Табель о рангах
Ещё несколько веков назад было намного проще: обложись книгами, поэкспериментируй у себя дома, рано или поздно что-то да откроешь — и ты официально признан учёным. Именно поэтому наукой занимались только те, у кого были свои сбережения, или нашедшие себе спонсора, как Дарвин, например.
Современное научное общество давно структурировано, и просто «с улицы» туда уже не попасть. Хочешь считаться учёным? Будь добр, получи образование, напиши диссертацию, сдай экзамены, выступай на конференциях, занимайся преподаванием — и это только краткий список обязанностей.
Забавно, но научная сфера, которая «спасает» наших студентов от армии, безумно на неё похожа. Сравните сами: студенческие общежития и казармы, обучение, которое занимает несколько лет, даже система званий есть!
Начинается всё с «призыва» — поступления в вуз. Конечно, студента учёным ещё не назвать, он пока только рядовой в нашей научной «армии», чтобы получить повышение, ему придётся отслужить несколько лет. Есть у студентов и свои «сержанты» — старосты групп (слишком уж совпадают их полномочия).
Бакалавр
Это самая первая академическая степень, её можно приравнять к младшему офицерскому званию — лейтенанту. Сроки подготовки бакалавров — от 3 до 6 лет, но чаще всего — 4 года. Получив заветный диплом, большинство решает на этом покончить с наукой и поспешно «демобилизуется».
Хочешь дорасти до звания «майора» — продолжай служить науке. Правда, защищать придётся не Родину, а диссертацию, но сделать это будет крайне нелегко. На подготовку к этой миссии у нас и в США даётся 2 года, а вот в Европе — всего один.
Доктор философских наук, PhD
Это высшая учёная степень в США и большей части Европы, можно сказать — настоящий «генерал». Пусть название вас не смущает, с философией оно связано только исторически. Дело в том, что в средневековье было только 4 типа факультетов: медицина, юриспруденция, богословие и философия, которая включала в себя всё, что нельзя было отнести к первым трём. Вот и получают сейчас звание доктора философии по физике или по литературе, и никому не кажется это абсурдным.
Кроме того, оценивается и результативность ученого. Раньше ее оценивали по количеству статей, потом по цитируемости. Наконец, в 2005 г. был введен индекс Хирша, то есть индекс цитируемости научных работ, обозначается буквой h. Высокий индекс цитирования в определенной степени служит официальным признанием конкретного ученого научным сообществом и подтверждением его приоритета.
В других странах пока не пришли к единому мнению о том, кого считать научным «генералом». Учёные России и отдельных стран Содружества Независимых Государств имеют степени кандидата наук (часто приравнивают к Ph.D.) и доктора наук (ценится даже выше). Во Франции и Германии их заменяет одна степень — доктор. Возможно, впереди нас ещё ждут реформы.
Многие почему-то не задумываются, сколько лет и сил потратил на обучение персонаж, так легко и непринуждённо колдующий над колбами и чашками Петри в голливудском фильме. Не показывают на экране и бумажную работу — кто бы на это смотрел?
Стоит ли посвящать свою жизнь науке только потому, что вы с детства без ума от дока или Отто Октавиуса? Скорее, нет, с реальной наукой эти персонажи мало связаны. Но, уверены, от этого вы ни в коем случае не перестанете их любить.
Я вернулся в Москву из эвакуации в июне 1943 года. Мне было 17 лет, и я окончил 9 классов. Передо мной встал вопрос: что делать дальше? Продолжать учиться в школе не имело смысла: в следующем году мне исполнялось 18 лет, и меня должны были взять в армию. А такие юноши, как я, не имеющие опыта и малоприспособленные к жизни, попавшие на фронт, как правило, погибали в первой же атаке. (Я знал это, потому что в 1942 году полгода работал в госпитале.)
В это время, летом 1943 года, в ряде московских вузов открылись подготовительные отделения, куда принимали школьников, окончивших 9 класс. За несколько месяцев они проходили программу 10 класса, сдавали экзамены и поступали на первый курс вуза. Студентам давалась броня — отсрочка от призыва в армию: уже в 43-м году правительство понимало, что после войны стране будут нужны инженеры. В университете подготовительного отделения не было, в энергетическом и авиационном институтах прием уже был закрыт. Единственным институтом, куда можно было поступить на подготовительное отделение, был Московский электро-механический институт инженеров транспорта. Я стал его студентом и в 1944 году окончил 1-й курс.
Летом 44-го года студентов 1 курса МЭМИИТа послали на месяц на лесозаготовки под Конаково, около канала Москва-Волга. Нас, четырех человек, поселили в маленькой комнате в деревенской избе. Мы были подготовлены к тому, что нас ожидает, захватили с собой пиретрум -порошок от клопов — и посыпали им пол и стены до примерно 1 м высоты. Ночью, когда мы проснулись и зажгли фонарик, оказалось, что выше этой линии вся стена шевелилась -по ней сплошь ходили клопы. Далее выяснилось, что туалетов в деревне не существует, ни в доме, ни во дворе — всего лишь в 100 км от Москвы мы попали в средневековье.
Столовая, где нас кормили два раза в день, находилась в 3−4 км в одну сторону от деревни, а лес, где мы работали, в 3−4 км в другую сторону. То-есть нам надо было помимо работы проходить в день около 20 км. Если человек выполнял норму, он получал в день 600 г хлеба, утром кашу, вечером суп и кашу с мясом или рыбой; если не выполнял, норма хлеба снижалась на 200 г; если перевыполнял, то ему полагались «стахановские»: норма хлеба увеличивалась на 200 г и выдавалось дополнительное второе. На валке леса, чем мы занимались, выполнить норму было невозможно. Поэтому мы поступали следующим образом: один день мы сдавали десятнику лишь 20−30% нормы, а остальное прятали — ведь было неважно, насколько не выполнишь норму, зато на следующий день мы перевыполняли норму и получали «стахановские».
