Павел третий романов. Павел Первый: биография, факты из жизни

Не мог иметь детей в силу хронического алкоголизма и , заинтересованная в рождении наследника, закрывала глаза на близость своей невестки вначале с Чоглоковым, а затем и с камергером великокняжеского двора Салтыковым. Ряд историков считают отцовство Салтыкова фактом несомненным. Позднее утверждали даже, что Павел не является и сыном Екатерины. В "Материалах для биографии императора Павла I" (Лейпциг, 1874) сообщается , что якобы от Салтыкова родилось мертвое дитя, которое подменили чухонским мальчиком, то есть Павел I не только не сын своих родителей, но даже не русский.

В 1773 году, не достигнув и 20 лет, он женился на гессен-дармштадтской принцессе Вильгельмине (в православии — Наталье Алексеевне), но через три года она умерла при родах, и в том же 1776 году Павел женился вторично, на принцессе вюртембергской Софии-Доротее (в православии — Марии Федоровне). Екатерина II старалась не допускать великого князя к участию в обсуждении государственных дел, а тот, в свою очередь, начинал все более критически оценивать политику матери. Павел считал, что эта политика опирается на славолюбие и притворство, мечтал о водворении в России под эгидой самодержавия строго законного управления, ограничения прав дворянства, введения строжайшей, по прусскому образцу, дисциплины в армии.

Биография императрицы Екатерины II Великой Правление Екатерины II продолжалось более трех с половиной десятилетий, с 1762 по 1796 год. Оно было наполнено многими событиями во внутренних и внешних делах, осуществлением замыслов, продолжавших то, что делалось при Петре Великом.

В 1794 году императрица решила устранить своего сына от престола и передать его старшему внуку Александру Павловичу, но не встретила сочувствия со стороны высших государственных сановников. Смерть Екатерины II 6 ноября 1796 года открыла Павлу дорогу на трон .

Новый император сразу же попытался перечеркнуть сделанное за тридцать четыре года царствования Екатерины II, и это стало одним из важнейших мотивов его политики.

Император стремился заменить коллегиальный принцип организации управления единоличным. Важным законодательным актом Павла явился изданный в 1797 году закон о порядке престолонаследия , действовавший в России вплоть до 1917 года.

В армии Павел стремился ввести прусские военные порядки. Он считал, что армия — это машина и главное в ней — механическая слаженность войск и исполнительность. В области сословной политики основной целью стало превратить русское дворянство в дисциплинированное, поголовно служащее сословие. Противоречивой была политика Павла по отношению к крестьянству. За четыре года царствования он раздарил около 600 тысяч крепостных, искренне полагая, что за помещиком им будет жить лучше.

В повседневной жизни запретили определенные фасоны одежды, причесок, танцы, в которых император видел проявления свободомыслия. Была введена жесткая цензура, запрещен ввоз книг из-за границы.

Внешняя политика Павла I отличалась бессистемностью. Россия постоянно меняла союзников в Европе. В 1798 году Павел присоединился ко второй коалиции против Франции; по настоянию союзников поставил во главе русской армии Александра Суворова, под командованием которого были совершены героические Итальянский и Швейцарский походы.

Захват англичанами Мальты, которую Павел взял под свое покровительство, приняв в 1798 году титул великого магистра ордена св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийского Ордена), поссорил его с Англией. Русские войска были отозваны, и в 1800 году коалиция окончательно распалась. Не довольствуясь этим, Павел начал сближаться с Францией и задумал совместную с ней борьбу против Англии.

12 января 1801 года Павел отправил атаману Донского войска генералу Орлову приказ выступить со всем войском в поход на Индию. Через месяц с небольшим казаки начали поход в числе 22507 человек. Мероприятие это, сопровождавшееся страшными лишениями, не было, впрочем, доведено до конца.

Политика Павла в сочетании с его деспотическим характером, непредсказуемостью и эксцентричностью, вызывала недовольство в самых разных социальных слоях. Уже вскоре после его воцарения против него стал созревать заговор. В ночь на 11 (23) марта 1801 года Павел I был задушен в собственной спальне в Михайловском замке. Заговорщики ворвались в покои императора с требованием отречься от престола. В результате стычки Павел I был убит. Народу объявили, будто император скончался от апоплексического удара.

Тело Павла I погребено в Петропавловском соборе в Санкт Петербурге.

Материал подготовлен на основе информации из открытых источников

С рождения (1 октября 1754 года) он был отстранен от родителей и воспитывался под контролем царствующей тетки Елизаветы Петровны. В восьмилетнем возрасте Павел был свидетелем причастности матери к смерти отца. Екатерина не любила сына и всеми способами отстраняла его от государственных дел.

Даже после достижения Павлом совершеннолетия императрица продолжала удерживать власть. В 1773 г. она женила Павла на принцессе Гессен-Дармштадтской, в православии Наталье Алексеевне, которая умерла в 1776 г. при родах.

В сентябре того же года Павел женился повторно на принцессе Вюртембергской, в православии Марии Федоровне. Екатерина II отобрала у семейной пары двух сыновей, Александра и Константина, как когда-то поступила с ней Елизавета Петровна , отняв у нее Павла.

Т.к. закон о престолонаследии, принятый Петром I , позволял назначать наследника по своему усмотрению, императрица намеревалась передать престол внуку Александру . И чтобы еще дальше отодвинуть Павла, Екатерина II подарила ему имение в Гатчине, куда он перебрался с женой и малым двором в 1783 г.

Павел был хорошо образован, умен и развит, был человеком чести, порядочным и романтичным. Но пренебрежение матери его правами, бесцеремонное вмешательство в его семейную жизнь, постоянный ее контроль развили в Павле глубокую обиду и озлобленность, он превратился в подозрительного, желчного, нервного и неуравновешенного человека.

6 ноября 1796 г. умерла Екатерина II, и престол занял 42-летний Павел I. В день коронования он издал новый закон о престолонаследии. Мысль, что власть досталась ему слишком поздно, заставляла его торопиться во всем, не продумывая предпринимаемые им меры.

Главной характеристикой правления Павла I можно назвать уничтожение всего, что было сделано его матерью. Главная цель его законов, указов, распоряжений, запретов – резкая абсолютизация самодержавия в стране. Была введена цензура на печать, закрыты частные типографии, запрещен ввоз книг из-за границы.

В самом начале правления Павла I в стране был введен военно-полицейский режим, в армии – прусские порядки, вся жизнь подданных регламентировалась.

Павел I провел военную реформу, внеся прусскую систему подготовки войск, подчеркивая важность соблюдения жесточайшей дисциплины.

Многие привилегии, дарованные Екатериной II дворянству, были отменены. Обязательная воинская служба, обложение налогами, ограничения в правах, восстановление наказания дворян – требования императора к дворянскому сословию.

Зато в правление императора Павла I крестьяне получили некоторые послабления и права. В воскресные и праздничные дни крестьяне освобождались от работы, установлена 3-дневная барщина, отменены рекрутский набор и хлебная подать.

Особенностью правления Павла I было подчеркивание его контраста с матерью, что сказалось и на внешней политике. Он обещал поддерживать мирные отношения со всеми государствами, не вмешиваться в дела Запада.

В 1797 г. Павел I принял под свою защиту рыцарский орден иоаннитов, чудом сохранившийся на Мальте со времен крестовых походов, и возложил на себя звание Великого Магистра ордена, что вызвало недовольство русского духовенства. Но захват Мальты Наполеоном в 1798 г. подтолкнул Россию вступить в антифранцузскую коалицию с Австрией и Англией. В 1800 г. произошел разрыв русско-английских отношений и сближение Павла I с Наполеоном.

В 1801 г. Павел I был убит в Михайловском замке сторонниками сына Александра.

Екатерина Вторая, наверное, одна из самых неординарных личностей во всей истории государства Российского. О ее фаворитах, любовниках и личной жизни до сих пор ходят легенды. В данной статье мы постараемся разобраться в том, кто официальный сын Екатерины 2, а кто внебрачный ребенок.

Тем более что после смерти императрицы они поддерживали связь. Кто же эти люди? Читайте далее, и вы все узнаете.

Личная жизнь императрицы

Ввиду того, что императрица всероссийская была достаточно привлекательной и любвеобильной женщиной, можно предположить, что в шкафу у нее было достаточно «скелетов».

Считается, что единственный официальный сын Екатерины 2 - Павел. Кто отец мы расскажем позже, когда будем говорить об Алексее Бобринском.

Итак, София Ангальт-Цербская, позже взявшая православное имя Екатерина, волей судьбы оказалась в России. Мать будущего императора Петра III, выбирала невесту своему сыну и в результате остановилась на кандидатуре этой прусской княжны.

По приезде в новую страну девушка всерьез занялась изучением новой для себя культуры. Она в совершенстве осваивает русский язык, переходит в православную веру. Все бы было отлично, но будущий император не питал к Екатерине ни малейшей симпатии. Он воспринимал ее просто как вынужденный довесок, постоянно заводя при этом любовниц.

По причине подобного «семейного счастья» княжна начала увлекаться охотой, маскарадами, перепиской с европейскими философами и энциклопедистами. Со временем и у нее появляются личные фавориты.

