захотеть. На ходу велосипед в значительной степени устойчив сам, и задача седока в том, чтобы не мешать машине проявлять эту устойчивость.

Можно сказать, обучение езде на велосипеде в том и состоит, чтобы привить обучающемуся доверие к устойчивости машины и научить поддерживать ее своевременными легкими поворотами руля.

С. Гранковский «Почему велосипед устойчив?».

Весной

С земли ещё не сошёл снег, а в душу уже просится весна. Если вы когда-нибудь выздоравливали от тяжёлой болезни, то вам известно блаженное состояние, когда замираешь от смутных предчувствий и улыбаешься без всякой причины. По-видимому, такое же состояние переживает теперь и природа.

Земля холодная, грязь со, снегом хлюпает под ногами, но как кругом всё весело, ласково, приветливо! Воздух так ясен и прозрачен, что если взобраться на голубятню или на колокольню, то, кажется, увидишь всю вселенную от края до края. Солнце светит ярко, и лучи его, играя и улыбаясь, купаются в лужах вместе с воробьями. Речка надувается и темнеет, она уже проснулась и не сегодня-завтра заревёт. Деревья голы, но уже живут, дышат.

В такое время хорошо гнать метлой или лопатой грязную воду в канавах, пускать по воде кораблики или долбить каблуками упрямый лёд.

Да, всё хорошо в это счастливое время года.

А. Чехов (140 слов)

Бежин луг

Я узнал наконец, куда я зашел. Этот луг славится в наших околотках под названием Бежина луга… Но вернуться домой не было никакой возможности, особенно в ночную пору; ноги подкашивались подо мной от усталости. Я решился подойти к огонькам и, в обществе тех людей, которых принял за гуртовщиков, дождаться зари. Я благополучно спустился вниз, но не успел выпустить из рук последнюю, ухваченную мной ветку, как вдруг две большие, белые лохматые собаки с злобным лаем бросились на меня. Детские звонкие голоса раздались вокруг огней, два-три мальчика быстро поднялись с земли. Я откликнулся на их вопросительные крики. Они подбежали ко мне, отозвали тотчас собак, которых особенно поразило появление моей Дианки, и я подошел к ним.

Это были крестьянские ребятишки из соседней деревни, которые стерегли табун.

И. Тургенев «Бежин луг».

(123 слова)

По Уссурийскому краю

Небесный свод казался голубой хрустальной чашей, которой как будто нарочно прикрыли землю, точно так, как прикрывают молодые всходы, чтобы они скорее росли. Ни дуновения ветерка внизу, ни одного облачка на небе. Знойный воздух реял над дорогой. Деревья и кусты оцепенели от жары и поникли листвой. Река текла тихо, бесшумно. Солнце отражалось в воде, и казалось, будто светят два солнца: одно сверху, а другое откуда-то снизу. Все мелкие животные попрятались в своих норах. Одни только птицы проявляли признаки жизни. У маньчжурского жаворонка хватило ещё сил описывать круги по воздуху и звонким пением приветствовать жаркое лето. В редколесье около дороги я заметил двух голубых сорок. Осторожные, хитрые птицы эти прыгали по веткам, ловко проскальзывали в листве и пугливо озирались по сторонам. В другом месте, в старом болотистом протоке, я вспугнул северную плиску – маленькую серо-зелёную птичку с жёлтым брюшком и жёлтой шеей. Она поднялась на воздух, чтобы улететь, но увидела стрекозу и, ни мало не смущаясь моим присутствием, принялась за охоту.

(112 слова)

Лобовая атака

Представьте себе два скоростных истребителя, несущихся прямо друг на друга на полной боевой скорости. Самолёт врага растёт на глазах. Вот он мелькнул во всех деталях, видны его плоскости, сверкающий круг винта, чёрные точки пушек. Ещё мгновение – и самолёты столкнутся и разлетятся в такие клочья, по каким нельзя будет угадать ни машину, ни человека. В это мгновение испытываются не только воля пилота, но и все его духовные силы. Тот, кто малодушен, кто не выдерживает чудовищного нервного напряжения, кто не чувствует себя в силах погибнуть для победы, тот инстинктивно рванёт ручку на себя, чтобы перескочить несущийся на него смертельный ураган, и в следующее мгновение его самолёт полетит вниз с распоротым брюхом или отсечённой плоскостью. Спасения ему нет. Опытные лётчики отлично это знают, и лишь самые храбрые из них решаются на лобовую атаку.

