Сначала каждого медвежонка выращивают. Как в россии выращивают медведей

Доктор биологических наук В. ПАЖЕТНОВ.

На Торопецкой биологической станции “Чистый лес”, что расположена в Тверской области, осуществляется уникальная программа. Валентин Сергеевич Пажетнов, доктор биологических наук, заслуженный эколог России, его жена Светлана Ивановна, бывший научный сотрудник заповедника, теперь пенсионерка, и их сын Сергей выращивают медвежат-сирот, готовят их для жизни в дикой природе. В. С. Пажетнов известен в среде зоологов мира как специалист по биологии бурого медведя, автор статей и книги о повадках хозяина леса. Международный фонд защиты животных (IFAW) - крупнейшая неправительственная организация, основанная в 1969 году, - оказывает материальную поддержку станции. Начиная с 1990 года 58 “выпускников” детского сада В. С. Пажетнова сдали экзамен на “зрелость”.

Схема расположения биостанции "Чистый лес", где открылся детский сад для медвежат-сирот.

Мишки-баловники.

Тася ждет, когда ей дадут добавку.

Наступила весна. Пора выводить питомцев в лес.

Хотя на биостанции посторонних не бывает, медвежата чутко прислушиваются к подозрительным шорохам. Чтобы выжить, они должны быть постоянно настороже.

Чем ближе зима, тем сосредоточеннее медвежата заглядывают в укромные места: ищут, где переждать холода.

Разоряя муравейники, медвежата поедают муравьев и набирают необходимый для зимы запас жира.

Подросшие медвежата любят померяться силами.

Валентин Сергеевич и Светлана Ивановна нечасто могут позволить себе отдохнуть в кругу друзей.

Иллюстрация В. С. Пажетнова к сказке о медведях, написанной им самим.

Шла первая декада января, стояли крещенские морозы. В один из этих дней хрупкую, морозную тишину нарушил рев мощного мотора. Из высокой кабины выпрыгнул человек.

Когда он развернул куртку, мы ахнули - там лежали три живых комочка с красными носиками, такими же лапками и еще кровоточащими пупочными канатиками. За время основания станции нам приходилось поднимать малышей самых разных возрастов, но таких крох нам вручили впервые!

А случилась эта печальная история так. На дальней лесной делянке работали лесорубы. Трелевочный трактор с громким ревом тащил деревья на погрузочную площадку. Здесь стволы грузили на лесовоз. Вой моторов и грохот разносились далеко окрест. Несмотря на все приближающийся шум, медведица, устроившая себе берлогу в этом месте, превозмогала страх, терпеливо переносила ужасный для ее тонкого слуха грохот лесозаготовки, так как чувствовала, что вот-вот появится потомство.

Но когда прямо на ее берлогу грохнулось дерево - не выдержала. Вальщик, срезавший огромную сосну, которая со свистом упала в молодую поросль густых елочек, увидел убегавшего медведя.

Ранним утром следующего дня на делянку приехали имевшие разрешение на отстрел охотники.

Обычно поднятый из спячки зверь уходит далеко, лезет в самую чащу и ложится так, чтобы смотреть на свой след. Но этот медведь отошел всего на один километр и лежал в зарослях орешника, прямо на виду. Здесь его и настиг выстрел. Когда медведя перевернули, то увидели трех маленьких медвежат. Тут охотники поняли, что убили медведицу, только что родившую детенышей. Они слышали о том, что мы воспитываем малышат, и направились прямиком на станцию. Охотник, который привез медвежат, разводил руками, клялся, что никогда больше в своей жизни не пойдет охотиться на медведя зимой, когда звери лежат в берлоге.

Медвежата коротко мявкали, как котята, тоненькими голосками. Мы ощупали им лапы, живот и рот - они были теплыми. Хороший признак. Охотники догадались сразу завернуть новорожденных в меховую куртку. Без пищи малыши могут обойтись и день и два. А вот терморегуляция в этом возрасте у них пока не “включилась”, даже при комнатной температуре они могут простудиться. Лечить воспаление легких трудно, порой даже уколы пенициллина не помогают.

В теплых пеленках, на печке медвежата быстро успокоились и заснули. Теперь нужно было внимательно следить за ними: нельзя допускать, чтобы температура в “гнезде” опускалась ниже 30 градусов, но перегрев (выше 38 градусов) для них не менее опасен.

Как только медвежата заворочались в корзинке, мы их взвесили и каждому дали пососать из сосочки, надетой на бутылочку из-под пенициллина, немного свежего коровьего молока. Медвежата постарше, знающие вкус материнского молока, первое время вертят мордочками, морщатся - им не нравится новый запах. Но эти малыши жадно припали к соскам сразу - успели проголодаться.

У медведицы молоко густое, жирное, в нем есть все необходимое. Коровье молоко (мы к нему добавляем еще и детские смеси) имеет совсем иной состав, но постепенно медвежата привыкают к нему. Желудочек у новорожденных крохотный, и их нужно кормить каждые два часа. Малыши рождаются маленькими - 15-18 сантиметров и растут очень медленно. Таким образом, у матери еще остается запас жира, необходимый для того, чтобы пережить весеннюю бескормицу.

Мы с женой Светланой Ивановой несли беспокойное дежурство. Кроме новоприбывших у нас уже было пятнадцать медвежат. Пока кормишь одних, уже наступила очередь других. Медведица вылизывает детенышей языком - сразу и моет, и массирует низ живота, иначе у них могут быть запоры. Нам приходится эту процедуру разделять на купание и на массаж. А еще надо следить за пеленками, стирать их, менять по мере надобности, сушить, снова застилать “постельки”. Грязь вызывает грибок, с которым потом очень трудно бороться. Опасна для медвежат и пыль: она забивается в носовые перегородки, мешает нормально дышать, что вызывает беспричинные, казалось бы, приступы агрессии.

Бутылочки, миски тоже надо содержать в идеальной чистоте. Все приходится обдавать кипятком. Химические чистящие вещества исключаются по той же самой причине, по какой я не могу пользоваться лосьонами, а жена - духами и кремами: чтобы у малышей не произошло запоминание определенного запаха. Мы ходили к ним в одной и той же одежде, которую оставляли на свежем воздухе, чтобы выветрился “человеческий” запах. На руках у нас всегда перчатки. А когда медвежата подрастут, я надену капюшон, а на лицо буду опускать сетку.

Мы очень волновались - удастся ли выходить наших крох, но все обошлось благополучно: они развивались, как положено. Уши открылись на пятнадцатый день, а через месяц - и маленькие, как черные бусинки, глазки. Передвигались они пока медленно, неуклюже переваливаясь: передние лапки с длинными коготками в этом возрасте сильнее, чем задние. Назвали их Тася, Тарас и Тимофей (по первой букве, как у нас заведено, той области, где их нашли).

Через несколько недель они при виде незнакомого предмета вставали на задние лапы, фыркали, чтобы испугать “противника”, делали угрожающие выпады, но тут же испуганно пятились назад.

Теперь они пили молоко вволю, пока сами не отказывались от соски. И кормили мы их через три часа только днем. С 12 ночи и до утра мы уже могли позволить себе поспать.

К двум месяцам медвежата заметно окрепли, начали ходить и играть. К трехмесячному возрасту мы кормили их уже через четыре часа и вынесли из дома в сарай. Ночью они сидели в специальном, утепленном с боков ящике. Днем в сарае открывали двери, медвежат выпускали из ящика, и они в хорошую погоду часами резвились на солнышке.