Перспектива стать железнодорожником меня не воодушевляла, мне хотелось заниматься физикой. Я решил поступить на заочное отделение физфака МГУ. Для этого нужно было получить разрешение в МЭМИИТе, и я легко его получил, поскольку был там на хорошем счету. Более того, мне дали свободное (не обязательное) посещение лекций, что было большой редкостью. Я поступил на заочное отделение физфака осенью 1944 года и успешно сдал зимнюю сессию, получив все пятерки.
В марте-апреле на физфаке был объявлен набор в специальную группу, куда принимали студентов из других институтов без всяких экзаменов. Причем если человек был зачислен в эту группу, то его в обязательном порядке должны были отпустить из его прежнего института и он освобождался от призыва в армию. Теперь ясно, что это был набор для атомного проекта, и происходил он до появления информации о взрыве атомной бомбы. Я попытался попасть в эту специальную группу, но получил отказ, хотя у меня было преимущество над всеми остальными студентами других институтов — я сдал первую сессию на физфаке. Также получил отказ Давид Абрамович Киржниц, будущий член-корреспондент РАН, у которого была рекомендация от Ландау.
Интересно, как он получил эту рекомендацию. Киржниц учился в МАИ. У них была преподавательница физики, которая заметила его неординарные способности. Она была знакома с Ландау, сказала ему об этом способном студенте, и Ландау пригласил его для беседы. После разговора Ландау сказал: «Я напишу письмо-рекомендацию декану физфака Предводителеву». Он взял лист бумаги, перо, сел и задумался. «Я не могу написать „Дорогой Александр Саввич“, — сказал Ландау. — Он мне вовсе не дорог. Я не могу написать „Уважаемый …“ — я его не уважаю». Он подумал еще немного, потом воскликнул: «О, я напишу ему: „Dear“ — это по-английски ничего не значит».
Весной мне пришлось сдавать экзамены в МЭМИИТе и на физфаке. Я решил экзамены по железнодорожным дисциплинам в МЭМИИТе сдать на тройку, чтобы мне потом было легче уйти. У нас был предмет «Топливо, вода и смазка», ТВС. Я его почти не учил, лишь в течение нескольких часов перед экзаменом проглядел учебник. На экзамене мне задали вопрос: «Есть смесь воды с керосином. Как отделить одно от другого?» У меня просто не повернулся язык сказать что-либо иное, чем: дать постоять, сверху будет керосин, внизу вода. Я получил пять.
Весеннюю сессию на заочном отделении физфака я сдал на пятерки и получил очень хорошие рекомендации от тамошних профессоров — Градштейна и Моденова. С осени я снова стал предпринимать попытки перейти с заочного отделения на очное. При этом я не говорил, что учусь в МЭМИИТе, а только о том, что хочу перейти с одного отделения физфака на другое.
Я пошел в Министерство просвещения, к заведующему отделом университетов. И тут мне повезло! Заведующий отделом Зацепин (увы, я не знаю его имени и отчества) оказался порядочным человеком, он сказал: «Вы хотите перейти с заочного отделения на очное? Ну и переходите». — «А Вы подпишете бумагу о том, что Вы не возражаете?» — спросил я.-«Конечно», — ответил он и тут же продиктовал текст бумаги машинистке. С этой бумагой я пошел на физфак, и тут мне опять повезло: Георгий Петрович находился в отпуске, и вместо него был другой человек. Глядя на него невинными глазами, я сказал: «Георгий Петрович обещал мне, что если у меня будет письмо из Министерства просвещения о том, что оно не возражает против моего перевода с заочного отделения на очное, то он меня зачислит студентом на физфак. Вот это письмо». — «Я оформлю приказ», — был ответ. Когда Георгий Петрович вернулся из отпуска, он уже ничего не мог поделать. Надо было уйти из МЭМИИТа, и уйти без скандала — иначе на меня были бы направлены бумаги в военкомат. Мне удалось этого добиться после семи визитов к декану и директору МЭМИИТа — железнодорожному генералу Федоренко.
Так я стал физиком. Но прошло еще много времени, пока у меня появилась надежда, что я могу стать физиком-теоретиком. Я долго колебался, но потом решился и стал сдавать Ландау теоретический минимум. Первые экзамены — вступительный по математике, механику и теорию поля — я сдал сравнительно легко. Но при подготовке квантовой механики я застрял: некоторые вопросы были мне непонятны, их надо было изучать по оригинальным статьям, книги «Квантовая механика» Ландау и Лифшица еще не было.
На 4-м курсе студентов распределяли по кафедрам. Я подал заявление на кафедру теоретической физики и был зачислен. Но вскоре пришло новое распоряжение, и меня перевели на кафедру «Строение вещества». Это было зашифрованное название, на самом деле оно означало кафедру ядерной физики и физики элементарных частиц. Тогда я очень огорчился такому переводу и пытался добиться его отмены, но потом понял, что мне опять повезло. Дело в том, что на этой кафедре разрешалось, чтобы руководителем дипломной работы был любой физик, участвующий в атомном проекте, тогда как на остальных кафедрах требовалось, чтобы он преподавал на физфаке.