Враги бешено мчались друг на друга. Алексей приготовился к мгновенной смерти. И вдруг где- то, как ему показалось, на расстоянии вытянутой руки от его самолёта, немец не выдержал, скользнул вверх, и, когда впереди, как вспышка молнии, мелькнуло освещённое солнцем голубое брюхо, Алексей, нажав сразу все гашетки, распорол его тремя огненными струями.

Б. Полевой «Повесть о настоящем человеке».

Сыну погибшего воина

Солдатский сын, что вырос без отца

И раньше срока возмужал заметно,

Ты памятью героя и отца

Не отлучен от радостей заветных.

Запрета он тебе не положил

Своим посмертным образом суровым

На то, чем сам живой с отрадой жил,

Что всех живых зовет влекущим зовом…

Но если ты, случится как-нибудь,

По глупости, по молодости ранней

Решишь податься на постыдный путь,

Забыв о чести, долге и призванье:

Товарища в беде не поддержать,

Во, чье-то горе обратить забаву,

В труде схитрить. Солгать. Обидеть мать.

С недобрым другом поравняться славой, -

То прежде ты – завет тебе один, –

Ты только вспомни, мальчик, чей ты сын.

Александр Твардовский (99 слов)

Человеку, влюбленному в мир

Человеку, влюбленному в мир,

Где придумали издавна порох,

Каждый листик и близок, и мил,

Каждый луч и бесценен, и дорог.

Он шагает легко по земле,

Он светло улыбается людям,

Он всесилен в своем ремесле,

Шар земной у него, как на блюде.

Он любуется каждой рекой,

Поклоняется каждому полю.

У него океан под рукой,

У него под ладонями полюс.

Вот каков человек, вот каков!

Ничего ему больше не надо,

Только были б навеки веков

Мир вокруг и товарищи рядом.

Марк Лисянский (82 слова)

Крыжовник

Ещё с раннего утра всё небо обложили дождевые тучи; было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи, ждёшь дождя, а его нет. Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Мироносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зелёные ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое громадное поле, телеграф и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город. Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.

А. Чехов «Крыжовник».

Система «Гея»

… Чтобы достигнуть желаемого, люди должны располагать определёнными возможностями – средствами достижения цели. Так вот, такие средства, ресурсы, необходимые для обеспечения коэволюции человека и биосферы, мы можем получить лишь через то могущество, которое человечестро обрело в последние десятилетия. Это новые технологии, которые позволят включить в сферу деятельности человека силы природы, до сих пор от него скрытые, это новая техника, которая непрерывно создаётся, и, конечно, энергия, производимая человеком. Таким образом, средством, обеспечивающим гармоническое развитие природы и человека, как раз должно стать то могущество цивилизации, которое таит в себе основные опасности для её судьбы. Вот она – диалектика и вечная противоречивость нашей жизни.

Наконец, третья позиция. Капитану, ведущему свой корабль, мало знать цель и иметь средства её достижения – паруса, вёсла, двигатель, руль… Ему ещё нужны знания, нужен инструмент, позволяющий точно предсказать положение судна, скорость его движения в зависимости от того, как будут использованы те или иные возможности на пути к цели. Капитан должен уметь предвидеть своё будущее в зависимости от тех действий, которые он предпримет.

Сейчас мы видим, что и третье условие, необходимое для того, чтобы человечество вошло в эпоху ноосферы и могло решать задачи управляемого развития, уже сегодня может быть выполнено.

Н. Моисеев «Система «Гея».

По Уссурийскому краю

По мере того как мы углублялись в горы, растительность становилась лучше. (…) Встречались нам и зверовые тропы; мы пользовались ими, пока они тянулись в желательном для нас направлении, но больше шли целиной. (…) Оставив людей внизу, я с Поликарпом Олентьевым поднялся на одну из соседних вершин, чтобы оттуда посмотреть, далеко ли ещё осталось до перевала. Сверху хорошо были видны все горы. Оказалось, что водораздел от нас был в двух или трёх километрах. Стало ясно; что к вечеру нам не дойти до него, а если бы мы и дошли, то рисковали заночевать без воды, потому что в это время года чёрные ключи в истоках почти совсем иссякают. Я решил встать на бивак там, где остались лошади, а завтра со свежими силами идти к перевалу. (…)

Солнце только что успело скрыться за горизонтом, и в то время, когда лучи его ещё золотили

верхушки гор, в долинах появились сумеречные тени.