КАК ПОЯВИЛСЯ ДЕТСКИЙ САД

Много лет назад в Центрально-лесном государственном природном заповеднике начали изучать жизнь бурых медведей, но, как растут и развиваются медвежата в дикой природе, было известно меньше всего. В берлогу к медведице не заглянешь, да и после выхода из берлоги к ним не подойдешь. Медведица-мать ревностно охраняет детенышей и присутствия человека рядом с собой не потерпит. Профессор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова Леонид Викторович Крушинский предложил работникам заповедника вырастить медвежат-сирот, чтобы описать их поведение. Так начался многолетний эксперимент, выполнить который мы смогли благодаря поддержке Международного фонда защиты животных.

Несколько лет ездили сотрудники заповедника и ученые из Института охраны природы по Тверской области, пока не нашли нужное место в Торопецком районе. К деревне Бубоницы, где стояли заброшенные избы, еще тянулись провода на старых деревянных столбах, стоял и исправно работал такой же старый трансформатор, что было очень важно: современная жизнь и научная работа без электричества просто невозможны. Деревня и ее окрестности оказалась идеальным местом: здесь можно было организовать биологическую станцию Центрально-лесного заповедника.

Деревня находилась рядом с озером Чистое. Отсюда и название станции - “Чистый лес”. Мы с женой перебрались на новое место, сын переехал с семьей позже. Поселились сначала в одном из домов, который выглядел покрепче и получше остальных. Жизнь на биостанции начиналась непросто. Приходилось одновременно устраивать быт и вести научные наблюдения.

Многое узнавали по ходу дела. Эксперимент сразу пошел в нужном направлении, потому что мы уже много лет занимались изучением повадок хозяина леса. Ведь наша семья 30 лет изучает нравы и привычки лесного гиганта: добродушного и доверчивого Топтыгина из детских сказок, веселого артиста цирка, унылого пленника в железной клетке, разорителя крестьянских хозяйств, желанного и почетного трофея охотника. Но по-настоящему понять и оценить этого зверя - гордость леса - можно только на природе.

Впервые медведица выводит новорожденных “в свет” в конце марта - первой декаде апреля (только в Сибири и на Камчатке - в мае). Семья не сразу покидает зимнюю квартиру. Сначала мамаша делает как бы пробные выходы. Катается, ворочается, смешно разминая бока после долгого сна и очищая шкуру от мусора, оставляя на снегу грязные пятна. Потом устраивает подстилку из хвои, еловых лап, хвороста и лежит на солнце, как бы досыпая. Время от времени следом за ней выползают малыши.

Кишечник за время зимовки у медведей сокращается, стенки становятся толстыми, а просвет уже. В колбе прямой кишки образуется плотный сгусток, так называемая “пробка”. Чтобы избавиться от нее, медведи кормятся прошлогодней травой, гнилушками, корой рябины, хвоей ели - это активизирует работу кишечного тракта.

Мы, следуя примеру заботливой мамаши, выпуская питомцев, следим, чтобы они не переохладились. Сначала даем им порезвиться совсем недолго. Постепенно время пребывания на природе все увеличивается. Как только животные оказываются в родной стихии - все их хвори и недомогания как рукой снимает.

С середины мая до июня бурно растет трава - и медведи быстро набирают вес. Медведица в это время продолжает кормить малышей молоком, поэтому они не страдают от бескормицы. И мы тоже продолжаем подкармливать их, иначе они могут погибнуть от голода: ведь у них еще нет навыка самостоятельной жизни, да и в лесу не хватает кормов. Но тут очень важно удержаться от жалости. Если мы будем кормить их “от пуза”, они не станут искать сами пищу и им трудно будет приспособиться.

Миски мы расставляем на расстоянии 70 сантиметров одна от другой, чтобы все малыши получали еду одновременно и никто не оставался обделенным. Территория, где подрастает молодняк, огорожена проволочной сеткой, чтобы защитить малышей от вторжения более крупных зверей и бродячих собак.

В этот период, разыскивая нужные травы и коренья, медвежата заодно учатся ориентироваться в лесу, избегать открытых пространств. Если им на пути попадаются проталины, которые ранней весной бывают насквозь пропитаны водой, они звонко шлепают лапками по лужам, так что брызги разлетаются во все стороны. Моя задача - следить за ними, но ни в коем случае не давать им привыкнуть ко мне.

Чтобы выжить на воле, медвежонок должен научиться распознавать запахи и звуки: опасные и неопасные; находить нужную дорогу; избегать встреч с крупным зверем.

Эксперимент, проведенный с медвежатами-сиротами, показал, что малыши способны сами, без научения со стороны матери, приспосабливаться к проживанию в дикой среде. Для этого необходимо, чтобы они находились в группе из двух или нескольких детенышей (в этом случае импринтинг - запоминание - происходит, так сказать, друг на друга) и имели возможность бродить по лесу.

По поведению первых подрастающих медвежат мы пытались понять, как они будут относиться к запаху “чужих” людей. Если станут бояться и убегать, то таких медвежат можно смело выпускать на волю. Они не пойдут к человеческому жилью и смогут освоиться в дикой природе.

ОТКУДА ЖЕ БЕРУТСЯ НАВЫКИ?

Когда в мае-июне у медведей начинаются свадьбы, медведица с медвежатами второго года жизни - лончаками - приходит на то место, где может встретиться с самцом. Почуяв запах медведя-самца, детеныши убегают. И неудивительно. Медведи - большие индивидуалисты, не терпят никого на своей территории. И могут напасть даже на медвежат. Поэтому лончаки забираются на деревья, прячутся.

Медведица остается с самцом несколько дней. Поневоле медвежатам приходится начинать самостоятельную жизнь. Собственно, благодаря этой, заложенной в них генетической программе нам и удается возвращать их в лес.

С конца лета, ближе к зиме основная забота медведицы состоит в том, чтобы приготовиться к спячке - нагулять побольше жира. Тем же занимаются и вернувшиеся к ней медвежата.

Вначале медведи накапливают подкожный жир, затем - внутренний. Так называемый бурый жир располагается около почек, сердца, в межлопаточных и пояснично-крестцовых зонах, в межмышечных прослойках соединительных тканей, накапливается все время. Его совсем немного, но именно он поддерживает обмен веществ в период спячки (и подготавливает самцов к гону). Бурый жир - хранитель витамина Е (токоферол) - вбирает в себя компоненты многих растений. Подкожный жир (хранилище не только питательных веществ, но и воды) выполняет роль теплового изолятора.

Ученые прошлого времени делили медведей на “стервятников” и “муравьятников”, то есть хищников и “вегетарианцев” (для выработки необходимых запасов им хватает протеинов, их они добывают, разоряя муравейники).

Число растений, которые идут медведям в пищу, составляет более 75 видов. Часто поедаемых - 25. В основной же рацион входит 12-15 видов растений. Так что даже в самом бедном растительностью лесу медведи могут выжить.

Хозяева леса любят ягоды черники, орешки лещины, плоды рябины, дуба, яблоки. Овес - излюбленное их лакомство. Ничто так не помогает им нагуливать жир, как овес.

За день медведь может съесть более 20 килограммов растительности. В наших местах им нетрудно найти себе пропитание. Это ставит бурого медведя в особо выгодное положение в отряде хищников.

На Тянь-Шане медведи кормятся луковицами тюльпанов, на Алтае - корнями копеечника, шишками, на Камчатке добывают проходную рыбу - лосося.

Самые большие переживания первой осени (1990 год) были связаны с одним: залягут ли наши воспитанники в берлогу? Справятся ли с этой трудной для них задачей сами, не имея никакого навыка?