На кафедре «Строение вещества» студенты предпочитали сами найти себе руководителя и с ним договориться. Киржниц и я хотели взять себе руководителя из школы Ландау. Один старшекурсник — Б. В. Медведев — дал Киржницу два телефона — Померанчука и Компанейца. И мы решили, что сначала будет звонить Киржниц, и если ему удастся договориться, то по второму телефону буду звонить я. Киржниц стал звонить Померанчуку, звонил несколько раз, но все неудачно — Померанчука не было. Тогда он позвонил Ком-панейцу, и тот легко согласился взять его своим дипломником. Мне оставалось звонить Померанчуку. Я сделал много таких звонков, и каждый раз мужской голос мне отвечал: «Померанчука здесь нет»! Уже потом, когда я стал работать в ИТЭФ, я понял, в чем было дело. Телефон, номер которого мне дали, стоял не в кабинете Померанчука, а в холле, и за ним сидел солдат. Наконец, один раз — о чудо! — тот же голос позвал Померанчука. По-видимому, в тот момент Померанчук проходил через холл или, может быть, стоял в холле и с кем-то разговаривал. Мне опять повезло! Я сказал, что я студент университета, сдал 3 курса из минимума Ландау и хочу делать у него дипломную работу. Для Померанчука тот факт, что я сдал Ландау три экзамена из теорминимума, был достаточен, чтобы взять меня в дипломники (в то время сдавших теорминимум было мало — человек 10), и он пригласил меня к себе домой для окончательного разговора. Я пришел. В тот день был сильный мороз. У меня не было шубы или пальто: я был в короткой летной курточке, под которую моя мама подшила беличий мех из старой бабушкиной шубы. Эта курточка решила мою судьбу — впоследствии Померанчук сам сказал мне об этом — я стал его дипломником.
Померанчук мне сильно помог в подготовке к экзамену по квантовой механике: он дал мне верстку тех глав готовящейся к печати «Квантовой механики», где было изложены непонятные мне вопросы. После этого квантовая механика была сдана, сдано еще несколько курсов. Я начал делать дипломную работу, тему которой мне дал Померанчук. Но у меня не было уверенности, что из меня получится физик-теоретик. Скорее наоборот, не было даже и надежды. Как говорил один из героев в книге Синклера Льюса «Эроусмит»: «Не всякий, кто работает в науке, — ученый. Лишь очень немногие». Еще в большей степени это относится к теоретической физике: одно дело — сдавать экзамены и решать задачи и совсем другое — работать творчески.
Впервые надежда, что я смогу стать физиком-теоретиком, появилась у меня во время работы над задачей, поставленной Померанчуком. Я ясно помню это мгновение -звездное мгновение в моей жизни.
Померанчук предложил мне вычислить поляризацию медленных (резонансных) нейтронов при их рассеянии на ядрах. Такая поляризация возникает за счет интерференции ядерного рассеяния с взаимодействием магнитного момента нейтрона с кулоновским полем ядра (релятивистский эффект). Амплитуда взаимодействия магнитного момента с кулоновским полем — чисто мнимая. Поэтому интерференция возможна только тогда, когда ядерная амплитуда содержит мнимую часть. Подобную задачу ранее решил Швингер, который рассмотрел рассеяние нейтронов при высоких энергиях, когда ядерное рассеяние носит диффракционный характер и его амплитуда чисто мнимая. В случае Швингера рассеяние происходило на малые углы, передаваемые импульсы были намного больше обратных размеров атома и взаимодействие магнитного момента нейтрона с атомными электронами можно было не учитывать. Померанчук предложил мне рассмотреть рассеяние нейтронов низких энергий в области резонансов, где ядерная амплитуда также имеет мнимую часть. Здесь, однако, рассеяние происходило на большие углы. Я пытался найти область, где можно было применить метод Швингера, т. е. не учитывать взаимодействие магнитного момента нейтрона с атомными электронами, но результаты были неубедительными, и я был в унынии. И сидя в читальном зале библиотеки МГУ — я ясно помню это мгновение,-я вдруг сообразил, что могу провести вычисления точно, не используя никаких приближений, — мне нужно лишь учесть атомный формфактор, и я могу это сделать.
Это была моя идея, ее не было у Швингера! И тут у меня впервые появилась надежда, что я смогу стать физиком-теоретиком.
Борис Иоффе
Российская наука становится женским делом. Это стало следствием падения престижа профессии как таковой, многочисленными скандалами с диссертациями, невысокой заработной платы и медленным карьерным ростом.
Добавьте к этому возможность альтернативной воинской службы, которую прежде молодые люди пережидали в аспирантуре, высокую плату за проживание в студенческих общежитиях и экономические трудности семей, которым теперь не по средствам поддерживать будущего ученого в чужом городе.
Конечно, научная степень придает дополнительный вес любой профессии, однако теперь, когда цена обмана слишком велика, а реальная работа кропотлива и требует времени, ее получение не представляется столь желанным.
Однако и прежде существовали направления, в которых по большей части работали женщины. Этот факт учли организаторы международного проекта L’OREAL-UNESCO «For Women in Science». По условиям конкурса соискательницами национальной стипендии могут стать женщины-ученые, кандидаты и доктора наук в возрасте до 35 лет, работающие в научных институтах и вузах в области физики, химии, медицины и биологии. Впервые в 2007 году на международной церемонии в Париже премии была удостоена российский профессор Татьяна Бирштейн – за ее исследования в области науки о полимерах. В 2015 году она вошла в состав российского жюри наряду с заведующим кафедрой физики полимеров и кристаллов физического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова Алексеем Хохловым, заведующей лабораторией физико-химии модифицированных поверхностей ИФХЭ им. А.Н.Фрумкина РАН Ольгой Виноградовой и другими.
Как женщины становятся учеными и что такое для них успех в науке Радио Свобода рассказали победительницы последних лет Мария Борисова (Институт фундаментальных проблем биологии, Пущино), Ольга Булавченко (Институт катализа им. Г.К. Борескова СО РАН, НГУ, Новосибирск), Анна Вологжанина (Институт элемента органических соединений им. А.Н.Несмеянова РАН, Москва), Маргарита Ремизова (МГУ им. М.В.Ломоносова, Москва) и Наталия Миропольская (Институт молекулярной генетики РАН, Москва).
Призвание
Маргарита Ремизова
Не могу сказать, что с детства только и мечтала о том, что стану заниматься наукой. Правда, у меня был общий интерес, скажем так, естественнонаучной направленности. Нравилась и ботаника, и позже биология, география, история. А еще ходила в музыкальную школу.
