Невероятная жизнь принцессы майкл кентской. Принцесса кентская ловко и стервозно обидела меган маркл на ужине у королевы

БАРОНЕССА ФОН ОРБАХ КРИСТИНА ОРБАКАЙТЕ

«У любой песни своя судьба… У каких-то песен долгий век, у других – не очень. Так всегда бывает: старым вещам приходят на смену новые. И остаются лишь те композиции, с которыми не хочется расставаться».

Общество не всегда положительно реагирует на детей знаменитых родителей, а особенно, когда они пытаются повторить их путь на сцене. А еще крепко в сознании высказывание, что на подобных детях «природа отдыхает». долго была в шоу-бизнесе просто дочерью Аллы Пугачевой, но потом все увидели, что она сама творческая личность и не собирается подражать знаменитой матери.

Маленькая артистка Кристина Орбакайте

Она родилась . С первых минут жизни вокруг девочки пребывали креативные, высокоталантливые люди. Папа работал артистом цирка. От Миколаса Эдмундаса Орбакаса дочь получила в наследство пластику движений и артистичность. Мама пела, активно гастролировала и записывалась. От нее Кристине передались музыкальный слух и желание петь. Хотя стать певицей она решила не сразу.

с родителями

Сызмальства Кристина была достаточно занятым ребенком: училась в английской спецшколе, занималась музыкой и классическим балетом, на котором сама настояла, после того, как пересмотрела все спектакли Большого театра. В девочке обнаружили врожденную пластичность, но проучилась Кристина в школе только год и решила, что балет не для нее. Полученные знания и умения позже пригодились для работы в балете Аллы Пугачевой «Рецитал», а затем были гастроли со знаменитым «Тодесом».

Дебют семилетней Кристины состоялся на телевидении в передаче «Веселые нотки», в которой была спета песня «Солнышко смеется». Следующее выступление случилось в 1982 году в программе «Утренняя почта». Юная артистка вышла на сцену с композицией «Пусть говорят». Ее впоследствии записали на пластинку.

Тем не менее, любовь зрителей будущая звезда эстрады начала завоевывать не исполнением песен, а игрой в кино. Ролан Быков в 1983 году задумал снять фильм «Чучело» и искал героев для картины среди московских школьников. В одном из потоков была и .

кадр из фильма «Чучело»

Говорят, что Быков на тот момент не знал, чья она дочь. С первого взгляда девочка режиссеру не понравилась, но потом он вспомнил о Кристине, и на главную роль утвердили именно ее. После выхода фильма юная актриса могла посоревноваться в популярности со своей знаменитой мамой. Профессионалы признали у Орбакайте врожденное актерское мастерство: за роль в фильме «Чучело» Кристина получила приз на фестивале европейских фильмов во Франции.

Через тернии к звездам

В середине 1990-х решила петь. Несмелые попытки на маминых «Рождественских встречах» у многих вызвали снисходительные улыбки. Как оказалось впоследствии – совершенно напрасно. Возможно, дочь не унаследовала от Пугачевой голоса, но взяла многое от сильного характера Аллы Борисовны. Кристина брала уроки вокала и хореографии, не жалела денег на клипы и была вознаграждена за упорный труд: ее начали воспринимать всерьез. На телеэкраны вышел один из самых ярких клипов того времени – «Позови меня» (режиссер – Ф. Бондарчук), а в продажу поступил дебютный альбом Кристины «Верность». За ним были выпущены: «0 часов 0 минут», «Ты», «Май», а также сборники: «Той женщине, которая…», «The best» и другие.

Кристина большую часть своего времени уделяла эстраде, но успевала сниматься и в кино: одна за другой следовали роли в фильмах «Виват, гардемарины!», «Гардемарины-3», «Лимита». Другой страстью стал театр. Отучившись на факультете Российской академии театрального искусства, она сыграла в пьесе «Понедельник после чуда», после которой получила премию Министерства культуры России за лучшую женскую роль. А затем была сыграна роль в спектакле театра имени Ермоловой «Барышня-крестьянка».

Свет любви Кристины Орбакайте

с Владимиром Пресняковым

Кристина не росла избалованным, «звездным» ребенком. Она была достаточно скромной, скрытной и немного замкнутой. К двенадцати годам девушка влюбилась в композитора и певца Игоря Николаева. Пугачева в одном из интервью призналась, что не знала, как образумить дочку. Мудрая Алла Борисовна нашла выход, пригласив в гости Игоря с его дочкой Юлей. Кристина увидела, что этот мужчина уже давно и надолго занят. Поплакала и смирилась. Настоящей же первой любовью Орбакайте стал Володя Пресняков. На несколько лет старше он уже был яркой звездой и легко собирал дворцы спорта. Пресняков-младший работал у Аллы Пугачевой в Театре песни, участвовал в ТВ-программах, оставаясь при этом трогательным юношей без признаков звездной болезни.