Не без волнения наблюдали мы, как по утрам пожухлую траву уже начинал серебрить иней, а к вечеру над полянами клубился холодный серый туман. Начались затяжные моросящие дожди. Лес пропитался сыростью. Старые опытные медведи уже присмотрели себе зимние квартиры.

Наши медвежата подолгу лежали на одном месте, что-то вяло жевали. Иногда затевали игры, но быстро затихали. Но вот подул колючий северный ветер, замелькали первые белые мухи. Медвежата забеспокоились, стали переходить от одного вывороченного с корнем дерева к другому, принюхиваться, приглядываться... Наконец остановились возле места с достаточно глубокой выемкой, походили по гладкому с облупленной корой стволу, заглянули несколько раз внутрь, что-то поковыряли, обнюхали узловатые корни, потом принялись деловито затаскивать, заползая задом (точь-в-точь как взрослые медведи, а ведь им никто не показывал, как это делать), еловые лапы, ветви, сухую траву.

Слой подстилки для берлоги обычно составляет 10-12 сантиметров, иной раз на нее идет лесной мусор, трава.

Грунтовые берлоги по устройству делятся на: чело, или вход, - 40 на 40, затем идет шейка (она чаще всего отсутствует) и непосредственно гнездовая камера - 60 на 80 - 90 на 110 при высоте 69-110 сантиметров. Грунтовые берлоги медведи обычно строят на Севере - там, где зимы продолжительные; полугрунтовые (без камеры) и верховые берлоги - в средней полосе России, когда используются естественные ниши, чаще всего под полусгнившими пнями.

Поскольку после первого “выпуска” прошло десять лет, мы не сомневались, что у Таси, Тараса и Тимофея тоже все получится. Вместе с остальными медвежатами они, не избалованные, не изнеженные, вполне освоились в лесу, набрали вес. У каждого питомца на ухе уже закреплена метка с адресом биостанции. Наши подопечные начали поглядывать на хмурое небо, они догадываются (какие умные ребята!), что им надо искать лежку.

Когда медвежата отошли подальше, я внимательно осмотрел, как выглядит их зимнее жилище. Один медвежонок соорудил себе даже что-то вроде маленькой подушечки, другие оказались ленивее - о подушке не позаботились. Но и среди взрослых особей все по-разному готовятся встречать зиму. Одни заботливо затыкают все щелочки пучками травы, утепляются основательно. А другие бросят пару-другую веток - и все, считают, что им этого хватит.

Моя палатка стояла неподалеку от того места, где медвежата готовились встретить зиму. Я очень боялся, что кто-нибудь может потревожить их. Не только потому, что сорвется эксперимент. Ведь я привык к малышам, привык заботиться о них. И мне хотелось, чтобы зимовка прошла хорошо.

И вот, когда повалил снег, медвежата скрылись в своем убежище. Через какое-то время оттуда донеслось сопение, потом я услышал храп. Медвежата засыпали. Но когда снег завалил все ровным покровом, в берлоге наступила тишина. И тогда только я наконец вздохнул с облегчением и смог вернуться домой.

Они залегли 28 ноября. Мое дежурство закончилось. А оно было нелегким. Ведь я не имел права брать с собой еду, чтобы ее запах не доносился до медвежат, не мог разогреть себе даже чаю. А посиди-ка целый день в палатке поздней осенью!

А весной, в конце марта, наши питомцы разойдутся и забудут о том, что росли вместе. Как забывают об этом обычные медведи. Их домом станет лес, где они родились и куда они благополучно вернутся.

Человек может не только причинять вред природе. Наш многолетний труд показал, что человек способен возвращать природе ее питомцев, оказавшихся в беде.

aslan wrote in December 22nd, 2015

Там, где лес вплотную подступал к деревне, по тропинке шел юноша, облаченный в камуфляж и болотные сапоги. Руки в перчатках, из-под надвинутого капюшона торчат только нос и короткая борода. На деревянном коромысле он нес два больших ведра. Я следовал за ним, стараясь не шуметь и зная - несмотря на все ухищрения, о нашем визите уже знают. Но вот и калитка из сетки рабицы. Бородач отпер ее и жестами, не проронив ни звука, показал - стой здесь и смотри.

Взяв одно ведро, он вошел внутрь, послышалось урчанье и я увидел, как со всех сторон на него уставились голодные медвежьи глаза. Василий - так звали юношу - молча ходил между зверями, вываливая перед каждым порцию каши и собачьего корма. Внезапно один из них забеспокоился, поднялся на задние лапы - учуял запах нового человека. Постоял, подумал и вернулся к кормежке.



До деревни Бубоницы добраться непросто. Сейчас это медвежий угол во всех смыслах - на окраине Тверской области, в конце покрытой рытвинами тупиковой дороги. Однако местные жители себя провинциалами не считают. Для географов здесь Великий Валдайский водораздел, откуда на восток утекает Волга, на юг - Днепр, на запад - Западная Двина, а на север - Ловать, для историков - перекресток старинных торговых путей. Стоит ли удивляться, что именно в этих краях возникло место настоящего паломничества зоологов, куда они приезжают со всего мира - обменяться знаниями и посмотреть на затерянный в лесу медвежий интернат?

Тридцать лет назад деревня умирала - в ней жили только два старика. Теперь здесь десяток крепких домов, широко разбросанных по песчаным холмам. Произошло это чудо благодаря биологу Валентину Пажетнову, которого односельчане уважительно зовут Дедом. Я шел по извилистой дороге, пытаясь отыскать его дом по особой примете - на нем должен был развеваться российский флаг. Знамя своей страны Дед поднимал над крышей еще с советских времен. Многим это казалось странным. Даже из горкома приезжали, просили снять - мол, флаг положен только на сельсовете, в крайнем случае - по праздникам. На что Дед с невинным видом поинтересовался, есть ли закон, запрещающий вывешивать советские флаги. Незваный гость только развел руками и уехал от упрямого зоолога ни с чем.

Флаг я отыскал на первом же доме. Зашел в калитку и спросил у обедавших за дощатым столом небритых деревенских мужиков, как найти Деда. Те неожиданно ответили по-английски. Оказалось, что Дед живет выше, российский флаг здесь теперь можно встретить чуть ли не на каждой избе, а веселые колхозники - иностранцы, приехавшие сюда провести отпуск в российской глубинке - где в Западной Европе найдешь такой лес!
Но вот и дом на самой вершине холма. У входа - кованые медведи, в сенях - целых набор медвежьих безделушек - подарков из разных стран. Под стать косолапым и сам хозяин дома - с крепкими не по возрасту руками, загорелым морщинистым лицом и слегка раскосыми живыми глазами. Ни дать, ни взять - лесовик из старинных сказок.

Почти за всеми историями возрождения русских деревень, которые мне приходилось слышать, стояла пришлая супружеская пара - обычно из горожан. Полные энергии, они покидали город ради сельской глуши и преображали все вокруг себя, вдыхая в россыпь дряхлых домиков новую кипучую жизнь. Не стали исключением и Бубоницы. Но путь, приведший сюда Валентина и его жену Светлану, не был ни коротким, ни простым.

Родился Валентин в городе Каменске Ростовской области, в семье интеллигентов. Застал войну, чуть было не стал циркачом, но с самого детства чувствовал, что вся его жизнь будет связана с лесом. Сам он об этом впоследствии напишет так: "Я думал, что смогу жить в лесной глуши, в одиночестве, познавая суровые законы выживания в диком мире, выживания на острой грани, отделяющей бренное пребывание на земле от вечности. Мне представлялось, что только вдали от человеческого общества, в таежных дебрях можно жить свободно, как дикий зверь, не подвергая себя тем обязанностям и обязательствам, которые навязывает человеку жестокий закон общества: "Жить так, как все, или быть униженным и уничтоженным..." Вдвоем с молодой женой юноша отправился в Сибирь, чтобы стать профессиональным охотником.