Когда пришло время поступать в институт, выбор было трудно сделать. С одной стороны, мне хотелось что-то такое биологической направленности, включая врача, ветеринара. С другой стороны, географом тоже быть неплохо. Еще меня очень интересовала археология. А еще тянуло к языкам - на филологию с лингвистикой. Но выбрала все-таки биологию.
в конце концов, от меня отстали, и я занималась тем, чем хотела – ничем
Ольга Булавченко
У меня не было тяги к физико-химическим исследованиям, и химию я не особо любила. Мама пыталась найти во мне какой-то талант и развить его. Одно время она со мной музыкой занималась, потом отдала меня в художественную школу, затем в секцию дзюдо. Правда, она меня никогда не заставляла делать то, что мне не нравилось. Соответственно, на всех этих поприщах я не преуспела. В конце концов, от меня отстали, и я занималась тем, чем хотела – то есть ничем.
Наталия Миропольская , старший научный сотрудник Института молекулярной генетики РАН:
Моя научная карьера сложилась по воле случая. В начальной школе я любила кружки рукоделия, и до сих пор занимаюсь этим в свободное время. Музыкой занималась 3,5 года, пока не надоело. Что касается биологии, то в школе особо ею не интересовалась. А с химией вообще был полный провал, поскольку учителя все время менялись.
В 10 классе я задумалась о выборе специальности. Мама сказала: "Так классно быть психологом". Я согласилась: "Да, наверное, хорошо". Начала учить биологию и подумала - о, да биология сама по себе интересна. И стала готовиться на биофак.
Мария Борисова
Я училась в городе Йошкар-Ола, это республика Марий-Эл. Первую половину школы занималась плаванием, а вторую половину мечтала о том, чтобы стать врачом, хирургом. Но тогда были сложные времена, и моя мама одна воспитывала троих детей. А в нашем городе не было высшего учебного заведения по медицине, и отправить меня в другой город мы тогда не могли себе позволить. Поэтому я поступила на биолого-химический факультет дома.
Анна Вологжанина
Я выросла в Самаре, сначала училась в совершенно обычной школе, а дополнительно ходила в художественную. И после 9-го класса почти собралась поступать в художественное училище. Однако после долгих раздумий, консультаций с родителями, я решила, что я все-таки буду продолжать учиться, поэтому нужно найти школу уровнем повыше. И я поступала в одну из лучших школ Самары - 1-у гимназию. Там-то выяснилось, что языковое направление, на которое мне очень хотелось пойти, я не потяну, потому что у них два языка, а я учила только один, да и уровень его оказался весьма скромным. Поэтому поступила на физико-математическое направление. И с удивлением обнаружила, что у меня очень хорошая химическая подготовка.
Про науку
я очень благодарна людям, которые настояли и заставили меня сделать неосознанный выбор
Мария Борисова , ведущий научный сотрудник Института фундаментальных проблем биологии РАН (Пущино):
Многие мои родственники по линии отца занимаются наукой. Но, честно говоря, к науке меня стимулировало не это. Научная руководительница моей дипломной работы когда-то защищала кандидатскую диссертацию в Пущино. И ей очень понравилось, как я работаю. Поэтому она сказала, что даст мне рекомендацию для поступления в аспирантуру, но я отказывалась, потому что хотела быть врачом. Но тогда моя руководительница позвонила маме, и, несмотря на то, что мы уже нашли мне работу в одном из медицинских учреждений города, она согласилась на новую перспективу. И теперь они уже вдвоем очень настоятельно упрашивали меня поехать в Пущино поступать в аспирантуру. В общем, сейчас, по прошествии многих лет, я очень благодарна этим двум женщинам, которые настояли и заставили меня сделать неосознанный выбор.
Маргарита Ремизова, ассистент биологического факультетаМГУ имени М.В. Ломоносова, Москва:
При поступлении в университет я ничего про науку не понимала. Мне кажется, что люди, которые поступают на первый курс, очень слабо представляют, что такое - заниматься наукой. Многие поступают по принципу - МГУ хороший вуз, неплохо бы получить его диплом. И когда я поступала в университет, то в аспирантуру совершенно не собиралась и про науку не думала. Но как-то так пошло, начиная с 3-го курса, и я поняла, что это такая творческая деятельность - что-то делаешь руками, где-то подумаешь головой.
Анна Вологжанина , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:
Я с первого курса начала заниматься научной работой, потому что уже знала преподавателей кафедры, которые приходили к нам в школу, рассказывали что-то интересное по химии, иногда помогали готовиться к олимпиадам. Поэтому я пошла сразу к ним на кафедру. И к 5-му курсу было жаль просто уйти, не защитив при этом кандидатскую диссертацию, раз уже столько сделано, и уже есть печатные работы.
Ольга Булавченко , научный сотрудник Института катализа РАН, Новосибирский госуниверситет:
В университете я училась средненько. А то, что начала заниматься наукой, было, скорее, связано с научным руководителем. На 3-5 курсе университета у нас практика происходит в НИИ катализа, и меня увлек сам процесс – получение нового знания, размышления, почему так происходит, а не по-другому. Я решила остаться и продолжить образование в аспирантуре.
Карьера
Маргарита Ремизова , ассистент биологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, Москва:
Если понимать карьеру как продвижение по административной лестнице, то это не про меня. Про меня, скорее, исследовать и публиковать больше статей. Вот в этом заключается моя карьера.
Что касается продвижения по должностной лестнице. Тут есть некий подвох. Докторскую диссертацию защитить, несомненно, хорошо. Есть такой тезис, что в науке все деньги начинаются с доктора, т. е. докторам активнее и гранты дают и другие преференции. Но как только человек защищает докторскую диссертацию, ему автоматически садятся на шею и говорят – ты будешь делать такую, такую и такую административную работу. Я еще ни разу не видела, чтобы на человек, который защитил докторскую, не навесили чего-нибудь такого.
