Джек лондон морской волк цитаты. Морской волк

Морской волк Экспрес. Бывалый, опытный моряк. [Бельчер ] два раза обошёл вокруг земли и теперь странствует в полярных странах. Это настоящий морской волк (Гончаров. Фрегат «Паллада»).

Фразеологический словарь русского литературного языка. - М.: Астрель, АСТ . А. И. Фёдоров . 2008 .

Смотреть что такое "Морской волк" в других словарях:

морской волк - мореплаватель, мореходец, моряк, мореман, мореход Словарь русских синонимов. морской волк сущ., кол во синонимов: 8 зубатка (5) … Словарь синонимов

"МОРСКОЙ ВОЛК" - (Sea dog, sea wolf, base, Jack tar, old salt) опытный, матерой моряк, знающий и любящий море и морское дело. Самойлов К. И. Морской словарь. М. Л.: Государственное Военно морское Издательство НКВМФ Союза ССР, 1941 … Морской словарь

Морской волк - Морской волк: Морской волк название бывалого, опытного моряка. Содержание 1 Литература 2 Кино 3 Животный мир 4 … Википедия

МОРСКОЙ ВОЛК - кто Опытный, бывалый моряк. Имеется в виду, что лицо (Х) имеет большой опыт морских походов. реч. стандарт. ✦ Х настоящий морской волк. В роли подлеж., именной части сказ., доп., несогл. опред., обст. Порядок слов компонентов фиксир. Разменявший… … Фразеологический словарь русского языка

морской волк - paprastoji vilkžuvė statusas T sritis zoologija | vardynas taksono rangas rūšis atitikmenys: lot. Anarchichas lupus angl. Atlantic catfish; Atlantic wolffish; blue cat; common wolffish rus. oбыкновенная полосатая зубатка; морской волк ryšiai:… … Žuvų pavadinimų žodynas

Морской волк - (Anarrhichas) рыба, см. Зубатка … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Морской волк - 1. Разг. Опытный моряк. ФСРЯ, 76; БТС, 557. 2. Иркут. Рыба острокрыл (род макрели). СРНГ 18, 277 … Большой словарь русских поговорок

морской волк - Немолодой, опытный моряк … Словарь многих выражений

Морской волк (фильм - Морской волк (фильм, 1990) У этого термина существуют и другие значения, см. Морской волк. Морской волк Жанр Приключения Режиссёр Игорь Апасян В главных ролях … Википедия

Морской волк (короткометражный фильм) - Морской волк Zgvis mgeli Жанр Комедия Режиссёр Резо Чархалашвили Автор сценария Резо Чархалашвили Резо Чейш … Википедия

Книги

• Морской волк , Джек Лондон. Знаменитый роман "Морской волк", о капитане шхуны "Призрак" "Волке" Ларсене, странной личности: безжалостном, грубом, сильном человеке и в то же время своеобразном философе... Он исповедует…

Любить, думал я, - ведь это еще лучше и прекраснее, чем быть любимым! Это чувство дает человеку то, ради чего стоит жить и ради чего он готов умереть.

Жизнь полна неудовлетворенности, но еще меньше может удовлетворить нас мысль о предстоящей смерти.

Все великие люди просто умели ловить счастье за хвост.

Жизнь получает особую остроту, когда висит на волоске. Человек по природе игрок, а жизнь - самая крупная его ставка. Чем больше риск, тем острее ощущение.

Жизнь не имеет никакой цены, кроме той, какую она сама себе придает. И, конечно, она себя переоценивает, так как неизбежно пристрастна к себе.

Сила всегда права. И к этому все сводится. А слабость всегда виновата. Или лучше сказать так: быть сильным - это добро, а быть слабым - зло. И еще лучше даже так: сильным быть приятно потому, что это выгодно, а слабым быть неприятно, так как это невыгодно.

Он не думает о жизни. Он слишком занят жизнью, чтобы о ней думать.

С точки зрения спроса и предложения, жизнь - самая дешевая вещь на свете.

Паника, охватывающая человека, когда он в толпе и разделяет общую участь, не так ужасна, как страх, переживаемый в одиночестве.

В наше время человек устроен так, что его жизнеспособность определяется содержанием его кошелька.