В. Арсеньев «По Уссурийскому краю».

Днепр

Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнёт, ни прогремит. Глядишь и не знаешь, идёт или не идёт его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьётся по зелёному миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вершины и погрузить лучи в холод стеклянных вод, и прибрежным лесам ярко отсветиться в водах. Зеленокудрые! Они толпятся вместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! Ему нет равной реки в мире.

Н. Гоголь «Страшная месть».

(144 слова)

Сережа

В назначенный час Шурик и Серёжа пришли к Валерию. На крыльце сидела Лариска, Валериева сестра, и вышивала крестиками по канве. Она была тут посажена с той целью, что если кто зайдет посторонний, то говорить, что никого дома нет.

Ребята собрались во дворе возле бани: все мальчики, из пятого и даже шестого класса, и одна девочка, толстая и бледная, с очень серьёзным лицом и отвисшей, толстой и бледной, нижней губой; казалось, именно эта отвисшая губа придаёт лицу такое серьёзное, внушительное выражение, а если бы девочка её подобрала, то стала бы совсем несерьезной и невнушительной… Девочка – её звали Капой – резала ножницами бинты и складывала на табуретке. Капа у себя в школе была членом санитарной комиссии. Табуретку она застлала чистой тряпочкой.

В. Панова «Сережа».

Когда я думаю о маме

Когда я думаю о маме,

Я вижу тихое село

И сад, укутанный дымами,

Чтоб было яблоням тепло.

И тот курень, где в зной не жарко

И в зимний вечер благодать,

Где ничего для нас не жалко,

В войну привыкших голодать.

Когда я думаю о маме,

Припоминаю и отца.

Что тридцать с лишним лет не с нами,

Хоть был нам верен до конца.

Он в бой ушел от милых пашен

И речек отчей стороны.

И никогда не станет старше

Солдат, вернувшихся с войны.

Когда я думаю о маме

Моей, единственной, родной,

Снега, лежащие холмами,

Как будто тают предо мной.

И мне, озябшему в дороге,

Где лишь мечтают о тепле,

Ложатся мягко травы в ноги,

И хлебом пахнет на земле.

Смеется солнце в каждой раме,

И люди дальние – родней…

Когда я думаю о маме,

Встает вся Родина за ней.

Владимир Демидов (140 слов)

Встречи с весенней капелью

День выдался жаркий. Роса обсохла, и сильно парило от земли. По опушкам лиловыми полянками цвели хохлатки и мохнатые жёлтые колокольцы. В полдень почки так напряглись, что больше никакая сила не могла их удержать. И тогда они стали выстреливать зелеными язычками сморщенных листьев. Первой к вечеру озеленела черемуха. Пришёл Пахом (28 мая) – запахло теплом. Хорошо в эту пору у нас на земле!

Километрах в двух от вырубки, куда я езжу весной на тетеревиный ток, стоит на лесной поляне высоченная треугольная вышка, выстроенная геодезистами. Она выделяется необыкновенным ростом даже среди сестер-великанш, обитающих в округе. Мне давно хотелось забраться на неё и с высоты окинуть взглядом окрестные леса.

Вверх от пролета к пролету ведет ветхая лестница, а под самым острием есть площадка, и посреди площадки столик на одной ноге. (Знакомый землемер объяснил: столик для того, чтобы было куда поставить дальномерный прибор.)

Чем выше я поднимался по шатким, ненадежным переходам, тем сильнее гудел в стропилах ветер и тем заметнее раскачивалось с деревянным скрипом все сооружение. Но вот и последний пролет, вылезаю через люк на площадку и…

Я увидел знакомую землю далеко и свободно. Я увидел волнистую страну акварельных березовых лесов, белоствольную, нежно-шоколадную, но уже начавшую окутываться полупрозрачной дымкой распускающейся листвы. Колки и перелески, чем дальше от меня, редели, поляны между ними становились шире, и где-то вдали из них выходили настоящие поля, по которым день и ночь жуками ползали маленькие машины – там люди торопились положить в согревшуюся землю хлебные зерна. Но это уже только угадывалось воображением.