как только человек защищает докторскую диссертацию, ему автоматически садятся на шею
К тому же, защитить докторскую диссертацию в России дело довольно сложное. Это не по совокупности работ, как в некоторых странах, когда ты набрал стопочку из 100 своих статей, отнес в комиссию, а они посмотрели и сказали – о, да, достоин! Все-таки надо сесть, написать большей или меньшей толщины том, потом пройти некие бюрократические процедуры. Если человек задался целью это сделать, будет у него докторская степень. У меня пока времени нет, ребенок все отнимает.
Наталия Миропольская , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:
Я могу сказать, что я не карьерный человек. Про докторскую мы шутим, что после 35 возможно придется это сделать, потому что есть много программ, сделанных под молодых ученых. А молодой ученый кандидат наук - до 35 лет, тогда как молодой доктор – уже до 40. Часто бывает, что люди не хотели, но им пришлось защищать докторскую, потому что это нужно для показателей учреждения, для показателей научных групп. Мне же нравится моя работа сама по себе.
Ольга Булавченко , научный сотрудник Института катализа РАН, Новосибирский госуниверситет:
Довольно сложно понять, что такое карьера в науке. Какого признания ты хочешь? Не факт, что когда ты станешь начальником, ты сможешь заниматься тем же, чем ты занимаешься сейчас, что тебе нравится. Мне кажется, система в российской науке так построена, что от начальника-ученого требуют много административной работы, а не способности быть генератором идей.
Анна Вологжанина , старший научный сотрудник, Института молекулярной генетики РАН:
Еще один критерий научной успешности и признания – это приглашения на конференции в качестве устных докладчиков, а еще замечательней – приглашенных докладчиков. Я поняла, что административной карьеры мне точно не хочется. В глубине души мечтается, что когда-нибудь тебя заметят настолько, что иностранное жюри, награжденное всякими премия и т. д., пригласит именно тебя с твоими работами. Но я думаю, что для этого мало делать хорошее дело – публиковаться в правильных журналах, надо еще и уметь общаться с этими людьми лично.
Мария Борисова, ведущий научный сотрудник Института фундаментальных проблем биологии РАН (Пущино):
Несколько дней назад я разговаривала со своими коллегами. И мне говорят: "Твои заслуги – это потому что ты изначально была настроена на то, что надо идти в науку идти, надо думать о карьере". Я говорю – стоп, минуточку! Это как раз то, о чем я никогда не думала - что надо что-то делать для карьеры в науке! Честно говоря, послушав всех нас, складывается такое впечатление, что это один из ключевых моментов, который помог нам стать теми, кем мы являемся на сегодняшний день - успешными учеными.
А.М. Новиков
КАК СТАТЬ УЧЕНЫМ
К карьере ученого необходимо готовить себя с детских лет. Во-первых, необходима любознательность – вопрос «почему?» неотступно преследует ученого всю жизнь. Необходимо любить учиться - ученый учится всю жизнь. Ведь слова «учение», «ученик» и «ученый» - одного корня. Ученым называется человек не только по тому, что он «выученный», но и потому, что он учится постоянно, на протяжении всей жизни, вплоть до смерти. Кому учеба не в радость, кому учеба надоедает, тот может и не думать о карьере ученого. Но учеба учебе рознь – ведь круглые отличники крайне редко становятся настоящими учеными: у такого «отличника» основная цель – выучить материал. И за этим он ничего другого не видит. А когда надо уже не учить, а что-то конкретное делать самому, отличник теряется – он к этому никак не приспособлен.
Во-вторых, необходима вдумчивость, усидчивость, упорство в достижении целей. Сначала учебных, потом уже научных. Голова ученого постоянно занята какими-то проблемами. Мысли неотвязно преследуют ученого, как говориться, «ни сна, ни отдыха...».
В-третьих, для будущего ученого необходим романтический склад души. Необходимо уметь мечтать, необходимо уметь переживать. Ведь вроде бы «суха теория...». Да, результаты научной работы сухи, в них не может быть и не должно быть эмоций. Но процесс научного исследования для ученого насыщен сильнейшими эмоциями! Что-то не получается, что-то получается, но не так, как хотелось бы, в чем-то тебя не признают и т.д. и т.п. Вся жизнь ученого – это богатейшая палитра эмоций. Но если художник, композитор «выплескивают» свои эмоции на полотно, в музыкальное произведение, то эмоции ученого остаются в нем самом, внутри. И даже делиться своими эмоциями с другими коллегами у ученых не принято – делятся лишь сухими результатами. Для развития «научной романтики» весьма полезны книги о великих ученых из серии «Жизнь замечательных людей», а также художественные романы о деятельности ученых А. Кронина, С. Моэма, В. Каверина и др.
В-четвертых, необходимо с детства, с юности воспитать в себе критическое отношение ко всему на свете: почему это так как мне говорят, пишут? А почему нельзя иначе? А как еще можно объяснить это явление? А зачем мне это надо? Где я смогу это использовать? И т.д. Хотя, такие вопросы чаще всего вызывают бешенство школьных, да и вузовских педагогов, поскольку спрашивающий ученик «мешает проходить программу». Но это качество – критического отношения ко всему на свете, сомнения во всем – необходимый атрибут настоящего ученого.
В-пятых. Необходимо готовить себя и к скудным материальным возможностям. Ведь на начальных этапах зарплата младшего научного сотрудника или ассистента очень невелика. Относительный материальный достаток приходит позже. И вообще занятия наукой не приносят больших доходов. Если человек хочет жить «богато», получать, иметь много денег – ему не место в науке. Здесь есть интересный момент. Ученые в некоторой степени относятся с «завистью» к менеджерам, банкирам, чиновникам – что их доходы зачастую в десятки, сотни раз больше – наверное, и я мог бы быть таким же. Но те, в свою очередь, завидуют ученым – они кандидаты, доктора, профессора – к ним почтительное отношение со стороны окружающих. Кроме того, ученый сеет «разумное, доброе, вечное». Его книги остаются на книжных полках библиотек навечно, а результаты «деловых» людей сиюминутны, эфемерны, призрачны. Ну что же, как говорится, «каждому свое». Есть одно существенное преимущество профессии ученого. Общеизвестный факт: ученые, как правило, долго живут. Интенсивная умственная работа способствует долголетию, не дает организму стареть.