Особый интерес вызывает официальный сын Екатерины 2. Несколько лет императрица не могла забеременеть от мужа. И внезапно рождается мальчик. Более подробно об этой ситуации мы поговорим далее.

Из-за неудачного брака, а после и успешного императрица смогла полностью реализовать свою приверженность «свободной любви». Судя по данным, которые приводит один из лучших ее биографов, Бартенев, у Екатерины Второй в течение жизни было двадцать три любовника.

Среди них упоминаются такие государственные деятели, как Потемкин и Орлов, Салтыков и Васильчиков, Ланской и Зорич. Примечательно, что только Григорий Александрович Потемкин стал практически неофициальным ее мужем. Хоть это и не было предано огласке, но у них было тайное венчание, и до конца жизни Екатерина называла в переписке и дневниках его супругом, а себя его женой. У них родилась дочка, Елизавета Григорьевна Темкина.

Таким образом, у императрицы весьма была бурная и насыщенная личная жизнь. Наиболее мощными в государственном значении были только два ее любовника - Орлов и Потемкин. Все последующие, как правило, до того, как стать фаворитами Екатерины, пребывали в должности адъютантов у Григория Александровича.

У императрицы было несколько детей, но сыновей она родила всего двоих. Именно о них и пойдет речь далее.

Официальный сын

На троне императрицу сменил единственный официальный сын Екатерины 2 и Петра 3. Его звали Павел I Петрович.

Он был очень долгожданным внуком для своей бабушки, Елизаветы Петровны. Сложность ситуации при дворе заключалась в том, что после брака наследника трона прошло уже десять лет. Начали ходить слухи о том, что Петр III не способен зачать потомка, и династия может оборваться.

Елизавета решила проблему своим вмешательством. Ко двору был вызван лучший хирург Петербурга, который провел операцию по устранению фимоза. Как результат, на десятом году официального брака Екатерина Вторая родила сына. Но еще долго ходили сплетни, что отцом престолонаследника является не император, а фаворит цесаревны - Сергей Салтыков.

Однако биографы царской династии настаивают на том, что именно Петр III был действительным родителем Павла Петровича. Эту версию в наше время решили подтвердить исследователи. Одно из доказательств заключалось в его внешности. Ведь сын Екатерины 2, Павел (фото портрета которого приводится в статье) был точной копией императора Петра III.

Второй уликой стал Y-гаплоидный генотип, характерный для всех потомков Николая I. Это специфическое расположение форм одного гена (аллелей) в определенном месте (локусе) цитологической карты хромосомы.

Таким образом, сегодня прямая принадлежность будущего императора к роду Романовых доказана. Однако что же произошло в последующие годы с Павлом Петровичем?

Детские годы. Воспитание

Сразу после рождения сын Екатерины 2 и Петра 3 был отлучен от родителей. Его бабушка, Елизавета Петровна, в свете происходящего политического противостояния, была всерьез обеспокоена судьбой престолонаследника.

Мать впервые увидела своего сына только по прошествии сорока дней. Несмотря на то что рождение прямого наследника династии оберегало страну от последующих политических катаклизмов, они все же произошли. Но пока Павел Первый был маленьким, бабушка заботилась о его воспитании.

Ни Екатерина, ни Петр в жизни будущего императора не сыграли какой-либо значительной роли. Сразу же после рождения малыш был окружен специально подобранной свитой, в которую входили няньки, воспитатели, гувернеры и лучшие педагоги. Утверждением прислуги занималась лично Елизавета Петровна.

Главным лицом, ответственным за воспитание мальчика, стал видный дипломат Бехтеев. Этот человек был одержим вопросами муштры и четко установленных норм поведения. Одной из особенностей воспитательного процесса было издание газеты, в которой рассказывалось обо всех шалостях будущего императора.

Впоследствии Бехтеев был заменен на Панина. Новый воспитатель взялся очень серьезно за программу обучения. Будучи приближенным к видным европейским масонам, Никита Иванович обладал обширными знакомствами. Поэтому среди педагогов Павла Первого были митрополит Платон, Порошин, Гранже и Миллико.

Примечательно, что любое знакомство и игры со сверстниками были ограничены. Упор делался исключительно на воспитание в духе просвещения. Цесаревич получил самое лучшее образование своего времени, но отрыв от родителей и сверстников привел к необратимым последствиям.

Сын Екатерины 2 Павел Петрович вырос психологически травмированным человеком. Впоследствии это выльется в его чудачества и непотребные выходки. Одна из которых приведет к заговору против императора и его убийству в ходе дворцового переворота.

Отношения с матерью

Никогда официальный сын Екатерины 2 Павел Петрович не был любим матерью. Императрица с первых дней его считала ребенком от нелюбимого человека, коим был для нее Петр III.

Ходили слухи, что после рождения сына она написала завещание о том, что по достижении совершеннолетия, она передаст ему правление страной. Но этого документа никто и никогда не видел. Немыслимость этого факта подтверждается последующими поступками императрицы.

С каждым годом сын Екатерины 2 Павел все более отдалялся матерью от государственных дел. Ему подбирали лучших учителей, потворствовали интересу к разнообразным наукам. Первый военный совет, на который императрица пригласила его, состоялся в 1783 году, то есть, когда Павлу Петровичу было двадцать девять лет.

На этом собрании и обозначился окончательный разрыв между ними.

До этого императрица Екатерина Вторая потворствовала распространяемым слухам о его рождении от Салтыкова. Также поддерживала она мнения о неуравновешенности и жестокости цесаревича.

Сегодня сложно судить, но простые люди, недовольные политикой императрицы, были на стороне Павла Петровича. Так, обещал после государственного переворота передать ему власть. Имя цесаревича звучало при в Москве. Восставшие ссыльные под предводительством Беневского также присягнули молодому императору.

В последние годы жизни Екатерина Вторая ждала официального венчания старшего сына Павла Александра. В этом случае она смогла бы передать власть внуку в обход нелюбимого ребенка. Но после ее смерти секретарь Безбородько уничтожил манифест, чем спас цесаревича от ареста и способствовал его восхождению на трон. За это впоследствии он получил высший государственный чин канцлера.

Жизнь в Гатчине

Официальный сын Екатерины 2 Павел Петрович после нескольких лет путешествия по Западной Европе поселился в имении покойного графа Григория Григорьевича Орлова. До успел дважды вступить в брак.

Первой его женой стала Вильгельмина Гессен-Дармштадтская (тогда императору Павлу было девятнадцать лет). Но через два с половиной года она скончалась во время родов и ему подобрали новую невесту.

Ей оказалась София-Доротея Вюртембергская, дочь герцога Вюртембергского. Кандидатуру для императора выбирал лично король Пруссии Фридрих Второй. Примечательно, что она родом из того же имения, что и Екатерина Вторая, мать Павла Петровича.

Таким образом, после полутора лет путешествия чета молодоженов поселилась в Гатчине, бывшем имении графа Орлова. Интересно, что, судя по информации из государственных бумаг и хозяйственных документов поместья, цесаревича с женой постоянно обворовывали слуги и родственники. При громадном по тем временам жаловании в двести пятьдесят тысяч рублей годовых сын Екатерины 2 Павел 1 постоянно нуждался в займах.

Именно в Гатчине будущий император заводит себе «игрушечную» армию. Это было военное формирование, похожее на Потешные полки Петра Великого. Хоть современники и высказывались резко негативно против подобного увлечения цесаревича, но исследователи нашего времени имеют прямо противоположное мнение.

Исходя из данных об учениях, полки не просто маршировали и устраивали парады. Это была маленькая, но идеально натренированная для того времени армия. Например, их учили отражать морской десант, они умели вести бой днем и ночью. Эти и многие другие тактики постоянно разучивал с ними сын Екатерины 2.

Внебрачный сын

Однако был и внебрачный сын Екатерины 2. Его звали Алексей Григорьевич. Впоследствии мальчику дали фамилию Бобринский, в честь имения Бобрики (нынче город Богородицк в Тульской области).

Сын Екатерины 2 и Орлова, по свидетельствам современников, был очень робким и тихим мальчиком. При дворе ходили слухи о «недалекости его ума», поскольку в тринадцать лет его знания ограничивались французским и немецким языками, а также началами арифметики и географии.

Интересен случай, связанный с рождением Алексея Бобринского. В декабре 1761 года умирает императрица Елизавета Петровна, и на престол восходит ее сын Петр III. Событие приводит к окончательному разрыву между Екатериной и супругом. Девушку отсылают жить в противоположное крыло Зимнего дворца.

Примечательно, но ее подобное происшествие совершенно не расстроило. В это время у нее был фаворит Григорий Орлов. Через четыре месяца, в апреле 1762 года, пришел срок рожать сына от этого любовника. Приписать отцовство Петру III было совершенно невозможно.

Поэтому был предпринят оригинальный поворот событий. Камердинер императрицы, Василий Шкурин, поджигает свой дом. Поскольку император обожал любоваться пожарами, то он вместе со свитой вышел из дворца, чтобы насладиться зрелищем. В это время Екатерина Вторая родила сына от Григория Орлова.

До переворота заявлять о его существовании было глупо и опасно, поэтому мальчика сразу же отдают на воспитание преданному камердинеру, которому был построен более привлекательный особняк на месте сгоревшего.