с Русланом Байсаровым и сыном Дени

Кристина и Володя полюбили друг друга, и в десятом классе девушка переехала к любимому. С родителями Володи отношения сложились прекрасные. Скоро в Лондоне родился сын Никита, и молодая мама погрузилась в заботы о малыше. Володя тогда много гастролировал, и это положение вещей его вполне устраивало, а вот Кристину – нет. Она мечтала о карьере, а не о роли домохозяйки. На этой почве в отношениях молодых появились трещины, что привело к разрыву. Разъехавшись, они, к счастью, сумели сохранить теплые дружеские отношения.

Достаточно быстро Кристина нашла замену Преснякову в лице московского бизнесмена Руслана Байсарова, в результате союза с которым родился второй сын артистки – Дэни. Их семья считалась образцовой, но такому горячему и гордому мужчине как Байсаров, видимо, не все нравилось в образе жизни супруги. Ходят слухи, что Орбакайте уехала из дома мужа, забрав сыновей, после разборки с рукоприкладством. Со временем отношения Кристины и Руслана внешне наладились, но воссоединения семьи не произошло. Как бы то ни было, по словам самой певицы, бывшие мужья, несмотря ни на что, остаются ее друзьями и помощниками.

с Михаилом Земцовым и дочкой

Затем «официальным мужчиной» Кристины Орбакайте стал Михаил Земцов, американский бизнесмен «советского» происхождения. Иммигрировать в США на постоянное место жительства Кристина не собиралась. 8 марта 2005 года пара узаконила свои отношения. 19 ноября 2011 в

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Мария Кристина фон Рейбниц нем. Marie Christine von Reibnitz
Герб Марии Кристины как принцессы Кентской
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	15 января (1945-01-15 ) (74 года) Карловы Вары , Судетская область
Род:	Виндзорская династия (по браку)
Имя при рождении:	Мария Кристина Анна Агнес Хедвига Ида
Отец:	Гюнтер Хубертус, барон фон Рейбниц
Мать:	Мария Анна, графиня фон Сапари
Супруг:	Майкл Кентский
Дети:	Фредерик, Габриела
Монограмма :
Награды:

Баронесса Мария Кристина фон Рейбниц, принцесса Кентская (15 января 1945 года) - член британской королевской семьи , супруга Майкла, принца Кентского .

Биография

Мария Кристина фон Рейбниц родилась 15 января 1945 года в Карловых Варах , недалеко от поместья семьи своей бабушки принцессы Хедвиги Виндиш-Грец . Мария Кристина - единственная дочь барона Гюнтера фон Рейбниц и графини Марии Анны фон Сапари. Отцом её матери был Фридрих Сапари - австро-венгерский дипломат, посол в Санкт-Петербурге .

Через свою мать принцесса Кентская является потомком короля Франции Генриха II , королевы Екатерины Медичи , Дианы де Пуатье и известного художника Питера Пауля Рубенса .

Брак

Её первым мужем был английский банкир Томас Троубридж. Они познакомились в Германии, поженились 14 сентября 1971 года в Лондоне . Но брак оказался несчастливым, и в 1977 году Римско-католическая церковь официально его аннулировала.

Через месяц после развода 30 июня 1978 года она вышла замуж за принца Майкла Кентского, сына принца Георга, герцога Кентского ( -) и принцессы Марины Греческой и Датской ( -). Принц Майкл является двоюродным братом королевы Елизаветы II . После замужества Мария приняла титул Её Королевское Высочество принцесса Майкл Кентская , женский эквивалент на титул мужа, так как она не родилась принцессой.

Принц Майкл после вступления в брак потерял права на наследование британского престола, так как Мария Кристина была католичкой. Тем не менее, их дети сохраняют свои права наследования, так как являются по религии протестантами.

У принца и принцессы Кентских двое детей:

Титулы

• 15 января 1945 - 14 сентября 1971 : баронесса Мария Кристина фон Рейбниц
• 14 сентября 1971 - 30 июля 1978 : баронесса Мария Кристина фон Рейбниц, Мисс Троубридж
• с 30 июля 1978 : Её Королевское Высочество принцесса Майкл Кентская

Напишите отзыв о статье "Рейбниц, Мария Кристина фон"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Рейбниц, Мария Кристина фон

– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.

Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.

Сильнее жизни

Мария Игнатьевна Закревская, графиня Бенкендорф, баронесса Будберг… Ее называли «красной Мата Хари», «железной женщиной», «русской миледи», «беззаконной кометой». Может быть, целью ее жизни было создать легенду о себе самой – легенду, где правда так тесно переплеталась бы с вымыслом, что уже никто не смог бы отделить одно от другого. Она коллекционировала мужей, оставляя себе их фамилии, и великих мужчин, оставляя огненный след в их жизни. У нее было столько масок, что казалось, за ними никого нет. Но она все-таки была – Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг…