Когда мы говорим о создателе интерната для медвежат-сирот, воображение живо рисует эдакого доктора Айболита, который не тронет пальцем и комарика. И действительно, даже сейчас, когда Центром спасения медведей давно управляет его сын Сергей, Валентин вместе с женой ночи напролет выкармливают новорожденных медвежат - изнурительный труд, который может принести радость только тому, кто по-настоящему любит животных. Сложно представить, что этот человек, спасший сотни медведей, обожает картошку на медвежьем сале, ел глухарятину вместо хлеба и приносил жене в подарок жареные беличьи головки, которые в Сибири считались особым лакомством.

К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, - рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. - Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили - соболя, белку, колонка... А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал.

Долгие годы он бродил по тайге, зачастую оказываясь на волосок от смерти. Учился подбираться незаметно к самым скрытным обитателям леса, охотился на лучших четвероногих охотников, выслеживал прирожденных следопытов, чей нос и уши куда совершеннее людских. Порой состязание затягивалось надолго, как многолетняя дуэль с матерым медведем Ворчуном, "в котором разбойная удаль чередовалась с расчетливой мудростью". Пострадав от браконьеров, Ворчун принялся мстить людям - пугал грибников, безобразничал в деревне и с почти мистическим везением спасался от преследовавших его егерей. В конце концов, старый хромой зверь так и ушел непобежденным. До сих пор Дед вспоминает своего противника с огромным уважением.

Чтобы выжить в этом суровом мире и прокормить семью, Валентин должен был понять животных так, как не снилось кабинетным зоологам, жить среди медведей, учиться думать, как они. Охотясь на хищника, он приблизился к нему как никто другой. Детская мечта сбылась, и награда за труды была велика. Воспоминания Деда о том, как он впервые прокрался на овсяное поле и затаился между кормящихся медведей, дышат восторгом и высокой поэзией:
"В этом лунном мире, со зверьем, которое не подозревало о том, что рядом притаилось чужое, не из их племени существо, я вдруг почувствовал, что обретаю невидимую, но осязаемую связь с животными, проникаюсь их желанием насытиться, набраться сил, чтобы жить простой, бесхитростной жизнью, оставляя после себя таких же простых, чистых, наивных существ для продолжения своего рода на земле".

В 1974 году бывший охотник и егерь, освоивший к тому времени несколько десятков профессий, приступил к главному делу своей жизни - научному изучению медведей. Для этого пришлось выполнить условие - три года отработать директором заповедника. Едва истек срок, как Валентин сложил с себя начальственные полномочия и на неделю ушел в лес, словно очищая себя перед новой жизнью.
Первых медвежат для эксперимента решено было забрать из берлоги, и это чуть не стоило Валентину жизни - разъяренная медведица выскочила ему навстречу, и только в последний момент испугалась крика и ударов топора, которым бывалый охотник изо всех сил заколотил по дереву. Он взял детенышей и вплоть до поздней осени выкармливал их, живя в палатке рядом с усыновленными питомцами. Медвежата послушно бегали за двуногой "мамой", а когда стало холодать, даже пытались пристроиться к ней под бочок. Приходилось хлестать их хворостинкой по любопытным носам, ведь привыкание зверя к человеку, стирание врожденного страха перед ним обрекают питомца на верную смерть. Никто не будет церемониться с косолапым, который придет в деревню поиграть с людьми. К счастью, перед самой зимой медвежата, оставшиеся без теплой палатки, сами принялись рыть берлоги - причем так ловко, словно делали это уже много раз. Стало ясно, что воспитанники способны самостоятельно выживать в дикой природе.

С тех пор биологи воспитали около двухсот медвежат-сирот. Везут их в бубоницкий "интернат" со всей России. Где-то браконьеры медведицу убьют, а на детенышей рука не поднимется, где-то неосторожный лыжник потревожит мохнатую мамашу в берлоге. Единожды сбежав, она уже никогда не вернется, и если медвежат не забрать, они просто замерзнут. Дело в том, что медведь в берлоге - очень удобная добыча, человек охотился на него столетиями. "Храбрецов", возвращавшихся в свой зимний дом, зачастую ждала засада, так что гены потомству передавали, в основном, "трусы", бросавшие и приют, и спящих в нем малышей.

Новорожденные медвежата, появляющиеся в начале января - это умильные комочки с закрытыми ушами и глазами, настолько крохотные, что в Средневековье люди считали, будто медведица рожает бесформенные куски плоти и лишь потом, вылизывая, медленно придает им форму зверей. Кажется невозможным превратить их в полноценных хозяев леса. А между тем в Центре спасения медведей удалось выходить даже недоношенного медвежонка с багровыми проплешинами вместо кожи, который весил всего 356 грамм.
Поначалу зверенышей содержат в теплой комнате у печки, заменяющей малышам бок мамы-медведицы. Сотрудники меняют им пеленки, массируют животики, сажают на горшок, а в первые десять дней жизни кормят каждые два часа - и днем, и ночью, вливая в крохотную пасть по пять миллилитров молока. "Едва успеешь до дома дойти, уже надо обратно", - улыбается Светлана.

Постепенно промежуток между кормежками увеличивают, окрепшие медвежата резвятся на специальном тренажере, в теплую погоду их выносят погреться на солнышке. В начале апреля зверенышей переводят в открытый вольер, из которого они устраивают экспедиции в лес, за ягодами, длящиеся порой до двух недель. Однажды во время такой прогулки пропала медведица Кнопка. Пажетновы обошли все деревни в округе, но так ее и не нашли. А через неделю она вернулась сама - с чужим ошейником и оборванной цепью.

Крошечный медвежонок - это ходячая плюшевая игрушка. Стоит увидеть, как звереныши, повизгивая сосут друг другу уши, и даже у отъявленных циников руки сами тянутся погладить бурую шерстку. Но - нельзя. Даже разговаривать в присутствии зверей запрещено, а если ставший родным за месяцы неусыпной - в прямом смысле слова - заботы детеныш потянется к тебе, надо его безжалостно наказать. Обидеть и тем самым спасти. Конечно, все равно случаются осечки. Бывает, что молодые общительные медведи выходят к деревне. Тогда их забирают обратно в "интернат" и заботятся о них вплоть до зимней спячки. В берлоге зверь дичает, и весной стремглав убегает и от своих спасителей, и от других людей.

Эти эксперименты - не простая благотворительность, а серьезная научная работа, уже принесшая немалые плоды. Шестнадцать косолапых "выпускников" вновь заселили опустевший было заповедник "Брянский лес". Сейчас в нем более пятидесяти медведей. В тверской глубинке проходят международные конференции, по методике Пажетновых работают в Индии и Южной Корее. Но самая большая радость для приемных родителей - когда бывших воспитанниц видят уже с собственными медвежатами. А это значит, что не только медвежья, но и их собственная жизнь имеет смысл.