В шестых. Для ученого необходимо понимание окружающих. В первую очередь, в семье. Внешне, со стороны непосвященных людей, ученый вроде бы ничего не делает. Ну, подумаешь, сидит, читает или пишет, а то и вовсе просто сидит – думает. Разве это работа?! Когда-то давно, в молодости, один мой коллега-ровесник, талантливый молодой ученый женился на поварихе. Теща была заведующей той же столовой. И вот жена и теща изводили парня: вот мы целыми днями топчемся у горячей плиты, устаем до смерти. А ты бездельник! Сидишь целыми днями за письменным столом, ничего не делаешь, на работу редко ходишь. Парень был слабохарактерным, дело кончилось печально – суицидом.
Еще один момент. Голова ученого постоянно занята мыслями о своих научных проблемах: и днем и ночью, и на работе и на досуге, и в выходные и в отпуске. Постоянно. Известна масса анекдотов о рассеянности ученых – они имеют под собой реальную основу – ведь ученый поглощен своими проблемами и бытовые мелочи для него несущественны. А это вызывает зачастую большие сложности в семейных отношениях: муж как бы дома, рядом с женой и в то же время в мыслях «отсутствует». А для женщины, как говорится, «женское счастье – был бы милый рядом...». Даже бытует среди ученых такая поговорка: «Сколько жен надо иметь ученому? Как минимум две: первой сказал, что пошел ко второй, второй сказал, что пошел к первой, а сам пошел в лабораторию». Те же проблемы, только в несколько ином звучании и у женщины-ученого.
Поэтому лучше, когда в семье и муж, и жена научные работники. Лично у меня так и сложилось. И очень удачно. А своему сыну я еще во времена его юности говорил: «тебе надо жениться на дочери профессора». На что он мне отвечал: «А у меня нет знакомых профессоров». Но со временем так оно и получилось.
В-седьмых. В самом начале научной деятельности научному работнику приходиться решать очень узкие частные задачи. Это неизбежный этап – учиться надо вначале на простом. И здесь необходимо терпение и самоограничение. Ведь человеку, приходящему в науку хочется сразу заниматься «глобальными» проблемами. Так, чтобы сразу «перевернуть все здание науки!». Но такого не бывает. Учиться начинают на малом. И те молодые люди, которые на смогли пойти на такое самоограничение, спустя какое-то время, разочаровавшись, уходили из науки. А таких талантливых молодых людей я на своем веку встречал немало. Лишь после защиты кандидатской диссертации исследователь начинает расширять круг своих интересов. А уже после защиты докторской может уже заниматься чем угодно (в хорошем смысле), браться за решение «глобальных проблем».
Лично у меня на заре моей научной деятельности тоже были огромные амбиции. Но, с другой стороны, я вообще не понимал, о чем люди говорят на заседаниях Ученого совета, и откровенно засыпал. А общие собрания Академии педагогических наук СССР (нас, сотрудников академических институтов обязывали на них присутствовать) вообще были мне неинтересны, и я их избегал оригинальным способом. Собрания проходили в Московском доме учителя, где зал был небольшой. Я появлялся в фойе, чтобы меня видели, дожидался, пока все места будут заняты, и спокойно уезжал в свою лабораторию: «мест не хватило».
Какими науками заниматься? Это неважно. Все науки чрезвычайно интересны и занимательны. Я, например, собирался стать физиком, а стал педагогом. И нисколько об этом не жалею. Мне довелось по жизни глубоко, на профессиональном уровне вникать в психологию, физиологию, в кибернетику, в системный анализ, в теорию управления. И все было чрезвычайно интересно. Другое дело, что, идя в науку, поступая в аспирантуру или на должность младшего научного сотрудника, ассистента, следует поинтересоваться: какие в этой организации – вузе, в НИИ традиции и условия для научного роста. Если в среднем молодой ученый защищает кандидатскую диссертацию через 3-5 лет – это нормально. Если через 10, а то и вовсе молодежь не защищается – в такую организацию идти нежелательно.
Кроме того, есть различия приоритетов индивидуальных и коллективных исследований. В математике, в общественных и гуманитарных науках исследования носят, как правило, индивидуальный характер. В физике, в технике исследования чаще всего коллективные. Ведь, к примеру, создание нового самолета, ракеты, или исследования на ускорителях, колайзерах требуют усилий сотен, тысяч ученых. В индивидуальных исследованиях есть бόльшие возможности для продвижения, научного роста. Но ученый работает чаще всего в одиночку и сам отвечает за свои результаты. В коллективных исследованиях возможности для научного роста каждого исследователя скромнее, но зато есть дружная работа в коллективе.
Можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить.А нглийская пословица
Нельзя сказать человеку: «Ты можешь творить, Так давай, твори». Гораздо вернее подождать, пока он сам по скажет; «Я могу творить, и я буду творить, хотите вы "л ого или нет».
Айзек Азимов
Но ответ на поставленный в заголовке раздела вопрос скорее отрицательный, чем положительный.
Как это ни горько, но придется все- таки признать, что далеко не все способны к научной работе, не все, имеющие диплом о высшем профессиональном юридическом образовании, могут найти свое призвание в научно-исследовательской деятельности в области права. И ничего оскорбительного или унижающего их человеческое и/или профессиональное достоинство в этом нет - они не годны по своим психофизиологическим и/или иным специфическим параметрам именно к эффективной научно-исследовательской работе, но, напротив, годны к иной, не менее важной и ответственной работе (роду деятельности). Никого же не удивляет, что не все могут быть профессиональными музыкантами, поэтами, актерами и т.д.