Всю жизнь Мура с гордостью сообщала о себе, что была правнучкой Аграфены Федоровны Закревской, жены московского генерал-губернатора – известной красавицы, воспетой Пушкиным «медной Венеры». Все знавшие ее не сомневались в этом – Вячеслав Ходасевич часто говорил Муре: «Искать примеров, как нужно жить, не нужно, когда была такая бабушка». На самом деле отец Муры Игнатий Платонович Закревский не имел к тем Закревским никакого отношения. Он происходил из Черниговской губернии, откуда переехал с семьей в Петербург, где дослужился до высоких чинов в сенате. У него было четверо детей – Платон (от первого брака), близнецы Анна и Александра и младшая Мария, родившаяся в 1892 году. После Института благородных девиц Муру отправили в Англию, где в посольстве служил ее брат Платон Игнатьевич, – для усовершенствования английского языка, который Мура знала с детства. Она провела зиму в кембриджской женской школе Ньюнхам; потом она утверждала, что закончила Кембриджский университет. Посол граф Бенкендорф покровительствовал Платону Закревскому, и в его доме Мура имела возможность познакомиться со всем цветом английского общества и российской дипломатии.

В 1911 году Мура вышла замуж за Ивана Александровича Бенкендорфа – атташе посольства и дальнего родственника посла. Мура всегда называла его графом; на самом деле он принадлежал к боковой ветви этого известного рода, не имевшей прав на титул. Через год Ивана Александровича назначили секретарем русского посольства в Германии. На придворном балу Мура была представлена кайзеру Вильгельму. Жизнь обещала быть легкой и веселой… Иван Александрович повез Муру в Эстляндию (Эстонию), где у него было родовое поместье Янеда, а затем в Петербург и Ревель (ныне Таллин), где у него было множество родственников. В 1913 году у Бенкендорфов родился сын Павел, через два года – дочь Татьяна. За эти два года многое произошло: началась война, и посольство было вынуждено вернуться в Россию; Бенкендорфы обосновались в Петербурге. Мура начала работать в военном госпитале – все дамы из высших кругов считали своим долгом помогать раненым. Иван Александрович служил в военной цензуре.

Фронт проходил всего в четырехстах километрах от Петрограда, по территории Лифляндии (Латвии). Тем не менее петербургский свет продолжал выезжать на лето в свои эстонские и финские поместья. Летом 1917 года Иван Александрович и Мура с детьми выехали в Янеда, где предполагали остаться до поздней осени. Но после октябрьских событий возвращаться в город было опасно – и не менее опасно было оставаться. Мура вернулась в Петербург одна – присмотреть за квартирой и разведать обстановку. Немцы все ближе подходили к Ревелю; Мура уже собралась возвращаться, но тут пришло известие: крестьяне из соседней деревни пришли ночью в имение, зверски убили Ивана Александровича и сожгли дом. Гувернантка едва успела спасти детей, укрывшись у соседей.

Добраться до Ревеля было невозможно; из петроградской квартиры Муру выгнали – туда вселился Комитет бедноты; все знакомые или уехали, или находились в таком же бедственном положении, как она. Английское посольство – единственное место, где, как казалось Муре, ей могли бы помочь, – готовилось к срочному переезду в Москву. На вокзале посольство провожали русские жены английских дипломатов – княжна Урусова, балерина Тамара Карсавина, графиня Ностиц – и Мура… Вскоре она тоже переехала в Москву.

Из прежних ее знакомых в английском посольстве остался только молодой дипломат Роберт Брюс Локкарт, с которым Мура познакомилась еще в Англии.

Брюс Локкарт, 1930 год.

Впервые Локкарт приехал в Россию в 1912 году. Его назначили вице-консулом в Москву, хотя основной его задачей было выполнение различного рода особых поручений. Очень быстро выучив русский язык, он свел близкие знакомства с цветом московского общества. Отличавшийся безграничным обаянием и неимоверной работоспособностью, он быстро дослужился до генерального консула и параллельно начал журналистскую карьеру. Его жена, потеряв при родах первого ребенка, рожать второго уехала в Англию – и на этом Локкарт счел свою семейную жизнь фактически законченной.

Слухи о романах молодого консула разошлись настолько широко, что в начале осени 1917 года ему было приказано на время вернуться в Англию – навестить семью. Когда он через четыре месяца приехал обратно, Москва – как и вся Россия – изменилась до неузнаваемости. Он увидел Муру на третий день после приезда в Петербург; а практически сразу же после переезда в Москву между ними разгорелся страстный роман. «В мою жизнь вошло нечто такое, что оказалось сильнее и прочнее всех других связей, сильнее, чем сама жизнь», – написал позднее Локкарт в своих воспоминаниях «Мемуары британского агента».

Мура никогда не считалась красавицей. Миловидное лицо, «сдобная» коренастая фигура – не тот тип женщин, на которых оборачиваются мужчины на улицах. Но ее животное обаяние, сексуальность – это в то время, когда и этого слова не знали, – и, главное, настоящий талант общения и поражавшая всех стойкость и жизнелюбие делали ее неотразимой – в тех случаях, когда ей этого хотелось. Мура отличалась редким умом, практической хваткой и стойкостью в любых ситуациях. И даже тогда, когда рухнул весь ее мир, она не только не сломалась, но смогла подняться выше обстоятельств.