Детские годы

Таким образом, сын Екатерины 2 и Григория Орлова воспитывался вместе с детьми гардеробмейстера Василия Шкурина, позже ему будет пожалован чин камердинера. До двенадцати лет Алексей жил и обучался вместе с его сыновьями. В 1770 году они вместе едут на четыре года в Лейпциг. Там специально для этих мальчиков был создан пансион.

В 1772 году Алексея Бобринского на два года помещают под присмотр маршала неаполитанской армии Иосифа де Рибаса. Впоследствии время, проведенное с внебрачным сыном императрицы, зачтется испанцу, и он выдвинется на видные должности в России. Например, именно Дерибас (так на русский манер он стал писать свою фамилию) сыграл главную роль в создании порта Одесса. И в честь него названа самая знаменитая улица в этом городе.

В тринадцать лет Алексей Бобринский возвращается в Российскую империю и попадает в распоряжение к Бецкому. В это же время мальчику жалуется имение в Бобриках для материального обеспечения.

По словам попечителя и педагога, сын Екатерины 2 Алексей не блистал знаниями и стремлением к наукам. Он просто желал угодить своей матери. Нравом мальчик был тих, спокоен и покладист.

Иван Иванович Бецкой, будучи видным деятелем сферы воспитания в Петербурге, достаточно сильно повлиял не только на обучение Алексея Бобринского, но и на продвижение Иосифа де Рибаса.

В двадцать лет юноша завершает обучение в корпусе. В качестве награды он получает золотую медаль и возводится в чин поручика.

Путешествие

После такого курса обучения сын Екатерины 2 и Григория Орлова был уволен и отправлен в путешествие по Западной Европе. Нужно сказать, что здесь мы видим образец того, как императрица любила этого юношу и заботилась о нем.

Алексей Григорьевич Бобринский с лучшими выпускниками корпуса отправляется в путешествие под надзором ученого и военного. По России их сопровождал естествоиспытатель Николай Озерецковский, энциклопедист, член Российской и Петербургской Академии наук. Ребята посетили Москву, Нижний Новгород, Екатеринбург, Ярославль, Симбирск, Уфу, Астрахань, Таганрог, Херсон и Киев.

Далее в Варшаве к ним был приставлен полковник Алексей Бушуев, который и продолжил с выпускниками путешествие по Западной Европе. Здесь были посещены Австрия, Италия и Швейцария. Закончилась программа на полпути, в Париже.

Причиной стало то, что сын Екатерины 2 и графа Орлова увлекся азартными играми и девушками. Ничего сверхъестественного в этом нет для его возраста, но размолвка случилась из-за того, что на присылаемые ему от императрицы деньги (три тысячи рублей) жили все его попутчики. А финансов же не хватало и одному Алексею Бобринскому.

В виду сложившейся ситуации выпускников отправили из Франции по домам, а сыну императрицы было разрешено еще пожить в Европе. Здесь он погряз в долгах и увлекся разгульной жизнью.

В итоге Екатерина Великая приказала доставить его в Россию. с небольшими сложностями все же справился с заданием, и Алексея Бобринского поселили в Ревеле. Это место стало для него подобием «домашнего ареста». За время путешествия по Европе он был произведен в чин секунд-ротмистра (современный старший лейтенант).

Отношения с Екатериной II

Сразу после рождения сын Екатерины 2 Бобринский пользовался расположением матери. Он получил достаточно хорошее образование. Императрица по мере возможностей поддерживала и помогала во всем. Но по причине отсутствия у юноши хватки и стремления к службе за ним ухаживали, как за фарфоровой статуэткой.

Переломным моментом стал срыв Алексея Бобринского во время путешествия по Западной Европе. Ему высылали исправно проценты в виде трех тысяч рублей (из фонда, который для него основала императрица). Также после сообщения в Россию о карточных долгах были переданы еще семьдесят пять тысяч.

Но это не помогло. Молодой человек снова спускался на дно. По просьбе Екатерины Великой за ним некоторое время присматривал Фридрих Гримм, французский публицист и дипломат. После того как он отказался от данной работы ввиду неподчинения юноши, сын Екатерины 2 и графа Орлова был отправлен в Россию.

Императрица пошла на этот шаг, так как поведение мальчика сильно портило ее репутацию.

Видимо, оказавшись в Ревеле с запретом покидать город, Алексей Бобринский понял глубину своего проступка. Это видно из постоянных просьб о помиловании и разрешении перебраться в столицу. Результатом стало лишь увольнение его из военных сил в чине бригадира.

В тридцать два года императрица разрешила сыну купить замок в Лифляндии, где через два года он женится на баронессе Урген-Штернберг. Из-за свадьбы Алексею Бобринскому разрешили на несколько дней прибыть в столицу, чтобы Екатерина II посмотрела невесту.

После этого он отбыл в свой замок Обер-Пален, где и жил до кончины матери.

Отношения с Павлом I

Как ни странно, но Алексей Бобринский, сын Екатерины 2, получил полную поддержку и заботу от императора Павла I. Его сводный брат освободил его из-под домашнего ареста, повысил со временем до генерал-майора. Также он наградил брата орденом святой Анны и подарил командорство.

Однако внезапно внебрачный сын Екатерины 2 попадает в немилость. В тридцать шесть лет его вторично увольняют со службы, лишают чинов и селят в имении Бобрики.

Алексею Григорьевичу разрешено посещать столицу и замок в Лифляндии, но запрещены любые государственные и военные дела.

До самой кончины Алексей Бобринский, сын Екатерины 2, занимался астрономией, минералогией и сельским хозяйством. Похоронили его в склепе поместья в Тульской губернии.

Ночь с 5 на 6 ноября 1796 года в Санкт-Петербурге выдалась неспокойной. Императрицу Екатерину II хватил удар. Все произошло так неожиданно, что она не успела сделать никаких распоряжений о наследнике.

По петровскому закону о престолонаследии, император имел право назначать наследника по своему желанию. Желание Екатерины на сей счет‚ хотя и негласное‚ было давно известно: она хотела видеть на троне своего внука Александра. Но, во-первых‚ не смогли (или не захотели) найти официального завещания‚ составленного в пользу великого князя. Во-вторых‚ 15-летний Александр сам не высказывал активного желания царствовать. И, в-третьих‚ у императрицы был законный сын‚ отец Александра‚ великий князь Павел Петрович‚ чье имя уже с утра не сходило с уст придворных.

Павел приехал в Зимний посреди ночи в сопровождении сотни солдат гатчинского полка и сразу же прошел в спальню к матери‚ чтобы убедиться в том‚ что она действительно при смерти. Его вступление во дворец походило на штурм. Расставленные повсюду караулы в немецких мундирах вызывали шок у придворных‚ привыкших к изящной роскоши последних лет екатерининского двора. Императрица была еще жива в то время‚ как наследник и Безбородко‚ запершись в ее кабинете‚ жгли в камине какие-то бумаги. На площади под окнами дворца было заметно оживление. Горожане печалились о кончине «матушки-государыни»‚ однако шумно выражали свою радость‚ узнав, что царем станет Павел. То же было слышно и в солдатских казармах. Только в придворной среде было совсем невесело. По свидетельству графини Головиной‚ многие, узнав о смерти Екатерины и восшествии ее сына на трон, без устали повторяли: «Пришел конец всему: и ей‚ и нашему благополучию». Но для того чтобы понять, что же за человек оказался на российском престоле в тот ноябрьский день 1796 года‚ надо внимательно присмотреться к истории его жизни.

Он ждал 34 года

Эта история начинается 20 сентября 1754 года‚ когда в семье наследника русского престола произошло давно ожидаемое и даже требуемое событие: у дочери Петра I, русской императрицы Елизаветы Петровны родился внучатый племянник Павел. Бабушка была гораздо больше обрадована этим, чем отец ребенка, племянник императрицы, Гольштейн-Готторпский герцог Карл-Петр-Ульрих (великий князь Петр Федорович) и тем более мать новорожденного, София-Фредерика-Августа, принцесса Ангальт-Цербстская (великая княгиня Екатерина Алексеевна).

Принцессу выписали из Германии в качестве родильной машины. Машина оказалась с секретом. С первых дней своего приезда захудалая Цербстская принцесса поставила перед собой задачу добиться верховной власти в России. Честолюбивая немка понимала, что с рождением сына ее и без того слабые надежды на российский престол рушатся. Все последующие взаимоотношения матери и сына так и складывались – как отношения политических противников в борьбе за власть. Что до Елизаветы, то она сделала все возможное, чтобы расширить пропасть между ними: особенные знаки внимания новорожденному, подчеркнутая холодность к великой княгине, которую и раньше-то не очень баловали вниманием. Намек ясен: произвела на свет то, что заказывали, – можешь уходить со сцены. Понимала ли Елизавета Петровна, что она делает? Во всяком случае, в конце царствования она изменила свое отношение к невестке, окончательно махнув рукой на племянника. Она увидела, что скромная Цербстская принцесса превратилась в важную политическую фигуру при русском дворе, оценила ее работоспособность и организаторский талант. Слишком поздно поняла Елизавета, какого серьезного врага она создала своему любимому внуку, но времени на исправление ошибок уже не оставалось.