Индивидуальная предрасположенность к тому или иному роду деятельности, сфере занятий не всегда заметна, хотя широко распространена: в самом начале 90-х годов многие в нашей стране посчитали себя способными к бизнесу и с головой окунулись в предпринимательство, но не у многих дело оказывалось успешным и часто оканчивалось финансовым, а нередко - и жизненным крахом. Вскоре выяснилось: лишь около 8% взрослых дееспособных россиян по своим индивидуальным способностям (целеустремленность с нацеленностью на успех в бизнесе, активность, энергичность, прагматичность, способность ставить перед собой все более сложные задачи и испытывать радость от их решения, особенно если при этом приходится преодолевать трудности, соревнуясь с соперниками-конкурентами) предрасположены к ведению собственной предпринимательской деятельности. Выяснилась также и еще более удивительная вещь: во всем мире этот показатель такой же.
Представляется, что способных к самостоятельной эффективной научно-исследовательской работе в целом в России (и в мире) больше, чем 8%, но значительно меньше, чем желающих быть учеными. Пока соответствующей методики подсчета не выработано. Правда, Капица- старший в свое время говорил: в СССР в науке 5% - качество, а 95% - количество. Впрочем, это как в термометре: при температуре плюс 36,6 градусов - условно - человек стопроцентно предрасположен к ведению научной деятельности, а при температуре плюс 42 градуса это ему абсолютно противопоказано (а для самой науки тем более). Люди с такими крайними показателями - редкость, основная масса занимает промежуточное положение, «примыкая» в большей или меньшей степени к тому или иному «краю».
Немалую лепту вносят и объективные предпосылки, и субъективные факторы, не влияющие на предрасположенность к занятиям наукой, К числу объективных предпосылок следует отнести общее серьезное падение престижа научно-исследовательской деятельности в нашем общественном сознании менее чем за 20 последних лет. В результате, естественно, изменился (и не в пользу науки) социальный менталитет молодежи: наличие ученой степени кандидата юридических наук в общественном сознании уже не столь явно ассоциируется с высоким общественным положением, тогда как еще менее 20 лет назад оно означало несомненный жизненный успех - практически по всему диапазону его слагающих. В бытовом плане это означает (если взять лишь один, сугубо материальный аспект): раньше приходящий в науку до защиты диссертации также получал очень маленькую заработную плату (если он работал в вузе, НИИ и там же был прикреплен в качестве соискателя или там же был заочным аспирантом) или аспирантскую стипендию, но после защиты обычно судьба его - в плане заработной платы - резко менялась в лучшую сторону. Сейчас же изменения в размере оплаты труда если и происходят, то незначительные. Но это лишь один из аспектов; за это время ведь сменился обще- ственно-экономическнй строй страны, изменилась система жизненных приоритетов у людей, понятия жизненного успеха, карьеры и т.д.
К субъективным факторам следует отнести бросающееся в глаза общее снижение уровня школьного образования, культуры, обеднение словарного запаса, а в результате - неумение изложить свою мысль на бумаге (даже неумение мыслить связно и логично); сужение общего кругозора, отсутствие навыков работы со специальной литературой (незнание - почти совсем - художественной литературы, которую Ин- тернет не заменит); снижение развитости творческого нестандартного мышления (чему, в частности, очень способствует введение ЕГЭ) и т.д. Снижение качества обучения ощущается и в высшей школе, в том числе и в высшем профессиональном юридическом образовании. Этому много причин, но одна из главных, может быть, вынужденных: сокращается число студентов (и, соответственно, выпускников вузов), способных самостоятельно мыслить, искать ответы на вопросы, развивать собственный мозг, создавать условия для его созидательной деятельности, создавать качественно новый мыслительный продукт. Одновременно растет число студентов и выпускников, обучающихся на уровне условных рефлексов, способных воспроизводить только то, что в него заложено преподавателем.
Поэтому если дипломированный юрист, не подходящий (а заранее определить это никто не возьмется) по своим психофизиологическим особенностям к научно-исследовательской работе в сфере юриспруденции, возьмется писать кандидатскую диссертацию, да еще на неудачно выбранную тему, достаточно скоро наступит: объективно - фиаско, а субъективно - разочарование. Практика свидетельствует о том, что при таком исходе неудачник винит кого угодно - научного руководителя, вуз, тему, специальность, науку, в целом государство и общество, но не себя, не понимая, что он попросту «сел не в свои сани». У каждого человека есть свое собственное предназначение, которое нужно искать и постараться не ошибиться в этом поиске.
Далеко не у каждого обладателя диплома о высшем профессиональном образовании хватает элементарного упорства стать по- настоящему «продвинутым» ученым. «Согласно средним оценкам, сложилась следующая временная цепочка для квалификационной составляющей карьеры ученого: начинающему ученому требуется около 10,5 лет для подготовки и защиты кандидатской диссертации, 16 лет, чтобы стать доктором наук, и еще восемь лет для достижения ученого звания профессора»13.
По наблюдениям автора данной книги, такая временная растянутость квалификационного роста ученого не характерна для гуманитариев вообще и юристов в частности. У юристов она, по-видимому, в целом короче вдвое. Впрочем, ситуация с предрасположенностью к занятиям наукой (либо с отсутствием оной) у юристов более сложна. Но огромную роль играют возрастной фактор, а также практический опыт аспиранта (соискателя). Ведь работа следователя, судьи, адвоката, юрисконсульта - во многом работа именно исследовательская. Она также связана с большим объемом информации, с отбором необходимых фактов, формированием доказательственной базы, обобщением и анализом, выдвижением гипотез и их сопоставлением с добытыми и проанализированными доказательствами, формулированием выводов, и т.д.