Яков Петерс, 1920-е годы.

Локкарт поселил Муру в своей квартире в Хлебном переулке. Для них началось недозволенное, недоступное, нелогичное счастье… Оно кончилось ночью с 31 августа на 1 сентября 1918 года, когда Локкарта, а заодно и Муру, арестовали по так называемому «делу послов». Только что был произведен ряд громких покушений: в июле эсером Блюмкиным был убит немецкий посол граф Мирбах, утром 30 августа Леонид Канегиссер застрелил главу Петроградского отдела ВЧК Урицкого, и вечером того же дня Дора (или, как ее стали называть позже, Фанни) Каплан стреляла в Ленина. Ночью чекисты взяли штурмом английское посольство, а на следующий день пришли за самим консулом. Разведдеятельность Локкарта была замечена ЧК, и его планировали выставить главою антиправительственного заговора; заодно с ним было решено избавиться от всех неугодных дипломатов.

Через некоторое время Локкарта перевели с Лубянки в Кремль. Он написал прошение об освобождении Муры – она же ничего не знала, да и знать не могла о мифическом заговоре… Заместитель Дзержинского Яков Петере, руководящий «делом Локкарта», пообещал Локкарту трибунал – но Муру решил освободить. А через три недели Петере и Мура под руку вошли в комнату Локкарта, чтобы сообщить о его освобождении.

Локкарт был вынужден уехать из России. Но он был благодарен Муре за освобождение. Многие полагают, что за его свободу Мура заплатила Петерсу собой; расходятся только в том, как именно: уступила его домогательствам или стала на него работать. И то, и другое вполне вероятно.

Снова оставшись одна, Мура продала свои последние серьги и вернулась в Петербург. На третий день ее арестовали – она обменяла соболью муфту на две продовольственные карточки, а они оказались фальшивыми. Она просила позвонить Петерсу – над ней посмеялись. Через две недели ее вызвали на допрос, и она снова попросила позвонить на Лубянку. Через четыре дня ее освободили.

Максим Горький, 1920-е годы.

1919 год в Петрограде был страшен – не было еды, тепла, одежды, только жуткий холод и тиф… Мура поселилась у своего знакомого по работе в госпитале, бывшего генерал-лейтенанта Мосолова. У нее не было ни карточек, ни прописки, ни денег. Надо было как-то жить. Однажды Муре сказали, что Корнею Чуковскому в издательстве «Всемирная литература» требуются переводчики. Чуковский обошелся с нею ласково, дал ей работу. Не переводчика: хотя Мура свободно владела английским, немецким и французским, ее русский язык был несовершенен – как у человека, много времени проведшего в другой языковой среде. Правда, это обстоятельство не мешало Муре не только пытаться переводить, но и называть себя в конце жизни известной переводчицей, у которой за плечами шестнадцать томов переведенных произведений.

Главное, что сделал Чуковский, – привел Муру к Горькому.

В то жуткое время Горький, друживший с Лениным и таким образом обладавший определенным влиянием, старался помочь всем: хлопотал, доставал еду и паспорта, вытаскивал из заключения и находил работу. В его квартире постоянно жили человек десять – не только семья, но и просто люди, которым была нужна его помощь. Со своей женой Екатериной Павловной Пешковой Горький расстался давно (хотя развод не был оформлен официально, и до конца жизни они поддерживали близкие отношения), а хозяйками в его доме были бывшая актриса МХТа Мария Федоровна Андреева (разрыв с нею произошел еще в 1912 году, но она продолжала жить в доме Горького еще много лет), а когда Андреева куда-нибудь отлучалась – жена соратника Горького по «Всемирной литературе» Александра Тихонова Варвара Тихонова-Шайкевич, чья младшая дочь Нина поражала своим сходством с Горьким.

Горький взял Муру на работу секретарем-переводчиком, перевез к себе жить, и уже через две недели она стала необходимой. Она жила в комнате, примыкающей к спальне Горького. Вела его хозяйство, занималась его корреспонденцией, переводила, разбирала рукописи, рассказывала о своих приключениях – и главное, слушала. Умением слушать любая женщина может приручить мужчину, а Мура умела слушать как никто. Многое из ее рассказов он использовал в своем творчестве; Муре был посвящен и главный труд Горького – четырехтомный роман «Жизнь Клима Самгина». В его доме она наконец обрела покой.

Но, как оказалось, и в доме Горького ей угрожала опасность. Григорий Зиновьев, в то время первый человек в Петрограде, недолюбливал Горького, а Муру откровенно считал английской шпионкой – все это стало поводом для обыска в доме Горького. Для вида прошлись по всем комнатам; в комнате Муры все перевернули вверх дном. Горький срочно выехал в Москву, где нажаловался на Зиновьева Ленину.