Елизавета Петровна умерла 24 декабря 1761 года, когда Павлу было всего 7 лет. Эти первые семь лет, наверное, были счастливейшими в его жизни. Ребенок рос окруженный вниманием и заботой многочисленной дворцовой прислуги, в основном русской. В раннем детстве великий князь редко слышал иностранную речь. Императрица баловала внука, проводила с ним много времени, особенно в последние два года. Образ доброй русской бабушки, иногда приходившей проведать его даже ночью, навсегда остался в памяти великого князя. Изредка заходил к нему и отец, почти всегда пьяный. Он глядел на сына с оттенком какой-то грустной нежности. Их отношения нельзя было назвать близкими, но Павлу было обидно видеть, как окружающие открыто пренебрегают отцом и смеются над ним. Это сочувствие и жалость к отцу многократно возросли после его короткого царствования, завершившегося дворцовым переворотом в пользу Екатерины.

Смерть Елизаветы, неожиданное исчезновение Петра, туманные слухи о его насильственной смерти потрясли восьмилетнего мальчика. Позднее жалость к убитому отцу переросла в самое настоящее поклонение. Подросший Павел очень любил читать шекспировские трагедии и втихомолку сравнивал себя с принцем Гамлетом, призванным отомстить за отца. Но реальная жизнь осложнялась тем, что у «российского Гамлета» не было коварного дяди и обманутой матери. Злодеем, причем не скрывавшим причастности к убийству, была сама мать.

Известно, какой тяжелый отпечаток накладывает на всю жизнь человека нехватка или отсутствие материнской ласки. Трудно представить себе те разрушения, которые должна была произвести в чувствительной душе Павла многолетняя незатухающая война с собственной матерью. Причем Екатерина первой наносила удары и всегда одерживала победу. Захватив престол, Екатерина поторопилась выместить все свои восемнадцатилетние унижения при русском дворе, и самой удобной и безопасной мишенью оказался маленький Павел. Ему припомнили и мягкость отца, и ласки бабушки. Но слишком многие из тех, кто поддержал переворот, надеялись на воцарение наследника вскоре после его совершеннолетия. И Екатерина уступила, твердо решив в глубине души не допускать Павла к трону. Так много претерпевшая от «государственного» подхода Елизаветы новая императрица открыто взяла его на вооружение.

Первым делом наследника постарались лишить всякого систематического образования. Первый, полюбившийся Павлу наставник, Порошин, был вскоре уволен, а новые искусно подобранные учителя не просвещали Павла, а, скорее, перегружали его детский ум множеством непонятных и разрозненных подробностей, ни о чем не дававших ясного представления. К тому же, многие из них догадывались о своей роли и смело преподавали по принципу «чем скучнее, тем лучше». Здесь особенно усердствовал преподаватель «государственных наук» Григорий Теплов, заваливший подростка судебными делами и статистическими отчетами. После этих занятий Павел всю жизнь ненавидел черновую кропотливую работу с документами, стараясь разрешить любую проблему как можно быстрее, не вникая в ее суть. Немудрено, что после семи лет такого «образования», дополненного тяжелыми впечатлениями от редких встреч с матерью, сыпавшей «остроумными замечаниями» по поводу его умственного развития, у ребенка сформировался капризный и раздражительный характер. О своенравных поступках наследника поползли слухи при дворе, и многие серьезно задумывались о последствиях его возможного правления. Екатерина блестяще выиграла первую схватку.

Но Павел был слишком мал для ответных ударов. Он рос под присмотром русского дипломата Никиты Панина, выбранного воспитателем еще Елизаветой. Панин провел с мальчиком 13 лет и искренне к нему привязался. Из всей российской придворной знати он лучше всего мог понять причины странного поведения наследника и горячо поддерживал идею о передаче ему престола.

Екатерина, стремясь рассорить едва достигшего совершеннолетия сына с наставником, окончательно прекращает его учебные занятия и в 1773 году самовластно женит сына на Гессен-Дармштадтской принцессе Вильгельмине (получившей в крещении имя Наталья Алексеевна). Однако новая великая княгиня оказалась очень решительной женщиной и прямо подталкивала Павла к захвату власти, от которой он отказывался. Во главе заговора оказался Панин. Он, на беду наследника, был еще и крупным масоном, первым российским конституционалистом. Переворот был обречен на неудачу. Екатерина имела слишком много восхищенных поклонников и добровольных помощников при дворе. Когда в 1776 году императрица узнала, что на трон может взойти ее сын, да еще с конституцией, меры были приняты незамедлительно. Панина отстранили от государственных дел (казнить нельзя: он слишком крупная политическая фигура), ему запретили видеться с наследником. Великая княгиня Наталья умерла после неудачных родов (предположительно, она была отравлена по приказу императрицы). Через шесть лет Павел потерял и Панина. Сам великий князь на 20 лет отправился не то в ссылку, не то в изгнание – из Санкт-Петербурга в Гатчину. Больше он был не опасен.

Эти 20 лет окончательно сформировали характер Павла. Его вторично женили на Вюртембергской принцессе Софии (Марии Федоровне) с той же целью, как некогда его отца. Двух родившихся следом детей – Александра и Константина – Екатерина отобрала у родителей и воспитывала старшего как будущего наследника. Изредка Екатерина вызывала сына в столицу для участия в подписании дипломатических документов, чтобы еще раз унизить его в присутствии окружающих. Запертый в Гатчине, он был полностью лишен доступа даже к самым незначительным государственным делам и без устали муштровал на плацу свой полк – единственное, чем он мог по-настоящему управлять. Были прочитаны все книги, которые можно было достать. Особенно увлекали его исторические трактаты и романы о временах европейского рыцарства. Наследник и сам иногда был не прочь поиграть в Средневековье. Забава тем более простительная‚ что при материнском дворе в моде были совсем другие игры. Каждый новый фаворит стремился перещеголять предшественника в просвещенном изысканном цинизме. Наследнику оставалось одно – ждать. Не желание власти, а постоянный страх смерти от руки убийц, нанятых матерью, вот что мучило Павла. Кто знает, может быть, в Петербурге императрица ничуть не меньше опасалась дворцового переворота? И может быть, желала смерти своему сыну…

Между тем общее положение империи, несмотря на ряд блестящих внешнеполитических успехов Екатерины II и ее соратников, оставалось весьма тяжелым. XVIII столетие вообще во многом было решающим для судьбы России. Реформы Петра I поставили ее в ряд ведущих мировых держав‚ продвинув ее на столетие вперед в техническом отношении. Однако те же реформы разрушили древние основы русского государства – прочные социальные и культурные связи между сословиями, в целях укрепления государственного аппарата противопоставив интересы помещиков и крестьян. Крепостное право окончательно превратилось из особой «московской» формы социальной организации (служебной повинности) в стандартную аристократическую привилегию. Это положение было крайне несправедливо. Ведь после смерти Петра российское дворянство несло все меньше тягот служебного сословия, продолжая активно противиться всеобщему уравнению в правах. К тому же дворянство‚ которое со времен Петра захлестнул поток западноевропейской культуры‚ все больше отрывалось от традиционных для России ценностей‚ все меньше способно было понять нужды и чаяния собственного народа‚ произвольно истолковывая их в духе новомодных западных философских учений. Культура высших и низших слоев населения уже при Екатерине начала развиваться обособленно‚ грозя со временем разрушить национальное единство. Восстание Пугачева показало это очень наглядно. Что же могло спасти Россию от внутреннего разлома или хотя бы отодвинуть его?

Православная Церковь‚ обычно объединявшая русский народ в тяжелые времена‚ еще со времен Петра I была почти лишена возможности серьезно влиять на развитие событий и политику государственной власти. К тому же она не пользовалась авторитетом в среде «просвещенного сословия». В начале XVIII века монастыри фактически отстранили от дела образования и науки, переложив его на новые, «светские», структуры (до этого Церковь успешно выполняла просветительские задачи почти семь столетий!), а в середине века государство отняло у них богатейшие, населенные зажиточными крестьянами земли. Отняло лишь затем, чтобы получить новый ресурс для продолжения политики беспрерывных земельных раздач растущей как на дрожжах военно-дворянской корпорации. Но если прежние, окраинные раздачи и переделы земель действительно укрепляли государство, то мгновенное уничтожение десятков старейших в нечерноземной России центров культурного сельского хозяйства и торговли (большинство ярмарок было приурочено к праздникам покровительствовавших им православных обителей), бывших одновременно центрами независимого мелкого кредита, благотворительности и широкой социальной помощи, вело лишь к дальнейшему подрыву местных рынков и экономической мощи страны в целом.

Русский язык и общенациональная культура‚ позволившие в свое время спасти культурную целостность России от раздробленности на княжества‚ тоже были не в почете при дворе. Оставалось государство‚ бесконечное укрепление которого было завещано Петром всем своим наследникам. Машина бюрократического аппарата‚ запущенная Петром‚ обладала такой мощностью‚ что в перспективе была способна сокрушить любые сословные привилегии и перегородки. К тому же она опиралась на единственный древний принцип‚ не нарушенный Петром и свято чтившийся большинством населения России‚ – принцип самодержавия (неограниченного суверенитета верховной власти). Но большинство преемников Петра были слишком слабы или нерешительны‚ чтобы использовать этот принцип во всей своей полноте. Они покорно следовали в фарватере дворянской сословной политики‚ ловко используя противоречия между придворными группами для того‚ чтобы хоть немного усилить свою власть. Екатерина довела это лавирование до совершенства. Конец XVIII столетия считается «золотым веком российского дворянства». Оно было сильным‚ как никогда‚ и спокойным в сознании своей силы. Но открытым оставался вопрос: кто в интересах страны рискнет нарушить это спокойствие?