Профессиональный юрист, обладающий большим опытом практической работы, подсознательно систематизирует многие проблемные вопросы. Они у него проанализированы и разложены «по полочкам», по существу уже готовыми ответами. Осталось их облечь в слова, лучше - в письменной форме, и успех на поприще науки обеспечен.
Ничего этого пока нет у вчерашнего студента, и именно в этом большое преимущество опытного практика. Автору данной работы известны случаи, когда за написание кандидатской диссертации по юридическим наукам брались люди в возрасте 45-50 лет, сам процесс ее воплощения в машинописную форму занимал два месяца.
Существует еще одна категория людей, которые вряд ли станут учеными. Организация высшего профессионального образования еще далека от совершенства, в силу чего иногда сквозь «сито» семестровых и государственных экзаменов способна пропустить элементарно неграмотных людей. Речь идет не только о пишущих с орфографическими ошибками, не знающих правил пунктуации, путающих падежи и читающих чуть ли не по слогам. Речь идет прежде всего о людях, не способных сформулировать собственную мысль и изложить ее в письменной форме. Это - элементарная функциональная безграмотность, а есть еще безграмотность сугубо юридическая, когда обладатель диплома о высшем профессиональном юридическом образовании «не чувствует» правовую норму (иногда говорят - не понимает права). Это как музыкант, не слышащий разницу в звуке в четверть октавы. Такой юрист может стать неплохим практиком, но настоящим ученым, имеющим дело с оттенками правовой нормы, станет вряд ли.
Итак, молодой (в подавляющем большинстве случаев) человек, специалист с высшим юридическим образованием, решил стать ученым, написать и защитить кандидатскую (для начала) диссертацию. С чего ему начать?
На всем пути - от старта до финиша, от принятия решения писать и защищать кандидатскую диссертацию до фактического получения диплома кандидата юридических наук (это - весьма условный, лишь формализованный финиш) - наш молодой человек должен пройти следующие этапы диссертационного марафона: 1) определиться в принципе - т.е. избирает ли он сей тяжкий крест - «грызть гранит науки», и если «да» (здесь само собой разумеется, что «да» означает выбор не только юридической направленности научного исследования, но и конкретной научной юридической специальности, по которой в конкретном вузе, НИИ открыта аспирантура либо можно стать соискателем), то оформиться организационно, т.е. поступить в аспирантуру (со сдачей вступительных экзаменов) или прикрепиться в качестве соискателя к кафедре, отделу и/или иному подразделению НИИ, вуза с одновременным назначением ему научного руководителя диссертационного исследования, при этом было бы хорошо, чтобы это был не только выдающийся специалист в своей области, но и одновременно - для нашего молодого человека - нравственным ориентиром; 2) выбрать тему диссертационного исследования и официально оформить ее утверждение; 3) поставить цели и конкретные задачи исследования, определить его предмет и объект и выбрать методы организации и проведения исследования; 4) провести само исследование с описанием процесса и, одновременно, с опубликованием (в нескольких статьях, тезисах докладов и сообщений) промежуточных результатов исследований и с выступлениями о них на научных конференциях с докладами и научными сообщениями; 5) сдать положенные кандидатские экзамены и зачеты; 6) обсудить результаты исследования с окончательной доработкой по замечаниям в ходе обсуждения формулировок выводов исследования, положений, выносимых на защиту, т.п.; 6) защитить диссертацию - с обеспечением всех необходимых для этого публичных процедур; 7) оформить результаты успешной защиты, контролировать, по мере возможностей, продвижение документов на пути от диссертационного совета в экспертный совет ВАКа; 8) а на завершающей марафон фазе - получить диплом. Каждый из перечисленных этапов - сложный, многокомпонентный, длительный, на каждом придется решать множество серьезных задач и подвергаться серьезным испытаниям. И на каждом этапе может наступить конец карьере диссертанта, если это испытание не удалось преодолеть. Но это одновременно и фильтр, не пропускающий негодных к занятию научно-исследовательской (в форме выполнения диссертационного исследования) деятельностью. Например, этап 5 - сдача кандидатских минимумов, в частности история и философия науки; приказом Минобразования России от 17 февраля 2004 г. № 697 утверждены программы кандидатских экзаменов и сроки их введения в действие, для экзамена по истории и философии науки - с 1 июля 2005 г., его задачами, как указывают специалисты, являются: 1) оценить умение аспиранта (соискателя) доказывать и опровергать, определять и комментировать, сравнивать и согласовывать, обобщать и упрощать в ходе полемики или дискуссии; использовать научные методы с учетом специфики гуманитарных, социальных, технических, естественных, универсально-абстрактных и социально-природных объектов; 2) проверить умение сдающего соотносить культурно- исторические и теоретические тенденции в истории научного знания".
И представив себе мысленно весь этот долгий путь, нашему молодому человеку стоит еще раз подумать и взвесить: а его ли это призвание - наука? Может ли человек, не имеющий к тому призвания, стать кандидатом наук, профессором и т.д.? Скорее всего, видимо, может, но довольно посредственным, «вымученным», т.е. став кандидатом юридических наук, причем с великими трудностями, будет ли он при этом удовлетворен своей жизнью? Возможно, его призвание - административная деятельность, квантовая физика, звездная астрономия и т.д.? Дай Бог ему сделать верный выбор. А выбрав - уверенно действовать, твердо и последовательно идти по намеченному пути, успешно преодолевая препятствия (их будет немало), не пасуя перед трудностями (а они встретятся, в том числе в форме необъективной критики), не зазнаваясь от достижений (автор встречал нескольких таких - на втором и третьем году обучения, после двух-трех публикаций и нескольких похвал они с окружающими начинали разговаривать свысока и пренебрежительно, что называется «через губу»... Ничем хорошим это никогда не оканчивалось), не останавливаясь на полпути (если это не вынужденная - объективная и временная - остановка) и не лишая себя радостей личной жизни... Весьма важен на этом пути соответствующий психологический настрой, главное, чтобы он не иссяк преждевременно.