Через некоторое время Муру все же арестовали – и после гневного письма Горького выпустили. В четвертый раз Мура попала в ЧК после попытки нелегально перейти эстонскую границу – она пыталась пробраться к детям, которых не видела уже три года. И снова ее выпустили благодаря Горькому…

Но как только восстановилось железнодорожное сообщение с Эстонией, она снова едет туда. Уже было ясно, что Горький недолго останется в СССР, – и Мура, уезжая, планировала встретиться с ним уже за границей. Но в Ревеле ее тут же арестовали, обвинив в том, что она советская шпионка. Она наняла адвоката; ее выпустили под подписку о невыезде. Как только она приехала к детям, родственники мужа, прежде содержавшие их, тут же прекратили давать деньги. Муре грозила высылка в СССР, куда ей совсем не хотелось; все остальные пути для нее были закрыты. Адвокат посоветовал ей выйти замуж за эстонца: таким образом Мура получила бы эстонское гражданство и, следовательно, возможность свободного выезда куда угодно. Муж быстро нашелся: барон Николай Будберг срочно нуждался в деньгах, а у Муры была тысяча долларов, которую ей из Берлина перевел Горький. Мура тут же вышла замуж за барона Будберга – и они расстались, как только пересекли эстонскую границу.

Здоровье Горького было расстроено. Туберкулез догрызал его. Он – и вместе с ним многочисленная свита, включая Муру, – кочевал по европейским санаториям. Херингсдорф, Сааров, Мариенбад и Сорренто – везде Мура была рядом. Варвара Шайкевич, выехавшая вместе с Горьким, сразу же ушла от него; Мура осталась за хозяйку. Она регулярно навещала детей, оставшихся в Эстонии, задерживаясь там на несколько месяцев, и тогда Горький забрасывал всех письмами с жалобами на ее отсутствие… Часто ей по делам Горького приходилось бывать в Берлине, где осел Николай Будберг. Он был кутила, картежник и постоянно в долгах. Муре надоело улаживать его дела, и она отправила мужа в Аргентину. Больше они никогда не виделись. На память о нем Мура оставила себе его фамилию и титул – единственный настоящий из всех, которые она себе приписывала.

Но ее постоянные поездки имели и другие цели. Многие считают, что Мура выполняла задания ЧК; она никогда не опровергала этих слухов – как и любых слухов, которые про нее ходили. Точно известно, что она искала Локкарта (к тому времени он сделал карьеру в журналистике, а затем и в Форин Офис), – и, найдя его в Вене, не только продолжила отношения с ним, но и стала поставлять ему информацию: об этом Локкарт написал в своих мемуарах. По его книге был поставлен фильм; на премьере Локкарт и Мура сидели вместе.

Постоянные поездки в Англию она объясняла просто: только там она может шить себе одежду по вкусу. И ей действительно очень шли английские костюмы, с которыми Мура вместо драгоценностей и шляп носила мужские часы и прическу из сколотых на затылке длинных, не по моде, волос. Главным ее украшением были ее глаза – большие, глубокие, горящие жизнью; перед их взглядом было невозможно устоять. Мура прекрасно знала свою силу – и умела ею пользоваться.

С середины 1920-х годов Мура стала подготавливать Горького к возвращению в Россию. Ее расчет был точен: в Европе его печатали все реже и реже, доходы падали. Единственный способ сохранить материальное благополучие – это вернуться в СССР, где Горькому обещали неограниченный счет в банке и всевозможные блага. Горький возвращаться не хотел; но он все чаще и чаще стал приезжать в СССР – там издавались его книги, там жили его читатели, его именем назывались улицы, пароходы и колхозы. В1933 году Горький окончательно переехал в СССР. Сама Мура, однако, с ним не поехала – по официальной версии, она не хотела ставить его в неловкое положение перед законной женой и читателями, исповедующими строгую коммунистическую мораль. Она обосновалась в Лондоне.

Уезжая, часть архива Горький оставил на попечение Муры: в СССР его нельзя было везти – там была переписка с людьми, недовольными советскими порядками. Но архив понадобился – в СССР готовились политические процессы, и письма с «порочащими советский строй» высказываниями очень бы пригодились. В 1936 году Муре намекнули: умирающий Горький хотел бы с ней проститься, а заодно было бы неплохо, если бы она привезла архив… Выбора у нее не было – добровольно или силой архив все равно оказался бы в СССР. Мура предпочла не ссориться (или просто хорошо выполнила свою работу) – и ее вместе с архивом в персональном вагоне доставили в Москву. Сначала ее привезли в Кремль; а уже оттуда – к Горькому, в санаторий Горки. Тот уже около месяца находился при смерти. Но недавно ему стало гораздо лучше; говорили о практически полном выздоровлении. Муру провели к Горькому. Некоторое время они оставались наедине…

Легенда о том, что именно Мура – по приказу из Кремля – отравила Горького, жива до сих пор; фактов, которые могут доказать или опровергнуть это, не существует.