Чего он хотел?

7 ноября 1796 года «золотой век российского дворянства» закончился. На престол вступил император, имевший свои представления о значении сословий и государственных интересах. Во многом эти представления были построены «от противного» – в противовес принципам Екатерины. Однако немало было продумано самостоятельно, благо на размышления было отведено 30 лет. А главное – накопился большой запас энергии, долго не имевший выхода. Итак, переделать все по-своему и как можно скорее! Очень наивно, но не всегда бессмысленно.

Хотя Павел не любил слово «реформа» не меньше‚ чем слово «революция»‚ он никогда не сбрасывал со счетов того‚ что со времен Петра Великого российское самодержавие всегда находилось в авангарде перемен. Примеривая на себя роль феодального сюзерена‚ а позднее – цепь великого магистра Мальтийского ордена‚ Павел всецело оставался человеком нового времени‚ мечтающим об идеальном государственном устройстве. Государство должно быть преобразовано из аристократической вольницы в жесткую иерархическую структуру‚ во главе которой находится царь‚ обладающий всеми возможными властными полномочиями. Сословия‚ классы‚ социальные слои постепенно теряют особые неотчуждаемые права‚ полностью подчиняясь лишь самодержцу‚ олицетворяющему небесный Божий закон и земной государственный порядок. Аристократия должна постепенно исчезнуть‚ как и лично зависимое крестьянство. На смену сословной иерархии должны прийти равноправные подданные.

Французская революция не только усилила неприязнь Павла к философии Просвещения XVIII века‚ но и лишний раз убедила его в том‚ что российскому государственному механизму требуются серьезные изменения. Екатерининский просвещенный деспотизм, по его мнению, медленно‚ но верно вел страну к гибели‚ провоцируя социальный взрыв‚ грозным предвестником которого был Пугачевский бунт. И для того чтобы избежать этого взрыва‚ необходимо было не только ужесточить режим‚ но и срочно провести реорганизацию системы управления страной. Заметим: Павел единственный из самодержавных реформаторов после Петра планировал начать ее «сверху» в буквальном смысле слова‚ то есть урезать права аристократии (в пользу государства). Конечно‚ крестьяне в таких переменах поначалу оставались молчаливыми статистами‚ их еще долго не собирались привлекать к управлению. Но хотя по приказу Павла было запрещено употреблять в печатных изданиях слово «гражданин»‚ он больше чем кто-либо другой в XVIII веке старался сделать крестьян и мещан гражданами‚ выводя их за рамки сословного строя и «прикрепляя» непосредственно к государству.

Программа достаточно стройная‚ соответствующая своему времени, но совершенно не учитывавшая амбиций российского правящего слоя. Именно это трагическое несоответствие‚ порожденное гатчинской изоляцией и пережитыми душевными волнениями‚ было принято современниками‚ а вслед за ними и историками за «варварскую дикость»‚ даже за сумасшествие. Тогдашние столпы российской общественной мысли (за исключением амнистированного Радищева)‚ испуганные революцией, стояли либо за то‚ чтобы проводить дальнейшие реформы за счет крестьян‚ либо не проводить их вообще. Если бы в конце XVIII века уже существовало понятие «тоталитаризм»‚ современники не задумались бы применить его к павловскому режиму. Но политическая программа Павла была не более утопична‚ чем философия его времени. XVIII век – век расцвета социальных утопий. Дидро и Вольтер предрекали создание просвещенными монархами унитарного государства на основе Общественного договора и видели элементы своей программы в реформах начала царствования Екатерины. Если приглядеться‚ действительным сторонником идеи единого равноправного государства явился ее сын‚ ненавидевший французских «просветителей». При этом его политическая практика оказалась не более жестокой‚ чем демократический террор французского Конвента или последовавшие за ним контрреволюционные репрессии Директории и Наполеона.

Первой «жертвой» преобразований уже в 1796-м стала армия. Уже много раз ученые и журналисты разбирали пресловутое «гатчинское наследство»: парады, парики, палки и т. п. Но стоит вспомнить и о распущенном рекрутском наборе 1795 года, половина которого была украдена офицерами для своих имений; о поголовной ревизии ведомства снабжения армии, выявившей колоссальные воровство и злоупотребления; о последовавшем сокращении военного бюджета; о превращении гвардии из придворной охраны в боевую единицу. (На смотр 1797 года был вызван весь личный офицерский состав, что положило конец службе в имениях и записи в полковые списки неродившихся младенцев, вроде пушкинского Гринева.) Те же бесконечные парады и маневры положили начало регулярным учениям русской армии (что очень пригодилось потом, в эпоху наполеоновских войн), до этого сидевшей на зимних квартирах в отсутствие войны. При Павле солдат, безусловно, больше гоняли на плацу, строже наказывали, но в тоже время их наконец стали регулярно кормить и тепло одевать зимой, что принесло императору небывалую популярность в войсках. Но больше всего офицеров возмутило введение телесных наказаний. Не вообще солдатам, а конкретно для благородного сословия. Это пахло нездоровым сословным равенством.

Помещиков тоже попробовали прижать. Впервые крепостные крестьяне стали приносить императору личную присягу (раньше за них это делал помещик). При продаже запрещали разделять семьи. Вышел знаменитый указ-манифест «о трехдневной барщине», текст которого, в частности, гласил: «Закон Божий, в Десятословии нам преподанный, научает нас седьмой день посвящать Богу; почему в день настоящий, торжеством веры прославленный и в который мы удостоились воспринять священное миропомазание и царское на прародительском престоле нашем венчание, почитаем долгом нашим пред Творцом всех благ Подателем подтвердить во всей империи нашей о точном и непременном сего закона исполнении, повелевая всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам…»

Хотя речь еще не шла об отмене или даже серьезном ограничении крепостного права, просвещенные земле- и душевладельцы забеспокоились: как может власть, пусть даже царская, вмешиваться в то, как они распоряжаются своей наследственной собственностью? Екатерина такого себе не позволяла! Эти господа пока не понимали, что крестьяне – основной источник государственного дохода, и потому разорять их невыгодно. А вот помещиков не худо бы заставить оплатить расходы на содержание выборных органов местного управления, ведь они состоят исключительно из дворянства. Было и еще одно покушение на «священное право благородного сословия» – свободу от налогообложения.

Между тем общее налоговое бремя облегчилось. Отмена хлебной повинности (по свидетельству русского агронома А.Т. Болотова, произведшая «благодетельные действия во всем государстве») сопровождалась сложением недоимок за 1797 год и льготной продажей соли (до середины XIX века соль фактически была народной валютой). В рамках борьбы с инфляцией дворцовые расходы сокращались в 10 (!) раз, значительная часть серебряных дворцовых сервизов была перелита на монету, пущенную в оборот. Параллельно из обращения за государственный счет была выведена необеспеченная масса бумажных денег. На Дворцовой площади сожгли свыше пяти миллионов рублей ассигнациями.

Чиновничество также было в страхе. Взятки (при Екатерине дававшиеся открыто) искоренялись беспощадно. Особенно это касалось столичного аппарата, который сотрясали постоянные проверки. Неслыханное дело: служащие должны не опаздывать и весь рабочий день находиться на своем месте! Сам император вставал в 5 утра, слушал текущие доклады и новости, а потом вместе с наследниками отправлялся ревизовать столичные учреждения и гвардейские части. Сократилось количество губерний и уездов, а стало быть, и количество бюрократов, необходимых для заполнения соответствующих мест.

Православная Церковь тоже получила определенные надежды на религиозное возрождение. Новый император, в отличие от своей матери, был не равнодушен к Православию. Его законоучитель и духовный наставник будущий митрополит Платон (Левшин), венчавший потом Павла на царство, так писал о его вере: «Высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли, разговор ли относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, ему внедрено было с млеком покойною императрицей Елизаветой Петровной, которая горячо любила его и воспитывала приставленными от нее весьма набожными женскими особами».

По некоторым свидетельствам, император нередко проявлял черты прозорливости под видом юродства. Так, известен из мемуарной литературы случай, когда Павел Петрович повелел отправить в Сибирь офицера, неудовлетворительно выступившего на военных маневрах, но, склонившись на просьбы окружающих о помиловании, все-таки воскликнул: «Я чувствую, что человек, за которого вы просите, – негодяй!». Впоследствии открылось, что этот офицер убил собственную мать. Еще один случай: офицер-гвардеец, имевший жену и детей, решил увозом овладеть молодой девушкой. Но та не соглашалась ехать без венчания. Тогда товарищ этого офицера по полку переоделся священником и разыграл тайный обряд. Через некоторое время оставленная с прижитым от соблазнителя ребенком женщина, разузнав, что ее мнимый муж имеет законную семью, обратилась с жалобой к государю. «Император вошел в положение несчастной, – вспоминала Е.П. Янькова, – и положил замечательное решение: похитителя ее велел разжаловать и сослать, молодую женщину признать имеющею право на фамилию соблазнителя и дочь их законную, а венчавшего офицера постричь в монахи. В резолюции было сказано, что “так как он имеет склонность к духовной жизни, то и послать его в монастырь и постричь в монахи”. Офицера отвезли куда-то далеко и постригли. Он был вне себя от такой неожиданной развязки своего легкомысленного поступка и жил совсем не по-монашески, но потом благодать Божия коснулась его сердца; он раскаялся, пришел в себя и, когда был уже немолод, вел жизнь самую строгую и считался опытным и весьма хорошим старцем».