И все же я не удерживаюсь от того, чтобы задать бывшему охотнику вопрос:
- Не жалко, когда ваших медведей добывают?
Дед недоуменно смотрит на меня:
- Как может быть жалко, когда они живут обычной медвежьей жизнью? Охота держит зверя на расстоянии от человека. Другого механизма просто нет. Конечно, этим должны заниматься специалисты. В Танзании, к примеру, со слонами работают - делят страну пополам, и в одной половине охотятся, а в другой показывают животных туристам. Иначе они все сожрут и начнется падеж. Потом их меняют местами.
Когда охотники добывают нашего медведя, они считают, что поступили плохо, но стесняться не надо. Это же информация. Недавнему самцу из Новгородской области было почти семь лет, а нашли его всего в шести километрах от места выпуска. Самый дальний выход был у медведицы в период гона - двести километров по прямой. Там уже не сплошные леса, как здесь, а вперемешку с полем. Охотовед в бинокль увидел метку и нам позвонил. Потом она сюда обратно прибежала. На родину.

Сейчас еду медвежатам носит Василий, внук Деда. Подрастают правнуки. Забытая деревня ожила, превратилась в настоящее родовое гнездо семьи Пажетновых. В начале девяностых порой приходилось кормить сироток на собственные сбережения, теперь под патриотичным российским флагом красуется эмблема IFAW - Международного фонда защиты животных, финансирующего медвежий интернат. А Дед в свободное время пишет воспоминания и сказки для многочисленных потомков - да так, что зарисовки из жизни лосей и кабанов читаются взахлеб, как хорошие детективы.
- Мы с бабушкой - очень русские люди, - гордо говорит он. - Для нас нет ничего лучше своего места. Одна журналистка написала, что в нашей деревне воняет навозом. А мне очень жаль, что такие села мало где сохранились. Живые, не стерильные.

На этих словах Дед медленно, словно с трудом улыбнулся, и суровое лицо лесовика внезапно преобразилось, будто солнечный луч пробился сквозь ветви дремучего бора. И я понял, что этот человек, умеющий ценить жизнь со всей ее грязью и трагедиями, в своих странствиях научился главному - чистой любви, когда ради счастья существ, о которых заботишься, надо отказаться от всех внешних проявлений привязанности, вовремя отпустить их от себя, а если понадобится, то спокойно принять даже их смерть, зная, что это тоже цена свободы, которую ты им подарил. Главное - что их лесная жизнь, пусть и скоротечная, была настоящей.

Взят у shandi1 в Медвежий дедушка

Если у вас есть производство или сервис, о котором вы хотите рассказать нашим читателям, пишите пишите мне - Аслан ([email protected] ) и мы сделаем самый лучший репортаж, который увидят не только читатели сообщества, но и сайта http://ikaketosdelano.ru

Подписывайтесь также на наши группы в фейсбуке, вконтакте, одноклассниках и в гугл+плюс , где будут выкладываться самое интересное из сообщества, плюс материалы, которых нет здесь и видео о том, как устроены вещи в нашем мире.

Жми на иконку и подписывайся!

КАК В РОССИИ ВЫРАЩИВАЮТ МЕДВЕДЕЙ Там, где лес вплотную подступал к деревне, по тропинке шел юноша, облаченный в камуфляж и болотные сапоги. Руки в перчатках, из-под надвинутого капюшона торчат только нос и короткая борода. На деревянном коромысле он нес два больших ведра. Я следовал за ним, стараясь не шуметь и зная – несмотря на все ухищрения, о нашем визите уже знают. Но вот и калитка из сетки рабицы. Бородач отпер ее и жестами, не проронив ни звука, показал – стой здесь и смотри.

Взяв одно ведро, он вошел внутрь, послышалось урчанье и я увидел, как со всех сторон на него уставились голодные медвежьи глаза. Василий – так звали юношу – молча ходил между зверями, вываливая перед каждым порцию каши и собачьего корма. Внезапно один из них забеспокоился, поднялся на задние лапы – учуял запах нового человека. Постоял, подумал и вернулся к кормежке. До деревни Бубоницы добраться непросто. Сейчас это медвежий угол во всех смыслах – на окраине Тверской области, в конце покрытой рытвинами тупиковой дороги. Однако местные жители себя провинциалами не считают. Для географов здесь Великий Валдайский водораздел, откуда на восток утекает Волга, на юг – Днепр, на запад – Западная Двина, а на север – Ловать, для историков – перекресток старинных торговых путей. Стоит ли удивляться, что именно в этих краях возникло место настоящего паломничества зоологов, куда они приезжают со всего мира – обменяться знаниями и посмотреть на затерянный в лесу медвежий интернат?

Тридцать лет назад деревня умирала – в ней жили только два старика. Теперь здесь десяток крепких домов, широко разбросанных по песчаным холмам. Произошло это чудо благодаря биологу Валентину Пажетнову, которого односельчане уважительно зовут Дедом. Я шел по извилистой дороге, пытаясь отыскать его дом по особой примете – на нем должен был развеваться российский флаг. Знамя своей страны Дед поднимал над крышей еще с советских времен. Многим это казалось странным. Даже из горкома приезжали, просили снять – мол, флаг положен только на сельсовете, в крайнем случае – по праздникам. На что Дед с невинным видом поинтересовался, есть ли закон, запрещающий вывешивать советские флаги. Незваный гость только развел руками и уехал от упрямого зоолога ни с чем. Флаг я отыскал на первом же доме. Зашел в калитку и спросил у обедавших за дощатым столом небритых деревенских мужиков, как найти Деда. Те неожиданно ответили по-английски. Оказалось, что Дед живет выше, российский флаг здесь теперь можно встретить чуть ли не на каждой избе, а веселые колхозники – иностранцы, приехавшие сюда провести отпуск в российской глубинке – где в Западной Европе найдешь такой лес! Но вот и дом на самой вершине холма. У входа – кованые медведи, в сенях – целых набор медвежьих безделушек – подарков из разных стран. Под стать косолапым и сам хозяин дома – с крепкими не по возрасту руками, загорелым морщинистым лицом и слегка раскосыми живыми глазами. Ни дать, ни взять – лесовик из старинных сказок.

Почти за всеми историями возрождения русских деревень, которые мне приходилось слышать, стояла пришлая супружеская пара – обычно из горожан. Полные энергии, они покидали город ради сельской глуши и преображали все вокруг себя, вдыхая в россыпь дряхлых домиков новую кипучую жизнь. Не стали исключением и Бубоницы. Но путь, приведший сюда Валентина и его жену Светлану, не был ни коротким, ни простым. Родился Валентин в городе Каменске Ростовской области, в семье интеллигентов. Застал войну, чуть было не стал циркачом, но с самого детства чувствовал, что вся его жизнь будет связана с лесом. Сам он об этом впоследствии напишет так: «Я думал, что смогу жить в лесной глуши, в одиночестве, познавая суровые законы выживания в диком мире, выживания на острой грани, отделяющей бренное пребывание на земле от вечности. Мне представлялось, что только вдали от человеческого общества, в таежных дебрях можно жить свободно, как дикий зверь, не подвергая себя тем обязанностям и обязательствам, которые навязывает человеку жестокий закон общества: «Жить так, как все, или быть униженным и уничтоженным…» Вдвоем с молодой женой юноша отправился в Сибирь, чтобы стать профессиональным охотником. Когда мы говорим о создателе интерната для медвежат-сирот, воображение живо рисует эдакого доктора Айболита, который не тронет пальцем и комарика. И действительно, даже сейчас, когда Центром спасения медведей давно управляет его сын Сергей, Валентин вместе с женой ночи напролет выкармливают новорожденных медвежат – изнурительный труд, который может принести радость только тому, кто по-настоящему любит животных. Сложно представить, что этот человек, спасший сотни медведей, обожает картошку на медвежьем сале, ел глухарятину вместо хлеба и приносил жене в подарок жареные беличьи головки, которые в Сибири считались особым лакомством.