Мура провела рядом с Горьким больше десяти лет, была его музой, секретарем, экономкой, фактической женой. Но после расставания с ним Мура не боялась остаться одна. Еще с 1931 года ее стали называть «спутницей и другом» не только Максима Горького, но и знаменитого фантаста Герберта Уэллса, старше ее на 26 лет. Когда Горький ревновал, она успокаивала его: «Даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя – это слишком много!» Она познакомилась с Уэллсом еще в Англии – в счастливое время ее первого замужества. Когда в 1920 году Уэллс приехал в СССР, он остановился в доме Горького – гостиниц в то время не было; Мура была его официальной переводчицей. Петроград, все еще не оправившийся от страшной зимы, произвел на писателя ужасающее впечатление; он впал в депрессию. Спасла его Мура – она обладала удивительной способностью делать жизнь окружающих легче и проще, просто улыбаясь своей удивительно теплой, «кошачьей» улыбкой. И накануне своего отъезда то ли Уэллс ошибся комнатой, то ли Мура зашла к нему попрощаться слишком поздно (свидетельства расходятся), но они провели вместе ночь. Эту ночь Уэллс потом называл главным событием своей жизни. Следующие несколько лет они переписывались, иногда Мура встречалась с Уэллсом в своих разъездах по Европе – и по делам Горького, и по делам Локкарта. Уэллс, известный любитель женщин, в то время был женат вторым браком на Эми Кэтрин Роббинс, которую называл Джейн (она умерла от рака в 1927 году), но пользовался в браке полной свободой, не переставая менять любовниц. В то время его постоянной спутницей была Одетта Кеун, которая не собиралась уступать свое место Муре без боя. Но все же Мура оказалась сильнее. Весной 1933 года Уэллс назначил ей свидание в Дубровнике, где проходил очередной конгресс ПЕН-клуба, президентом которого Уэллс станет вместо умершего Джона Голсуорси.

Герберт Уэллс, 1932 год.

Во время конгресса они были неразлучны, а после него провели в Австрии две недели вдвоем. Потом Уэллс вернулся во Францию к Одетте, но они уже с трудом выносили друг друга. К тому же Одетта принялась шантажировать Уэллса, вынудила подарить ей его дом во Франции, угрожала опубликовать их переписку. В 1934 году Кеун – в качестве прощальной мести – напечатала своеобразные воспоминания о жизни с Уэллсом, где обвинила его во всех возможных грехах. И их отношения были кончены. Когда в том же году Уэллс вернулся из поездки в СССР, Мура ждала его в Эстонии. Они провели вместе две недели и вместе вернулись в Лондон. Мура сказала Уэллсу, что останется с ним, но замуж за него не пойдет. «Это не подобает моему возрасту», – заявляла она в ответ на его настойчивые предложения. Он не мог этого понять: «Она проводит со мной время, ест со мной, спит со мной, но не хочет выходить за меня замуж», – жаловался Уэллс. Он утешал себя тем, что Мура не выходит за него из-за сложностей с разводом: ведь ее официальный супруг, барон Будберг, был еще жив. Впрочем, однажды она согласилась сыграть свадьбу – чисто символически. Были разосланы приглашения, и, когда гости собрались в ресторане «Quo Vadis» и выпили за здоровье супружеской четы, Мура встала и призналась, что это шутка. Когда в 1934 году близкий друг Уэллса, знаменитый английский писатель Сомерсет Моэм, спросил Муру, как она может любить Уэллса, этого толстого и очень вспыльчивого человека, она ответила: «Его невозможно не любить – он пахнет медом».

Уэллс считался главным европейским интеллектуалом. Но в последние годы своим главным достижением Уэллс считал любовь Муры. Впервые за всю жизнь Уэллсу не только было достаточно одной женщины, но в этой женщине была вся его жизнь…

Во время войны Мура работала в журнале «Свободная Франция», активно сотрудничала с движением Сопротивления, имела деловые отношения с Локкартом и генералом де Голлем. Уэллс мог только восхищаться ее неуемной энергией: сам он был уже тяжело и безнадежно болен. Его не стало 13 августа 1946 года, за месяц до восьмидесятилетнего юбилея. Последние полтора года Мура находилась с ним неотлучно. После кремации два его сына развеяли прах писателя над водами Ла-Манша. В завещании он оставил Муре сто тысяч долларов.