Все это, правда, не помешало Павлу принять титул главы католического Мальтийского ордена. Однако сделано это было не только по политическим соображениям. Это была попытка воскресить в рамках ордена (кстати, никогда до этого не подчинявшегося папе Римскому) древнее византийское братство святого Иоанна Предтечи, из которого и возникли когда-то иерусалимские «госпитальеры». Кроме того, стоит отметить, что Мальтийский орден в целях самосохранения сам отдал себя под покровительство России и императора Павла. 12 октября 1799 года в Гатчину торжественно были принесены святыни ордена: десница святого Иоанна Крестителя, частица Креста Господня и Филермская икона Божией Матери. Всеми этими сокровищами Россия обладала вплоть до 1917 года.

Вообще Павел – первый император, смягчивший в своей политике линию Петра I на ущемление прав Церкви во имя государственных интересов. Он прежде всего стремился к тому, чтобы священство имело более «соответственные важности сана своего образ и состояние». Так, когда Святейший Синод сделал представление об избавлении священников и диаконов от телесных наказаний, император утвердил его (оно не успело вступить в законную силу до 1801 года), продолжая придерживаться практики восстановления подобных наказаний для дворян-офицеров.

Предпринимались меры к улучшению быта белого духовенства: состоящим на штатном жаловании были увеличены оклады, а там, где не было установлено жалование, на прихожан возложили заботу по обработке священнических наделов, которую можно было заменить соответствующим хлебным взносом натурой или денежной суммой. В 1797 и 1799 годах штатные оклады из казны на духовное ведомство по годовым государственным сметам были увеличены вдвое против прежнего. Казенные дотации духовенству, таким образом, достигли почти одного миллиона рублей. Кроме того, в 1797 году были удвоены участки земли для архиерейских домов. Дополнительно (впервые со времен екатерининской секуляризации!) архиереям и монастырям были отведены мельницы, рыбные ловли и другие угодья. Впервые в истории России были узаконены меры для обеспечения вдов и сирот духовного сословия.

При императоре Павле военное духовенство было выделено в особое ведомство и получило своего главу – протопресвитера армии и флота. Вообще для поощрения к более ревностному исполнению своего служения императором был введен порядок награждения духовных лиц орденами и знаками внешнего отличия. (Сейчас этот порядок глубоко укоренился в Церкви‚ но тогда он вызвал некоторое смущение.) По личному почину государя был учрежден и наградной наперсный крест. До революции на обратной стороне всех синодальных крестов стояла буква «П» – инициал Павла Петровича. При нем были также учреждены духовные академии в Петербурге и в Казани и несколько новых семинарий.

Неожиданно получил часть гражданских прав и такой большой слой российского общества‚ как раскольники. Государь впервые пошел на компромисс в этом вопросе и позволил лояльно настроенным старообрядцам иметь свои молельные дома и служить в них по древнему обычаю. Старообрядцы (разумеется, далеко не все), в свою очередь, готовы были признать синодальную Церковь и принять от нее священников. В 1800 году окончательно было утверждено положение о единоверческих церквях.

Возродились и петровские традиции сотрудничества с купечеством. Учреждение коммерц-коллегии в конце 1800 года выглядело как начало глобальной реформы управления. Еще бы‚ ведь 13 из 23 ее членов (больше половины!) выбирались купцами из своей среды. И это в то время‚ когда дворянские выборы были ограничены. Естественно‚ Александр‚ придя к власти (между прочим‚ с лозунгом конституции), отменил это демократическое распоряжение одним из первых.

Но никому из наследников Павла и в голову не пришло отменять важнейший из принятых им государственных актов – закон 5 апреля 1797 года о престолонаследии. Этим законом была наконец закрыта роковая брешь‚ пробитая Петровским указом 1722 года. Отныне наследование престола (только по мужской линии!) приобретало четкий юридический характер‚ и никакая Екатерина или Анна не могли уже претендовать на него самочинно. Значение закона столь велико‚ что Ключевский‚ к примеру‚ назвал его «первым положительным основным законом в нашем законодательстве»‚ ведь он, укрепляя самодержавие как институт власти‚ ограничивал произвол и амбиции отдельных личностей, служил своеобразной профилактикой возможных переворотов и заговоров.

Разумеется, рядом с серьезными нововведениями можно заметить и громадное количество подробно расписанных мелочей: запрещение некоторых видов и фасонов одежды, указания, когда горожане должны вставать и ложиться спать, как надо ездить и ходить по улицам, в какой цвет красить дома… И за нарушения всего этого – штрафы, аресты, увольнения. С одной стороны, сказались роковые уроки Теплова: император не умел отделить мелких дел от крупных. С другой – то, что кажется нам мелочами (фасон шляп), в конце XVIII века имело важную символическую нагрузку и демонстрировало окружающим приверженность к той или иной идеологической партии. В конце концов, «санкюлоты» и «фригийские колпаки» родились отнюдь не в России.

Пожалуй, главная отрицательная черта Павловского правления – неровное доверие к людям, неумение подбирать друзей и соратников и расставлять кадры. Все окружающие – от наследника престола Александра до последнего петербургского поручика – были под подозрением. Император менял высших сановников так быстро, что они не успевали войти в курс дела. За малейшую провинность могла последовать опала. Впрочем, император умел быть и великодушным: из тюрьмы был освобожден Радищев; ссора с Суворовым закончилась тем, что Павел просил прощения (а потом произвел полководца в генералиссимусы); убийце отца Алексею Орлову было назначено «суровое» наказание – идти несколько кварталов за гробом своей жертвы, сняв шляпу.

И все же кадровая политика императора была в высшей степени непредсказуемой. Самые преданные ему люди жили в той же постоянной тревоге за свое будущее, что и записные придворные негодяи. Насаждая беспрекословное подчинение, Павел часто терял честных людей в своем окружении. На смену им приходили подлецы, готовые выполнить любой поспешный указ, окарикатурив императорскую волю. Сначала Павла боялись, но потом, видя бесконечный поток плохо исполнявшихся указов, начали над ним тихонько посмеиваться. Еще 100 лет назад насмешки над подобными преобразованиями дорого бы обошлись весельчакам. Но Павел не имел такого непререкаемого авторитета, как его великий прадед, в людях же разбирался хуже. Да и Россия была уже не та, что при Петре: тогда она покорно сбривала бороды, теперь возмущалась запрещением носить круглые шляпы.

Вообще все общество было возмущено. Мемуаристы потом представили это настроение как единый порыв, но причины возмущения были часто противоположны. Боевые офицеры школы Суворова были раздражены новой военной доктриной; такие генералы, как Бенигсен, беспокоились о сокращении своих доходов за счет казны; гвардейская молодежь была недовольна новым строгим уставом службы; высшая знать империи – «екатерининские орлы» – лишены возможности смешивать государственные интересы и личную выгоду, как в былые времена; чиновники рангом пониже все же воровали, но с большой оглядкой; городские обыватели злились на новые указы о том, когда они должны гасить свет. Тяжелее всего приходилось просвещенным «новым людям»: они не могли смириться с возрождением самодержавных принципов, слышались призывы покончить с «азиатским деспотизмом» (попробовал бы кто заявить такое при Петре!), однако многие ясно видели несправедливости предыдущего царствования. Большинство из них все-таки было убежденными монархистами, Павел мог бы найти здесь опору для своих преобразований, надо было только дать больше свободы в действиях, не связывать руки постоянными мелкими распоряжениями. Но царь, не привыкший доверять людям, вмешивался буквально во все. Он один, без инициативных помощников, хотел управлять своей империей. В конце XVIII века это было уже решительно невозможно.

За что его не любили?

Тем более невозможно было вести европейскую дипломатическую игру на рыцарских началах. Свою внешнюю политику Павел начинал как миротворец: он отменил и готовящееся вторжение во Францию‚ и поход в Персию‚ и очередные рейды Черноморского флота к турецким берегам‚ но отменить всеевропейский мировой пожар было не в его силах. Объявление в гамбургской газете‚ предлагавшее решить судьбы государств поединком их монархов с первыми министрами в качестве секундантов‚ вызвало всеобщее недоумение. Наполеон тогда открыто назвал Павла «русским Дон-Кихотом»‚ остальные главы правительств смолчали.

Тем не менее долго стоять в стороне от европейского конфликта было невозможно. К России со всех сторон обращались испуганные европейские монархии: просьбу о покровительстве принесли мальтийские рыцари (остров которых был уже под угрозой французской оккупации); Австрии и Англии нужна была союзная русская армия; даже Турция обратилась к Павлу с мольбой о защите своих средиземноморских берегов и Египта от французского десанта. В результате возникла вторая антифранцузская коалиция 1798–1799 годов.