К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, – рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. – Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили – соболя, белку, колонка… А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал. - К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, – рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. – Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили – соболя, белку, колонка… А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал.

Долгие годы он бродил по тайге, зачастую оказываясь на волосок от смерти. Учился подбираться незаметно к самым скрытным обитателям леса, охотился на лучших четвероногих охотников, выслеживал прирожденных следопытов, чей нос и уши куда совершеннее людских. Порой состязание затягивалось надолго, как многолетняя дуэль с матерым медведем Ворчуном, «в котором разбойная удаль чередовалась с расчетливой мудростью». Пострадав от браконьеров, Ворчун принялся мстить людям – пугал грибников, безобразничал в деревне и с почти мистическим везением спасался от преследовавших его егерей. В конце концов, старый хромой зверь так и ушел непобежденным. До сих пор Дед вспоминает своего противника с огромным уважением. Чтобы выжить в этом суровом мире и прокормить семью, Валентин должен был понять животных так, как не снилось кабинетным зоологам, жить среди медведей, учиться думать, как они. Охотясь на хищника, он приблизился к нему как никто другой. Детская мечта сбылась, и награда за труды была велика. Воспоминания Деда о том, как он впервые прокрался на овсяное поле и затаился между кормящихся медведей, дышат восторгом и высокой поэзией: «В этом лунном мире, со зверьем, которое не подозревало о том, что рядом притаилось чужое, не из их племени существо, я вдруг почувствовал, что обретаю невидимую, но осязаемую связь с животными, проникаюсь их желанием насытиться, набраться сил, чтобы жить простой, бесхитростной жизнью, оставляя после себя таких же простых, чистых, наивных существ для продолжения своего рода на земле».

В 1974 году бывший охотник и егерь, освоивший к тому времени несколько десятков профессий, приступил к главному делу своей жизни – научному изучению медведей. Для этого пришлось выполнить условие – три года отработать директором заповедника. Едва истек срок, как Валентин сложил с себя начальственные полномочия и на неделю ушел в лес, словно очищая себя перед новой жизнью. Первых медвежат для эксперимента решено было забрать из берлоги, и это чуть не стоило Валентину жизни – разъяренная медведица выскочила ему навстречу, и только в последний момент испугалась крика и ударов топора, которым бывалый охотник изо всех сил заколотил по дереву. Он взял детенышей и вплоть до поздней осени выкармливал их, живя в палатке рядом с усыновленными питомцами. Медвежата послушно бегали за двуногой «мамой», а когда стало холодать, даже пытались пристроиться к ней под бочок. Приходилось хлестать их хворостинкой по любопытным носам, ведь привыкание зверя к человеку, стирание врожденного страха перед ним обрекают питомца на верную смерть. Никто не будет церемониться с косолапым, который придет в деревню поиграть с людьми. К счастью, перед самой зимой медвежата, оставшиеся без теплой палатки, сами принялись рыть берлоги – причем так ловко, словно делали это уже много раз. Стало ясно, что воспитанники способны самостоятельно выживать в дикой природе.

С тех пор биологи воспитали около двухсот медвежат-сирот. Везут их в бубоницкий «интернат» со всей России. Где-то браконьеры медведицу убьют, а на детенышей рука не поднимется, где-то неосторожный лыжник потревожит мохнатую мамашу в берлоге. Единожды сбежав, она уже никогда не вернется, и если медвежат не забрать, они просто замерзнут. Дело в том, что медведь в берлоге – очень удобная добыча, человек охотился на него столетиями. «Храбрецов», возвращавшихся в свой зимний дом, зачастую ждала засада, так что гены потомству передавали, в основном, «трусы», бросавшие и приют, и спящих в нем малышей.

Новорожденные медвежата, появляющиеся в начале января – это умильные комочки с закрытыми ушами и глазами, настолько крохотные, что в Средневековье люди считали, будто медведица рожает бесформенные куски плоти и лишь потом, вылизывая, медленно придает им форму зверей. Кажется невозможным превратить их в полноценных хозяев леса. А между тем в Центре спасения медведей удалось выходить даже недоношенного медвежонка с багровыми проплешинами вместо кожи, который весил всего 356 грамм. Поначалу зверенышей содержат в теплой комнате у печки, заменяющей малышам бок мамы-медведицы. Сотрудники меняют им пеленки, массируют животики, сажают на горшок, а в первые десять дней жизни кормят каждые два часа – и днем, и ночью, вливая в крохотную пасть по пять миллилитров молока. «Едва успеешь до дома дойти, уже надо обратно», – улыбается Светлана. Постепенно промежуток между кормежками увеличивают, окрепшие медвежата резвятся на специальном тренажере, в теплую погоду их выносят погреться на солнышке. В начале апреля зверенышей переводят в открытый вольер, из которого они устраивают экспедиции в лес, за ягодами, длящиеся порой до двух недель. Однажды во время такой прогулки пропала медведица Кнопка. Пажетновы обошли все деревни в округе, но так ее и не нашли. А через неделю она вернулась сама – с чужим ошейником и оборванной цепью.

Крошечный медвежонок – это ходячая плюшевая игрушка. Стоит увидеть, как звереныши, повизгивая сосут друг другу уши, и даже у отъявленных циников руки сами тянутся погладить бурую шерстку. Но – нельзя. Даже разговаривать в присутствии зверей запрещено, а если ставший родным за месяцы неусыпной – в прямом смысле слова – заботы детеныш потянется к тебе, надо его безжалостно наказать. Обидеть и тем самым спасти. Конечно, все равно случаются осечки. Бывает, что молодые общительные медведи выходят к деревне. Тогда их забирают обратно в «интернат» и заботятся о них вплоть до зимней спячки. В берлоге зверь дичает, и весной стремглав убегает и от своих спасителей, и от других людей.

Эти эксперименты – не простая благотворительность, а серьезная научная работа, уже принесшая немалые плоды. Шестнадцать косолапых «выпускников» вновь заселили опустевший было заповедник «Брянский лес». Сейчас в нем более пятидесяти медведей. В тверской глубинке проходят международные конференции, по методике Пажетновых работают в Индии и Южной Корее. Но самая большая радость для приемных родителей – когда бывших воспитанниц видят уже с собственными медвежатами. А это значит, что не только медвежья, но и их собственная жизнь имеет смысл. И все же я не удерживаюсь от того, чтобы задать бывшему охотнику вопрос: - Не жалко, когда ваших медведей добывают? Дед недоуменно смотрит на меня: - Как может быть жалко, когда они живут обычной медвежьей жизнью? Охота держит зверя на расстоянии от человека. Другого механизма просто нет. Конечно, этим должны заниматься специалисты. В Танзании, к примеру, со слонами работают – делят страну пополам, и в одной половине охотятся, а в другой показывают животных туристам. Иначе они все сожрут и начнется падеж. Потом их меняют местами. Когда охотники добывают нашего медведя, они считают, что поступили плохо, но стесняться не надо. Это же информация. Недавнему самцу из Новгородской области было почти семь лет, а нашли его всего в шести километрах от места выпуска. Самый дальний выход был у медведицы в период гона – двести километров по прямой. Там уже не сплошные леса, как здесь, а вперемешку с полем. Охотовед в бинокль увидел метку и нам позвонил. Потом она сюда обратно прибежала. На родину.