Муре было пятьдесят четыре года. Теперь она могла жить совершенно свободно – денег было достаточно, дети обходились без нее: сын жил на ферме на острове Уайт, дочь замужем. Но война и смерть Уэллса подкосили ее. Эта вечно молодая женщина начала стареть. Она много ела и еще больше пила – про нее говорили, что она может перепить любого матроса. Мура стала толстеть, перестала следить за собой. Но ее уважал весь Лондон, считая умнейшей женщиной своего времени. Она – невенчанная жена, эмигрантка, шпионка, авантюристка – смогла очень высоко себя поставить в этом самом снобистском городе Европы. Даже ее шпионская слава – а в разное время ее считали сотрудницей английской, германской, советской разведок – лишь внушала уважение к женщине, которая смогла не только выжить в самых суровых условиях, но подчинить себе эту жизнь. Великобритания не забывала ее заслуг перед Форин Офис; Франция помнила о ее сотрудничестве с генералом де Голлем; аристократия всего мира считала ее – графиню и баронессу – своей. Теперь, когда у нее была масса свободного времени, Мура стала сознательно делать то, чем раньше занималась по случаю: создавать легенду о своей жизни. В разговорах в великосветских гостиных и в интервью ведущим изданиям она много и охотно рассказывала о себе – но чем больше и, казалось, откровеннее она говорила, тем все больше запутывалась ее история. Отношения с Горьким и Уэллсом, английской разведкой и советскими спецслужбами, ее семья – все обрастало таким количеством подробностей, противоречащих друг другу, что стало практически невозможно установить истину. Удивление и восхищение ее силой убеждения вызывает тот факт, что Муре верили все и всегда, что бы она ни говорила. В одном из последних интервью она даже заявила, что происходит по прямой линии от брака императрицы Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским. Россия и СССР продолжали занимать важное место в ее жизни. Мура несколько раз приезжала на родину: по приглашению вдовы Горького Екатерины Павловны Пешковой в 1956 году, затем в 1958 году, в 1960-м – навестить Бориса Пастернака и взять у него интервью, потом еще три раза. Ее принимали очень торжественно – и официальные власти, и советская интеллигенция, знавшая о ее необыкновенной судьбе. В последние годы ей было уже крайне тяжело выходить из дома. В это время ее описывали как необычайно грузную, но все еще красивую женщину, в длинной, широкой темной юбке, с несколькими нитками крупных бус, всегда с телефоном между колен, мужской палкой в руках и бутылкой водки в любое время суток. В конце концов она решила сама написать свою биографию. Для этого было собрано огромное количество документов, хранившихся в доме ее сына в Италии, недалеко от Флоренции, – она переехала сюда осенью 1974 года. Мура работала не в самом доме, а в специально оборудованном вагончике в саду. И однажды короткое замыкание вызвало пожар, уничтоживший и вагончик, и все хранящиеся там документы. Этого Мура уже не перенесла. 2 ноября 1974 года лондонская «Тайме» сообщила о ее смерти и опубликовала некролог, где она была названа «интеллектуальным вождем» современной Англии. На отпевании в первом ряду стояли французский посол с женой, а за ними – вся английская и русская эмигрантская знать.

Она оставила после себя не память, а миф, пережив всех, кто мог бы помнить правду о ней. Она сама стала мифом – женщина, которая была сильнее, чем сама жизнь…

Высокая статная красотка, жена принца из британской королевской семьи, двоюродного брата королевы Елизаветы II, но её репутация далеко не так безупречна, как её внешность. Она отличается высокомерным нравом...

Высокая статная красотка, жена принца из британской королевской семьи, двоюродного брата королевы Елизаветы II, но её репутация далеко не так безупречна, как её внешность. Она отличается высокомерным нравом и любовью к необдуманным поступкам. Её замечали в связях с другими мужчинами и дразнили «принцессой-нахалкой». Члены королевской семьи ласково называли её «наша Валь» (от валькирии), а королева с сарказмом отмечала, что она «слишком шикарна для нашей семьи».

Однажды сына принцессы Маргарет спросили, чего бы он пожелал своему злейшему врагу, и мальчик без раздумий ответил: «Отужинать с принцессой Майкл Кентской». Газеты язвительно прозвали супругов «Арендуйте-Кентских» за их постоянные посещения публичных приемов и церемоний.

Чем же эта женщина заслужила столь резкого отношения от королевской семьи и от СМИ? Почему именно она, жена младшего принца, стала предметом всех насмешек? Ведь стоит хотя бы вспомнить случай, когда младший сын принца Чарльза надел на костюмированную вечеринку костюм нацистского солдата, а герцогиню Йоркскую застали с её финансовым советником, когда тот целовал ей ноги – но не они, а принцесса Майкл Кентская заслужила такую нелюбовь.

На сайте принцессы Майкл можно посмотреть её предков, среди которых есть Диана де Пуатье, Екатерина II Великая, Мария-Антуанетта и Вильям Завоеватель. Довольно именитая семья для бывшей Марии Кристины фон Рейбниц, а точнее баронессы Марии Кристины Агнес Хедвиг Иды фон Рейбниц. Она родилась 15 января 1945 года в Карлсбаде, ныне часть Чехии. Мать её была австро-венгерская графиня Мария Анна фон Сапари, а отец – барон Гюнтер фон Рейбниц.

Когда её родители расстались, она с матерью и младшим братом переехали в Австралию, где ее мать, Мария Анна, управляла салоном красоты. Отец переехал жить в Мозамбик. Будущая принцесса Майкл росла в Сиднее, где училась в католической школе. Закончив обучение, она направилась в Африку налаживать контакты с заблудшим отцом. Будучи в Лондоне, она закончила курсы при музее Виктории и Альберта и стала работать художником по интерьеру. Однако у неё в голове постоянно появлялась одна фраза её матери: «900 лет родословной чего-то да стоят».