Русский экспедиционный корпус под командованием Суворова уже в апреле 1799 года был готов к вторжению во Францию. Но это не вязалось с планами союзного австрийского правительства‚ стремившегося округлить свои владения за счет «освобожденных» итальянских территорий. Суворов был вынужден подчиниться‚ и уже к началу августа северную Италию полностью очистили от французов. Республиканские армии были разгромлены‚ крепостные гарнизоны сдались. Не менее серьезно показала себя объединенная русско-турецкая эскадра под командованием ныне причисленного к лику святых адмирала Федора Ушакова‚ освободившая с сентября 1798 по февраль 1799 годов Ионические острова у побережья Греции. (Между прочим, одной из причин согласия императора на этот поход была опасность надругательства французов над мощами святителя Спиридона Тримифунтского, которые с XV века хранились на острове Корфу (Керкира). Павел очень почитал святителя Спиридона как покровителя своего старшего сына и наследника Александра. Почти неприступная крепость Корфу была взята штурмом с моря 18 февраля 1799 года.) Примечательно‚ что Ушаков учредил на освобожденных им островах независимую республику (позднее архипелаг оккупировали и более полувека удерживали англичане) и организовал выборы местных властей при полном одобрении Павла‚ проявившего здесь удивительную политическую терпимость. Далее эскадра Ушакова, имея минимальное количество морской пехоты, провела операции по освобождению Палермо‚ Неаполя и всей южной Италии‚ закончившиеся 30 сентября броском русских моряков на Рим.

Союзники России по коалиции были напуганы такими впечатляющими военными успехами. Им вовсе не хотелось усиливать авторитет Российской империи за счет Французской республики. В сентябре 1798 года австрийцы оставили русскую армию в Швейцарии наедине со свежими превосходящими силами противника‚ и только полководческое искусство Суворова спасло ее от полного уничтожения. 1 сентября Ушакова без предупреждения покинула турецкая эскадра. Что же касается англичан‚ то их флот во главе с Нельсоном блокировал Мальту и не подпустил к ней русские корабли. «Союзники» показали свое подлинное лицо. Разгневанный Павел отозвал Суворова и Ушакова из Средиземноморья.

В 1800 году Павел заключил с Наполеоном выгодный для России антианглийский союз. Франция предложила России Константинополь и полный раздел Турции. Балтийский и Черноморский флоты были приведены в полную боевую готовность. В то же самое время с одобрения Наполеона 30-тысячный казачий корпус Орлова двигался на Индию через казахские степи. Англия оказалась перед лицом самой страшной со времен Елизаветы I угрозы.

А если интересы Англии и внутренней российской оппозиции совпадали?.. Британская дипломатия в Петербурге пустила в ход все свои средства и связи, чтобы разворошить тлеющий внутренний заговор. Секретные суммы английского посольства золотым дождем пролились на благоприятную почву. Недовольные наконец нашли общий язык: армию представлял Бенигсен, высшее дворянство – Зубов, про-английски настроенную бюрократию – Никита Панин (племянник воспитателя Павла). Панин же привлек к участию в заговоре наследника престола великого князя Александра. Узнав о возможной отмене надоевшего армейского распорядка, в дело с радостью включились десятки молодых гвардейских офицеров. Но душой заговора стал любимец императора генерал-губернатор Петербурга граф фон дер Пален. Павел до последнего дня был уверен в его преданности.

Заговор очень ярко проиллюстрировал парадоксальную ситуацию, сложившуюся при Павловском дворе. Дело в том‚ что император не был уверен ни в ком‚ но именно в силу этого он должен был оказывать свое доверие урывками в общем-то случайным людям. У него не было друзей‚ не было единомышленников – только подданные, и то не самого первого сорта. Уничтожить заговор как таковой не представлялось возможным еще и потому‚ что он существовал всегда. Подспудное недовольство разных дворянских группировок теми или иными правительственными мерами в Павловское царствование достигло опасной высоты. Когда всякого несогласного заранее считают заговорщиком‚ ему психологически легче перейти ту черту‚ которая отделяет пассивное неприятие перемен от активного противодействия им. При всем этом нужно помнить‚ что при дворе еще было много «екатерининцев». Гнев же императора был так же страшен‚ как и скоротечен‚ поэтому Павел оказался неспособен на сколько-нибудь последовательные репрессии. Его мягкий характер не подходил для той политической системы‚ которую он сам пытался ввести.

В результате, когда после полуночи 11 марта 1801 года заговорщики ворвались в Михайловский дворец, там не нашлось ни одного офицера, способного встать на защиту императора. Главной заботой заговорщиков было не допустить во дворец солдат. Часовых сняли с постов их начальники, двум лакеям разбили головы. В спальне с Павлом покончили за несколько минут. Как некогда Петр III, он был задушен длинным офицерским шарфом. Весть о его смерти Петербург встретил заранее подготовленным фейерверком и всеобщим ликованием. Как это ни кажется смешным, но все поспешили показаться на улицах в недавно запрещенных нарядах. А в парадной зале Зимнего дворца собрались все высшие сановники России, имя молодого императора Александра уже звучало у всех на устах. Из покоев вышел 23-летний юноша и под радостный шепот присутствующих торжественно произнес: «Батюшка скончались апоплексическим ударом. При мне все будет, как при бабушке».

Эти слова казались посмертной и окончательной победой Екатерины II над своим сыном. Проигравший поплатился жизнью. Чем же должна была расплачиваться Россия?

Павловское царствование доступные сегодня массовому читателю книги российских историков оценивают по-разному. К примеру, Н.М. Карамзин в написанной по горячим следам «Записке о древней и новой России» (1811 год) сказал: «Заговоры да устрашают государей для спокойствия народов!» По его мнению, из деспотизма невозможно извлечь никаких полезных уроков‚ его можно только свергнуть или достойно переносить. Выходит, противоречивость Павловских указов не более чем самодурство тирана? К концу XIX века такая точка зрения уже казалась примитивной. В.О. Ключевский писал‚ что «царствование Павла было временем‚ когда была заявлена новая программа деятельности». «Хотя, – тут же оговорился он, – пункты этой программы не только не были осуществлены‚ но и постепенно даже исчезли из нее. Гораздо серьезней и последовательней начала осуществляться эта программа преемниками Павла». Н.К. Шильдер‚ первый историк царствования Павла‚ также согласился‚ что антиекатерининская государственно-политическая направленность «продолжала существовать» всю первую половину XIX века‚ и «преемственность Павловских преданий во многом уцелела». Он возложил на них вину и за военные поселения‚ и за 14 декабря‚ за «рыцарскую внешнюю политику»‚ и за поражение России в Крымской войне. Той же точки зрения‚ видимо‚ держались и исторический публицист Казимир Валишевский, и известный русский писатель Дмитрий Мережковский. Лишь изданный мизерным тиражом в годы Первой мировой войны труд М.В. Клочкова – единственный‚ где скрупулезно исследована законодательная политика Павла‚ – возражает на эти упреки тем‚ что именно при Павле началась военная реформа‚ подготовившая армию к войне 1812 года‚ были предприняты первые шаги в ограничении крепостного права‚ а также заложены основы законодательного корпуса Российской империи. В 1916 году в околоцерковных кругах даже началось движение по канонизации невинно убиенного императора. По крайней мере, его могила в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга считалась среди простого народа чудотворной и была постоянно усыпана свежими цветами. В соборе даже существовала специальная книга, куда записывались чудеса, произошедшие по молитвам у этой могилы.

Леволиберальные‚ а следом за ними и советские историки были склонны приуменьшать значение Павловского царствования в истории России. Они, безусловно, не испытывали никакого пиетета к Екатерине II‚ однако рассматривали Павла лишь как частный случай особо жестокого проявления абсолютизма (в чем заключалась «особая жестокость», обычно умалчивалось)‚ в корне не отличавшегося ни от предшественников‚ ни от наследников. Только в середине 1980 годов Н.Я. Эйдельман попытался понять социальный смысл Павловской консервативно-реформаторской утопии. Этому автору принадлежит и заслуга реабилитации имени Павла в глазах интеллигенции. Вышедшие за последние 10–15 лет книги в основном суммируют все высказанные точки зрения, не делая особенно глубоких и новых выводов. Видимо‚ окончательное суждение о том‚ кем же именно был император Павел Петрович, а также насколько реальна была его политическая программа и какое место она занимает в последующей российской истории, еще предстоит вынести. Предстоит вынести такое суждение и Русской Православной Церкви, вновь поставленной перед вопросом о возможности прославления Павла I как мученика за веру.

Мне же хотелось бы еще раз обратить внимание на то‚ что Павел был не только дальновидным или, напротив, неудачливым государственным деятелем. Как и прославленный недавно государь-мученик Николай Александрович, Павел Петрович был прежде всего человеком очень трагической судьбы. Еще в 1776 году он писал в частном письме: «Для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое». Но окружавшие его люди‚ как правило‚ не хотели даже понять причин его поведения. Что же касается посмертной репутации‚ то она до недавнего времени была самой ужасной после Ивана Грозного. Конечно‚ легче объяснить нелогичные с нашей точки зрения поступки человека‚ назвав его идиотом или злодеем. Однако это вряд ли будет верно. Поэтому мне хотелось бы закончить эту статью цитатой из размышлений поэта Владислава Ходасевича: «Когда русское общество говорит‚ что смерть Павла была расплатой за его притеснения‚ оно забывает‚ что он теснил тех‚ кто раскинулся слишком широко‚ тех сильных и многоправных‚ кто должен быть стеснен и обуздан ради бесправных и слабых. Может быть‚ это и была историческая ошибка его. Но какая в ней моральная высота! Он любил справедливость – мы к нему несправедливы. Он был рыцарем – убит из-за угла. Ругаем из-за угла…».