Я посмотрел в другую сторону. Вниз с пригорка убегали заросшие соснами и старыми берёзами глухие овраги, а под горой сквозь плюшевые сосновые кроны голубым осколком стекла просвечивал разлив широко размахнувшейся таёжной речки. За нею уходила к горизонту сплошная тёмная тайга. Она была прочерчена несколькими тонкими линиями просек, которые наискось пересекала жирная черта высоковольтной передачи. И снова воображение угадывало вдали лесовозные дороги и прямоугольники лесосек, на которых с

утра до вечера звенят бензопилы и урчат трелевочные тракторы.

В. Петров «Встречи с весенней капелью».

(243 слова)

Штрихи к портрету

У Валентина Ивановича Дикуля руки мастерового, а голова изобретателя, творца. Он относится к той счастливой категории людей, которые за что ни берутся – все приводят в движение, и всё-то у них получается. В любом деле он достигает профессионализма, выходит на главные проблемы. И даже если не знает решения, врождённая интуиция безошибочно подсказывает ему путь к цели. Он умеет делать окружающих единомышленниками, заряжает своей энергией, с ним хочется идти в ногу.

Как он только успевает, где для всего находит время? С утра до вечера без выходных в цирке. В гримировочной постоянно люди, и он помогает всем желающим. Если уезжает на час-другой, то предупреждает вахтера, и всегда известно, когда он снова будет. Часто ни поесть толком, ни отдохнуть не успевает. Ежедневно репетиции и каждый вечер выступления на манеже, те самые, где он держит «Волгу», фиксирует в «пирамиде» тонну и жонглирует гирями по 80 килограммов.

В гостинице с десяти-одиннадцати вечера непрерывно звонит телефон. И он с каждым терпеливо беседует, расспрашивает, даёт советы, просит приехать или обещает навестить сам. Откуда у него силы берутся, трудно представить.

И от него ждут помощи. Он диктует, его жена Людмила печатает на машинке. К сожалению, не всегда удаётся ответить немедленно.

Увидеть Дикуля без дела невозможно. Поэтому говорить с ним приходится урывками: во время репетиций, по дороге в гостиницу или в цирк, между телефонными разговорами или диктовкой писем, в лучшем случае – за едой. Беседуя с ним о больных, забываешь, что он не врач – так широка и разностороння его медицинская эрудиция.

М. Залесский (185 слов)

Река утром

Река особенно хороша по утрам. В эти ранние часы ветер ещё не беспокоит её лона, и оно, отражая чистое розово-голубое небо, сияет ровным светом, прозрачное и прохладное, как хрусталь. Ни один баркас не бороздит ещё речную гладь, и если вскинется где-нибудь гулливый сазан или быстрая скопа на лету черканёт воду острым, с белой подкладкой, крылом, то разойдутся по тихой воде круги, на миг всколыхнут розовеющий разлив и исчезнут незаметно, беззвучно, как будто их и не было.

Только рыбак по-настоящему знает, что такое утренняя река: эти бесплотные, тающие на заре, белые с голубизной туманы; эти зелёные берега, на которых далеко-далеко протянулись золотые пески, а над ними – тёмная полоса тополевого леса; эти радужные блики восходящего солнца на ясной воде, свежий запах влажного песка и рыбы, смолы и трав; это нерушимая тишина, в которой каждый, даже самый невнятный и слабый звук вызывает тёплый, живой отклик в человеческом сердце.

В. Закруткин «Плавучая-станица».

А.К.Тимирязев – лектор

Совершенная противоположность другим лекциям – лекции Климента Аркадьевича Тимирязева, представителя той дисциплины, которая стала мне самой далекой в то время, когда он нам начал читать. И, кроме того, нагруженный весьма интересами литературы, искусств, методологией, ходил Тимирязева слушать я изредка, чтоб увидать прекрасного, одушевленного человека, с ритмическими вверх зигзагами мчащегося вдохновенного голоса.