Своего первого мужа, банкира и выпускника Итонского колледжа Томаса Троубриджа, Мария встретила на охоте на кабанов в Германии. Они поженились в 1971 году, а двумя годами позднее разошлись, однако официально брак был расторгнут лишь в 1977 году. Брак был аннулирован церковью по необъясненным причинам, а Марию не допускали к Причастию до следующего её брака с принцем Майклом в 1983 году.

Своего второго мужа, принца Майкла, Мария встретила по иронии судьбы тоже на охоте. Майкл вспоминает об этой первой встрече: «Эта статная австрийская леди меня поразила. За едой мы пустились в долгую дискуссию об истории искусства». Однако первое впечатление Марии о принце было несколько другим: «Мне казалось, что передо мной самый забавный человек в мире».

Они оставались друзьями по двум причинам: Мария все еще была официально замужней женщиной, а Майкл встречался с другой девушкой. Регулярно перед работой принц «случайно» встречал Марию во время ранних прогулок в Ричмонд-парке. В отличии от всех своих английских предшественниц, она настолько боготворила Майкла в его же собственных глазах, что это испортило его характер.

Сосватал их никто иной как хитрый лорд Маутбаттен (дядя супруга Елизаветы II герцога Эдинбургского Филиппа – прим. редакции). Однажды он встретил Майкла и спросил у него, какие у него планы насчет этой девушки. Принц поинтересовался, почему у него должны быть планы, на что услышал, что эта девушка в него влюблена. Точно так же, лорд потом встретился с Марией и спросил, какие у неё планы насчет этого влюбленного парня.

Они женились 30 июня 1978 года в Вене. Церемония бракосочетания была гражданской. Принцу Майклу пришлось отказаться от наследования престола, так как согласно Акту о Престолонаследии от 1701 года, никто из членов королевской семьи не может заключить брак с представителем католической церкви и сохранить за собой право на престолонаследие.

Невеста принца Гарри столкнулась с неожиданным проявлением расизма прямо на банкете у Елизаветы II, куда она была приглашена вопреки протоколу.

Некоторым представителям голубых кровей все-таки сложно принять факт, что девушка смешанной расы станет супругой принца, стоящего пятым у трона.

Особенно трудно это тем, кто состоит в близком родстве с королевской семьей и живет в Кенсингтонском дворце, там же, где уже поселилась вместе с принцем «невеста-полукровка».

Неожиданный скандал с расистским подтекстом разгорелся,

Спустя несколько дней после предрождественского ужина в Букингемском дворце, на который, вопреки традициям, была приглашена и невеста принца Гарри (обычно там присутствуют исключительно члены королевской семьи, к коим Меган пока не имеет отношения

Принцесса и принц Майкл Кентский

Источником возмущения стала супруга принца Майкла Кентского (двоюродного брата Королевы).
Леди Мария Кристина, известная своим высокомерием и острым языком появилась на традиционном праздничном ужине в Букингемском дворце, украсив наряд крайне неоднозначным украшением – брошью в виде бюстика темнокожего раба или слуги.
В свое время стиль blackmoor, в котором выполнена брошь, был очень популярен среди аристократов и фактически являлся фетишем рабства.

Принцесса Майкл Кентская по пути на ужин к королеве с той самой брошью

Заметив украшение Ее Высочества, светские обозреватели смутились.
Некоторые открыто обвинили даму в расизме, некоторые язвительно интересовались: «Меган впервые встретилась с семьей (Виндзор) и ее приветствовали вот ЭТИМ?».

Напомню, по материнской линии предки Меган были рабами, трудившимися на плантациях Южных штатов.
По словам девушки, в детстве и юности она не раз сталкивалась с расизмом.

Как уточняется, невеста принца Гарри впервые присутствовала на праздничном королевском мероприятии и не сидела за одном столом с принцессой Кентской, но была представлена Ее Высочеству на приватной встрече.

Вообще, Мария Кристина, урожденная баронесса фон Рейбниц, уже не в первый раз становится причиной разбирательств на королевском уровне.

Например, однажды она, возмущенная количеством темнокожих гостей в ресторане, посоветовала им «вернуться в колонии».
В другой раз заявила, что в ней больше королевской крови, чем у всех тех, кто сочетался браком с членами королевской семьи после принца Филиппа (к слову, тут она технически права, но звучало это, конечно, снобски).

Кроме того, она знаменита высказываением о том, что современной британской королевской семье следовало бы серьезнее относиться к чистоте своей крови (читайте: Принцы, которые выбрали любовь: современные королевские мезальянсы).

Так что, 72-летняя аристократка вполне могла таким образом, с помощью броши, без слов выразить свое отношение к избраннице королевского внука – безродной, да к тому же наполовину «черной».

Представитель принцессы Кентской поспешил с извинениями.

«Принцесса Майкл весьма сожалеет и огорчена тем, что могла вызвать обиду».

Правда, изучая архивы светских хроник, редакции