Он вошел в историю как «русский Дон Кихот», поклонник рыцарства, прусских порядков и политики своего отца. Страсти, которым Павел I не мог противостоять, шаг за шагом привели его к трагическому концу.

Родительская любовь была незнакома Павлу I. Тем не менее, он боготворил отца, который был к нему совершенно равнодушен. Только однажды Петр высказал свои отеческие чувства – он посетил уроки Павла, во время которых громко сказал учителям «Я вижу, этот плутишка знает предметы лучше вас». И присвоил ему чин гвардии капрала. Когда в стране грянул переворот 1762 года, завершившийся смертью императора, Павел был поражен. Его любимого отца, признания которого он так хотел добиться, погубили любовники матери. Кроме того, молодому человеку пояснили, что в случае смерти Петра, трон переходил к нему на законных основаниях. Теперь же во главе страны встала Екатерина II, а ведь она должна была стать советчиком и регентом при молодом наследнике. Получается, она украла у него трон!
Павлу было всего семь лет. Убийство отца стало для него показательным примером, который воспитал в нем подозрительность. Его биографы отмечают, что к своей властолюбивой матери он отныне испытывал лишь безотчетный страх. Не доверял он впоследствии и своему сыну Александру. Как оказалось, не зря.

Рыцарство

Жизнь молодого Павла протекала без друзей и родительской любви. На фоне его одиночества у него развилась фантазия, он жил ее образами. Историки отмечают, что в детстве он увлекался романами о благородных и отважных рыцарях, зачитывал до дыр Сервантеса. Сплав постоянного страха за жизнь и рыцарства определил характер императора Павла I. В историю он вошел как «русский Гамлет» или «русский Дон Кихот». У него были высоко развиты понятия о чести, долге, достоинстве и великодушии, до предела обострено чувство справедливости. Наполеон так и назвал Павла – «русский Дон Кихот»! Средневековое рыцарское сознание Павла, которое он, подобно сервантоскому идальго, сформировал на рыцарских романах, не соответствовало тому времени, в котором он жил. Герцен высказался проще: «Павел I являл собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон Кихота».

Вильгемина Гессен-Дармштадтская

В одном из бесед со своим воспитателем Семеном Порошиным, в разговоре о супружестве, молодой Павел вымолвил: «Как я женюсь, то жену свою очень любить стану и ревнив буду. Рог мне иметь крайне не хочется». Первую свою жену Павел действительно обожал, но измены близкого человека избежать не удалось. Супругой Павла стала принцесса Вильгемина Гессен-Дармштадская, по крещению – Наталья Алексеевна. Вильгемина и ее родственники вытянули счастливый билет – их семья относилась к обедневшим аристократам, у дочерей даже не было приданного. Сам Павел влюбился в Вильгемину с первого взгляда. В своем дневнике он записал: «Мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгемине, которая мне больше всех нравится, и всю ночь я видел ее во сне». Екатерина была довольна решением сына. Знали бы они, чем все кончится.
Наталья Алексеевна была красивой и действенной натурой. Нелюдимый и замкнутый Павел ожил рядом с ней. Он женился по любви, чего нельзя было сказать о Наталье, у которой просто не было выбора. Павел был некрасив – нос пуговкой, черты лица неправильные, низкий рост. Современник Павла Александр Тургенев писал: «Ни описать, ни изобразить уродливости Павла невозможно!» В условиях своего положения, Наталья Алексеевна вскоре нашла себе фаворита – дамского угодника графа Андрея Разумовского, который еще незамужней сопровождал ее из Дармштадта. Сохранилась их любовная переписка. После нежданной скоропостижной кончины Натальи в результате родов, Екатерина II продемонстрировала Павлу свидетельства измены его жены. Прочитав письма, Павел, столь искренне любивший супругу, узнал, что Наталья предпочла ему Разумовского «до последнего дня своей жизни не переставала посылать своему другу нежные записки и цветы». На похороны жены Павел не пришел. Современники отмечали, что именно с этого момента Павел «пришел в то состояние душевного расстройства, которое сопутствовало ему всю жизнь». Из нежного и отзывчивого юноши он превратился в психопата с крайне неуравновешенным характером.

Экзерцирмейстерство

Любимым занятием Павла, которое он унаследовал от отца, было военное дело, особенно выделяют его неудержимую страсть к экзерцирмейстерству – мелочам военной службы. Следуя року Петра III, своей страстью Павел определил свою печальную судьбу.
В войне молодой цесаревич любил эстетическую сторону – красивую стройность формы, безупречное исполнение парадов и военных смотров. Подобные «мужские зрелища» он устраивал ежедневно. С офицеров строго взыскивали, если их солдаты при прохождении перед государем плохо держали строй, маршировали «не в ногу». Обучение военному делу превратилось в обучение ради церемониала. Следуя своей мании, Павел полностью изменил обмундирование солдат, во многом скопировав с прусского костюма: короткие панталоны, чулки и башмаки, косы, пудра. Суворов, который предпочел жить в деревне, нежели влезать в прусский мундир писал: «Нет вшивее пруссаков: в шильтгаузе и возле будки без заразы не пройдешь, а головной их убор вонью своею вам подарит обморок. Мы от гадости были чисты, а она первая докука ныне солдат. Штиблеты - гной ногам».

Прусский порядок

Прусские порядки в точности отвечали педантичности Павла. Один из исследователей того времени пишет: «В Пруссии все шло как бы по волшебству: с математической точностью король из своего Сан-Суси командовал и государством, и армией, и все второстепенные исполнители были не более как лица придаточные». Подобно Петру III, Павел стал ярым поклонником Фридриха II, и считал русские порядки ненормальными, а все «из-за женщины на троне»: «мы вели свои дела путем своеобразным, не только не следуя за общим потоком подражательности пруссакам, но даже с пренебрежением смотрели на обезьянство всей Европы».
Главной внутриполитической неудачей Павла стало стремление к полной централизации в управлении войсками, что нарушило давние традиции русской армии и отрицательно показало себя во время военных действий. Система централизованного подчинения в Гатчинских войсках не сработала на всю страну. Уничтожение дежурств, которые представляли собой штаб при старших начальниках, канцелярий – все эти нововведения были продиктованы стремлением подозрительного Павла никому не давать никаких прав. Они нарушали связь начальствующих лиц всех степеней с войсками, препятствовали работе штаба и в конечном результате привели к полному расстройству управления войсками даже в обычное мирное время.

Гатчинский дворец, который Павлу подарила его мать, в своих попытках отдалить законного тридцатилетнего наследника от двора, стал настоящей отрадой Павла I. По иронии судьбы, или по замыслу Екатерины, домом Павла стал бывший дворец графа Орлова, которому предписывают убийство Петра III и даже отцовство наследника. Цесаревич создал там собственное государство, основанное на его фантазиях о рыцарстве, перемешанных с любовью к прусским порядкам. Сегодня по Гатчине, ее архитектуре, убранству можно реконструировать характер Павла I – это было полностью его детище, его Версаль, который он готовил как свою будущую императорскую резиденцию. Здесь он и создал гатчинские войска как молчаливый протест против военной системы при царствовании Екатерины. «Потешные отряды» Павла состояли в основном из пруссаков, русские шли туда неохотно – низкое жалование, неудобный мундир, продолжительные и томительные учения, тяжелая караульная служба способствовали тому, что в Гатчине служили только в случае крайней необходимости выходцы из обедневшего дворянства.
Гатчина была особым замкнутым миром, противовесом Петербургу, где наследника презирали и считали юродьевым. При закрытом павловском дворе рождались новые государственные преобразования Российском империи, которые начал Павел I, а продолжил его сын Александр.

Михайловский замок

В ноябре 1796 года мечта Павла наконец-то сбылась, после смерти матери он получил корону, несмотря на все попытки Екатерины отстранить сына от престола. Павел решил привести в жизнь свой старый замысел – построить собственную резиденцию в Петербурге, на месте, где он когда-то появился на свет, в Летнем дворце Елизаветы Петровны, который был впоследствии разрушен. В разговоре с камер-фрейлиной Протасовой Павел произнес: «На этом месте я родился, здесь хочу и умереть».
В Михайловском замке отразилось все увлечение Павла средневековым рыцарством. Само название – замок, а не дворец, а также посвящение новой резиденции архангелу Михаилу, предводителю небесного воинства – все это было отсылкой к рыцарской культуре. Современные архитекторы видят в замке символику мальтийского ордена – неудивительно, ведь в 1798 году Павел стал Великим гроссмейтером, а многие его офицеры мальтийскими кавалерами. Михайловский замок подобен знаменитому Нойншванштайну Людвига Баварского, который был так увлечен средневековой сказкой, что построил себе в Альпах настоящий дворец из легенд, в котором он, как и Павел в Михайловском, стал жертвой политического переворота.