Я им любовался: взволнованный, нервней, с тончайшим лицом, на котором смена сквозных выражений, особенно ярких при паузах, когда он, вытянув корпус вперед, а ногой отступая, как в па менуэтом, готовился голосом, мыслью, рукою и прядью нестись на привзвизге. Таким прилетел он в большую физическую аудиторию, где он читал и куда притекали со всех факультетов и курсов, чтоб встретить его громом аплодисментов и криков. Стоял он, полуизогнутый, но как протянутый или притянутый к нам, взвесив в воздухе очень худую изящную руку.

Приветственный жест этот нам, как ответ на приветствие, так к нему шел, так слетая безотчетно, что всякая мысль, будто бьет на эффекты (о нем говорили так клеветники) отпадала.

На первую лекцию к третьему курсу под топанье, аплодисменты взлетал он с арбузом под мышкою; знали, что этот арбуз он оставит, арбуз будет съеден студентами.

Он (арбуз) – демонстрация клеточки: редкий пример, что ее можно видеть глазами; Тимирязев резал кусочки арбуза и их меж рядами пускал.

Историческая канва «Слова...» Где же произошла битва Игоря с половцами? Для правильного ответа необходимо точно определить ту часть обширной степи, в которую князь Игорь направил свои обреченные друж...

Алгоритм постановки знаков препинания при однородных членах с обобщающими словами 1. Стоят ли однородные члены после обобщающих слов (с зависимыми от них словами) в конце предложения? Да...

Знаки препинания в БСП

Знаки препи-

нания

При каком условии ставится

Схема

Пример

перечисление

Скрипят клёсты , звенят синицы , смеётся кукушка.

(Скрипят клёсты , и звенят синицы , и смеётся кукушка.)

При перечислении,

если в одном из простых предложений или в обоих уже есть запятые

[ ○,○ ] ; .

; [ ,| |, ].

Мальчики прыгают , резвятся ; девочки играют в куклы.

Лягушата бросаются по ноги ; уж , подняв голову , лежит между корней.

1.причина

(так как, потому что )

: [ причина ].

Печален я: со мною друга нет.

(Печален я, так как со мною друга нет.)

2.пояснение

(а именно )

: [пояснение].

Степь пестреет цветами: желтеют одуванчики, синеют колокольчики.

(Степь пестреет цветами, а именно желтеют одуванчики, синеют колокольчики.)

3.изъяснение

(как, что )

Увидел, услышал, почувствовал и др.

: [изъяснение].

Павел чувствует: чьи-то пальцы дотрагиваются до него.

(Павел чувствует, как чьи-то пальцы дотрагиваются до него.)

Я поднял глаза: на небе сияло солнце.

(Я поднял глаза и увидел, что на небе сияло солнце.)

1.время

(когда)

[ время ] - .

Настанет утро – двинемся в путь.

(Когда настанет утро, двинемся в путь.)

2.условие

(если)

[ условие] - .

Назвался груздем – полезай в кузов.

(Если назвался груздем, полезай в кузов.)

3.следствие,

результат

(так что)

- [результат].

Солнце дымное встаёт – будет день горячий.

(Солнце дымное встаёт, так что будет день горячий.

4.противопоставление

Чин следовал ему – он службу вдруг оставил.

(Чин следовал ему, а он службу вдруг оставил.)

5.сравнение

(как, словно, будто)

- [сравнен.].Скрипят клесты звенят синицы смеётся кукушка свистит иволга… Шестнадцать...

  • Тематическое и поурочное планирование по русскому языку: 5-й кл.: к учебнику Т. А. Ладыженской и др. «Русский язык. 5 класс» / Т. В. Раман. М.: Экзамен, 2006. 318, (Серия «Учебно-методический комплект»). Содержание

    Учебник

    Тропинки! Какая задумчивость, тишина! Кукушка осмелела. В темноте белеют берёзки. ... написание слов. Сапоги мои скрип да скрип Под берёзою, Сапоги... Сделайте морфологический и фонетический разбор глагола смеётся . Фонетический разбор в классе со слабым...

  • Детские капризы и сказки к ним 1 не хочет засыпать

    Документ

    Удивления выронил, да как рас­смеётся ! - Что ты! Я ведь в муравейнике... Березы не шелестели листочками. Дятел, кукушка и другие птицы улетели. Никто не... и ложилась спать, а утром вставала и убегала. - Скрип