Сейчас еду медвежатам носит Василий, внук Деда. Подрастают правнуки. Забытая деревня ожила, превратилась в настоящее родовое гнездо семьи Пажетновых. В начале девяностых порой приходилось кормить сироток на собственные сбережения, теперь под патриотичным российским флагом красуется эмблема IFAW – Международного фонда защиты животных, финансирующего медвежий интернат. А Дед в свободное время пишет воспоминания и сказки для многочисленных потомков – да так, что зарисовки из жизни лосей и кабанов читаются взахлеб, как хорошие детективы. - Мы с бабушкой – очень русские люди, – гордо говорит он. – Для нас нет ничего лучше своего места. Одна журналистка написала, что в нашей деревне воняет навозом. А мне очень жаль, что такие села мало где сохранились. Живые, не стерильные. На этих словах Дед медленно, словно с трудом улыбнулся, и суровое лицо лесовика внезапно преобразилось, будто солнечный луч пробился сквозь ветви дремучего бора. И я понял, что этот человек, умеющий ценить жизнь со всей ее грязью и трагедиями, в своих странствиях научился главному – чистой любви, когда ради счастья существ, о которых заботишься, надо отказаться от всех внешних проявлений привязанности, вовремя отпустить их от себя, а если понадобится, то спокойно принять даже их смерть, зная, что это тоже цена свободы, которую ты им подарил. Главное – что их лесная жизнь, пусть и скоротечная, была настоящей.

Медвежья берлога в детском воображении Василисы и Феди, бревенчатая избушка во дворе у прабабушки и прадедушки. Четвертое поколение династии Пажетновых уже знает некоторые тонкости семейной профессии. Каждую зиму разные люди привозят сюда крошечных медвежат, мам которых убили охотники. И взрослые Пажетновы ухаживают за ними, почти как за младенцами.

Там, где лес вплотную подступал к деревне, по тропинке шел юноша, облаченный в камуфляж и болотные сапоги. Руки в перчатках, из-под надвинутого капюшона торчат только нос и короткая борода. На деревянном коромысле он нес два больших ведра. Я следовал за ним, стараясь не шуметь и зная - несмотря на все ухищрения, о нашем визите уже знают. Но вот и калитка из сетки рабицы. Бородач отпер ее и жестами, не проронив ни звука, показал - стой здесь и смотри.

Взяв одно ведро, он вошел внутрь, послышалось урчанье и я увидел, как со всех сторон на него уставились голодные медвежьи глаза. Василий - так звали юношу - молча ходил между зверями, вываливая перед каждым порцию каши и собачьего корма. Внезапно один из них забеспокоился, поднялся на задние лапы - учуял запах нового человека. Постоял, подумал и вернулся к кормежке.

До деревни Бубоницы добраться непросто. Сейчас это медвежий угол во всех смыслах - на окраине Тверской области, в конце покрытой рытвинами тупиковой дороги. Однако местные жители себя провинциалами не считают. Для географов здесь Великий Валдайский водораздел, откуда на восток утекает Волга, на юг - Днепр, на запад - Западная Двина, а на север - Ловать, для историков - перекресток старинных торговых путей. Стоит ли удивляться, что именно в этих краях возникло место настоящего паломничества зоологов, куда они приезжают со всего мира - обменяться знаниями и посмотреть на затерянный в лесу медвежий интернат?

Тридцать лет назад деревня умирала - в ней жили только два старика. Теперь здесь десяток крепких домов, широко разбросанных по песчаным холмам. Произошло это чудо благодаря биологу Валентину Пажетнову, которого односельчане уважительно зовут Дедом. Я шел по извилистой дороге, пытаясь отыскать его дом по особой примете - на нем должен был развеваться российский флаг. Знамя своей страны Дед поднимал над крышей еще с советских времен. Многим это казалось странным. Даже из горкома приезжали, просили снять - мол, флаг положен только на сельсовете, в крайнем случае - по праздникам. На что Дед с невинным видом поинтересовался, есть ли закон, запрещающий вывешивать советские флаги. Незваный гость только развел руками и уехал от упрямого зоолога ни с чем.

Флаг я отыскал на первом же доме. Зашел в калитку и спросил у обедавших за дощатым столом небритых деревенских мужиков, как найти Деда. Те неожиданно ответили по-английски. Оказалось, что Дед живет выше, российский флаг здесь теперь можно встретить чуть ли не на каждой избе, а веселые колхозники - иностранцы, приехавшие сюда провести отпуск в российской глубинке - где в Западной Европе найдешь такой лес!
Но вот и дом на самой вершине холма. У входа - кованые медведи, в сенях - целых набор медвежьих безделушек - подарков из разных стран. Под стать косолапым и сам хозяин дома - с крепкими не по возрасту руками, загорелым морщинистым лицом и слегка раскосыми живыми глазами. Ни дать, ни взять - лесовик из старинных сказок.

Почти за всеми историями возрождения русских деревень, которые мне приходилось слышать, стояла пришлая супружеская пара - обычно из горожан. Полные энергии, они покидали город ради сельской глуши и преображали все вокруг себя, вдыхая в россыпь дряхлых домиков новую кипучую жизнь. Не стали исключением и Бубоницы. Но путь, приведший сюда Валентина и его жену Светлану, не был ни коротким, ни простым.

Родился Валентин в городе Каменске Ростовской области, в семье интеллигентов. Застал войну, чуть было не стал циркачом, но с самого детства чувствовал, что вся его жизнь будет связана с лесом. Сам он об этом впоследствии напишет так: "Я думал, что смогу жить в лесной глуши, в одиночестве, познавая суровые законы выживания в диком мире, выживания на острой грани, отделяющей бренное пребывание на земле от вечности. Мне представлялось, что только вдали от человеческого общества, в таежных дебрях можно жить свободно, как дикий зверь, не подвергая себя тем обязанностям и обязательствам, которые навязывает человеку жестокий закон общества: "Жить так, как все, или быть униженным и уничтоженным..." Вдвоем с молодой женой юноша отправился в Сибирь, чтобы стать профессиональным охотником.

Когда мы говорим о создателе интерната для медвежат-сирот, воображение живо рисует эдакого доктора Айболита, который не тронет пальцем и комарика. И действительно, даже сейчас, когда Центром спасения медведей давно управляет его сын Сергей, Валентин вместе с женой ночи напролет выкармливают новорожденных медвежат - изнурительный труд, который может принести радость только тому, кто по-настоящему любит животных. Сложно представить, что этот человек, спасший сотни медведей, обожает картошку на медвежьем сале, ел глухарятину вместо хлеба и приносил жене в подарок жареные беличьи головки, которые в Сибири считались особым лакомством.

К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, - рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. - Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили - соболя, белку, колонка... А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал.

Долгие годы он бродил по тайге, зачастую оказываясь на волосок от смерти. Учился подбираться незаметно к самым скрытным обитателям леса, охотился на лучших четвероногих охотников, выслеживал прирожденных следопытов, чей нос и уши куда совершеннее людских. Порой состязание затягивалось надолго, как многолетняя дуэль с матерым медведем Ворчуном, "в котором разбойная удаль чередовалась с расчетливой мудростью". Пострадав от браконьеров, Ворчун принялся мстить людям - пугал грибников, безобразничал в деревне и с почти мистическим везением спасался от преследовавших его егерей. В конце концов, старый хромой зверь так и ушел непобежденным. До сих пор Дед вспоминает своего противника с огромным уважением.

Чтобы выжить в этом суровом мире и прокормить семью, Валентин должен был понять животных так, как не снилось кабинетным зоологам, жить среди медведей, учиться думать, как они. Охотясь на хищника, он приблизился к нему как никто другой. Детская мечта сбылась, и награда за труды была велика. Воспоминания Деда о том, как он впервые прокрался на овсяное поле и затаился между кормящихся медведей, дышат восторгом и высокой поэзией:
"В этом лунном мире, со зверьем, которое не подозревало о том, что рядом притаилось чужое, не из их племени существо, я вдруг почувствовал, что обретаю невидимую, но осязаемую связь с животными, проникаюсь их желанием насытиться, набраться сил, чтобы жить простой, бесхитростной жизнью, оставляя после себя таких же простых, чистых, наивных существ для продолжения своего рода на земле".

В 1974 году бывший охотник и егерь, освоивший к тому времени несколько десятков профессий, приступил к главному делу своей жизни - научному изучению медведей. Для этого пришлось выполнить условие - три года отработать директором заповедника. Едва истек срок, как Валентин сложил с себя начальственные полномочия и на неделю ушел в лес, словно очищая себя перед новой жизнью.
Первых медвежат для эксперимента решено было забрать из берлоги, и это чуть не стоило Валентину жизни - разъяренная медведица выскочила ему навстречу, и только в последний момент испугалась крика и ударов топора, которым бывалый охотник изо всех сил заколотил по дереву. Он взял детенышей и вплоть до поздней осени выкармливал их, живя в палатке рядом с усыновленными питомцами. Медвежата послушно бегали за двуногой "мамой", а когда стало холодать, даже пытались пристроиться к ней под бочок. Приходилось хлестать их хворостинкой по любопытным носам, ведь привыкание зверя к человеку, стирание врожденного страха перед ним обрекают питомца на верную смерть. Никто не будет церемониться с косолапым, который придет в деревню поиграть с людьми. К счастью, перед самой зимой медвежата, оставшиеся без теплой палатки, сами принялись рыть берлоги - причем так ловко, словно делали это уже много раз. Стало ясно, что воспитанники способны самостоятельно выживать в дикой природе.

С тех пор биологи воспитали около двухсот медвежат-сирот. Везут их в бубоницкий "интернат" со всей России. Где-то браконьеры медведицу убьют, а на детенышей рука не поднимется, где-то неосторожный лыжник потревожит мохнатую мамашу в берлоге. Единожды сбежав, она уже никогда не вернется, и если медвежат не забрать, они просто замерзнут. Дело в том, что медведь в берлоге - очень удобная добыча, человек охотился на него столетиями. "Храбрецов", возвращавшихся в свой зимний дом, зачастую ждала засада, так что гены потомству передавали, в основном, "трусы", бросавшие и приют, и спящих в нем малышей.

Новорожденные медвежата, появляющиеся в начале января - это умильные комочки с закрытыми ушами и глазами, настолько крохотные, что в Средневековье люди считали, будто медведица рожает бесформенные куски плоти и лишь потом, вылизывая, медленно придает им форму зверей. Кажется невозможным превратить их в полноценных хозяев леса. А между тем в Центре спасения медведей удалось выходить даже недоношенного медвежонка с багровыми проплешинами вместо кожи, который весил всего 356 грамм.
Поначалу зверенышей содержат в теплой комнате у печки, заменяющей малышам бок мамы-медведицы. Сотрудники меняют им пеленки, массируют животики, сажают на горшок, а в первые десять дней жизни кормят каждые два часа - и днем, и ночью, вливая в крохотную пасть по пять миллилитров молока. "Едва успеешь до дома дойти, уже надо обратно", - улыбается Светлана.

Постепенно промежуток между кормежками увеличивают, окрепшие медвежата резвятся на специальном тренажере, в теплую погоду их выносят погреться на солнышке. В начале апреля зверенышей переводят в открытый вольер, из которого они устраивают экспедиции в лес, за ягодами, длящиеся порой до двух недель. Однажды во время такой прогулки пропала медведица Кнопка. Пажетновы обошли все деревни в округе, но так ее и не нашли. А через неделю она вернулась сама - с чужим ошейником и оборванной цепью.

Крошечный медвежонок - это ходячая плюшевая игрушка. Стоит увидеть, как звереныши, повизгивая сосут друг другу уши, и даже у отъявленных циников руки сами тянутся погладить бурую шерстку. Но - нельзя. Даже разговаривать в присутствии зверей запрещено, а если ставший родным за месяцы неусыпной - в прямом смысле слова - заботы детеныш потянется к тебе, надо его безжалостно наказать. Обидеть и тем самым спасти. Конечно, все равно случаются осечки. Бывает, что молодые общительные медведи выходят к деревне. Тогда их забирают обратно в "интернат" и заботятся о них вплоть до зимней спячки. В берлоге зверь дичает, и весной стремглав убегает и от своих спасителей, и от других людей.

Эти эксперименты - не простая благотворительность, а серьезная научная работа, уже принесшая немалые плоды. Шестнадцать косолапых "выпускников" вновь заселили опустевший было заповедник "Брянский лес". Сейчас в нем более пятидесяти медведей. В тверской глубинке проходят международные конференции, по методике Пажетновых работают в Индии и Южной Корее. Но самая большая радость для приемных родителей - когда бывших воспитанниц видят уже с собственными медвежатами. А это значит, что не только медвежья, но и их собственная жизнь имеет смысл.

И все же я не удерживаюсь от того, чтобы задать бывшему охотнику вопрос:
- Не жалко, когда ваших медведей добывают?
Дед недоуменно смотрит на меня:
- Как может быть жалко, когда они живут обычной медвежьей жизнью? Охота держит зверя на расстоянии от человека. Другого механизма просто нет. Конечно, этим должны заниматься специалисты. В Танзании, к примеру, со слонами работают - делят страну пополам, и в одной половине охотятся, а в другой показывают животных туристам. Иначе они все сожрут и начнется падеж. Потом их меняют местами.
Когда охотники добывают нашего медведя, они считают, что поступили плохо, но стесняться не надо. Это же информация. Недавнему самцу из Новгородской области было почти семь лет, а нашли его всего в шести километрах от места выпуска. Самый дальний выход был у медведицы в период гона - двести километров по прямой. Там уже не сплошные леса, как здесь, а вперемешку с полем. Охотовед в бинокль увидел метку и нам позвонил. Потом она сюда обратно прибежала. На родину.

Сейчас еду медвежатам носит Василий, внук Деда. Подрастают правнуки. Забытая деревня ожила, превратилась в настоящее родовое гнездо семьи Пажетновых. В начале девяностых порой приходилось кормить сироток на собственные сбережения, теперь под патриотичным российским флагом красуется эмблема IFAW - Международного фонда защиты животных, финансирующего медвежий интернат. А Дед в свободное время пишет воспоминания и сказки для многочисленных потомков - да так, что зарисовки из жизни лосей и кабанов читаются взахлеб, как хорошие детективы.
- Мы с бабушкой - очень русские люди, - гордо говорит он. - Для нас нет ничего лучше своего места. Одна журналистка написала, что в нашей деревне воняет навозом. А мне очень жаль, что такие села мало где сохранились. Живые, не стерильные.

На этих словах Дед медленно, словно с трудом улыбнулся, и суровое лицо лесовика внезапно преобразилось, будто солнечный луч пробился сквозь ветви дремучего бора. И я понял, что этот человек, умеющий ценить жизнь со всей ее грязью и трагедиями, в своих странствиях научился главному - чистой любви, когда ради счастья существ, о которых заботишься, надо отказаться от всех внешних проявлений привязанности, вовремя отпустить их от себя, а если понадобится, то спокойно принять даже их смерть, зная, что это тоже цена свободы, которую ты им подарил. Главное - что их лесная жизнь, пусть и скоротечная, была настоящей.

"Медвежье царство". Док. фильм (2011 г.)