Видите ли, я тоже порой ловлю себя на желании быть слепым к фактам жизни и жить иллюзиями и вымыслами. Они лживы, насквозь лживы, они противоречат здравому смыслу. И, несмотря на это, мой разум подсказывает мне, что высшее наслаждение в том и состоит, чтобы мечтать и жить иллюзиями, хоть они и лживы. А ведь в конце-то концов наслаждение – единственная наша награда в жизни. Не будь наслаждения – не стоило бы и жить. Взять на себя труд жить и ничего от жизни не получать – да это же хуже, чем быть трупом. Кто больше наслаждается, тот и живет полнее, а вас все ваши вымыслы и фантазии огорчают меньше, а тешат больше, чем меня – мои факты.

Часто, очень часто я сомневаюсь в ценности человеческого разума. Мечты, вероятно, дают нам больше, чем разум, приносят больше удовлетворения. Эмоциональное наслаждение полнее и длительнее интеллектуального, не говоря уж о том, что за мгновения интеллектуальной радости потом расплачиваешься черной меланхолией. А эмоциональное удовлетворение влечет за собой лишь легкое притупление чувств, которое скоро проходит.

Вряд ли есть на свете зрелище более ужасное, чем вид сильного человека в минуту крайней слабости и упадка духа.

Человек действует, повинуясь своим желаниям.

Никогда больше не придется ему спрягать на все лады глагол «делать». «Быть» – вот все что ему осталось. А ведь именно так он и определял понятие смерти – «быть», то есть существовать, но вне движения; замышлять, но не исполнять; думать, рассуждать и в этом оставаться таким же живым как вчера, но плотью мертвым, безнадежно мертвым.

Сила всегда права. И к этому все сводится. А слабость всегда виновата. Или лучше сказать так: быть сильным - это добро, а быть слабым - зло. И еще лучше даже так: сильным быть приятно потому, что это выгодно, а слабым быть неприятно, так как это невыгодно. Вот, например: владеть этими деньгами приятно. Владеть ими - добро. И потому, имея возможность владеть ими, я буду несправедлив к себе и к жизни во мне, если отдам их вам и откажусь от удовольствия обладать ими.

Вот и все вы такие, - с досадой воскликнул он, - разводите всякие антимонии насчет ваших бессмертных душ, а сами боитесь умереть! При виде острого ножа в руках труса вы судорожно цепляетесь за жизнь, и весь этот вздор вылетает у вас из головы. Как же так, милейший, ведь вы будете жить вечно? Вы - бог, а бога нельзя убить. Кок не может причинить вам зла - вы же уверены, что вам предстоит воскреснуть. Чего же вы боитесь?

Матроса Джонсона одушевляла идея, принцип, убежденность в своей правоте. Он был прав, он знал, что прав, и не боялся. Он готов был умереть за истину, но остался бы верен себе и ни на минуту не дрогнул. Здесь воплотились победа духа над плотью, неустрашимость и моральное величие души, которая не знает преград и в своем бессмертии уверенно и непобедимо возвышается над временем, пространством и материей.

Верь я в бессмертие, альтруизм был бы для меня выгодным занятием. Я мог бы черт знает как возвысить свою душу. Но, не видя впереди ничего вечного, кроме смерти, и имея в своем распоряжении срок, пока во мне шевелятся и бродят дрожжи, именуемые жизнью, я поступал бы безнравственно, принося какую бы то ни было жертву. Всякая жертва, которая лишила бы меня хоть мига брожения, была бы не только глупа, но и безнравственна по отношению к самому себе. Я не должен терять ничего, обязан как можно лучше использовать свою закваску. Буду ли я приносить жертвы или стану заботиться только о себе в тот отмеренный мне срок, пока я составляю частицу дрожжей и ползаю по земле, - от этого ожидающая меня вечная неподвижность не будет для меня ни легче, ни тяжелее.

Вниманию читателей предлагается «Морской волк», один из лучших романов Джека Лондона, в свое время бурно встреченный читателями и критиками и ставший модной книжной новинкой. Джек Лондон, с детства мечтавший покорить водные просторы и побывавший-таки моряком, всю свою любовь к морю вложил в этот роман. Здесь много отличных морских пейзажей с клочьями тумана, мощными пассатами, надувающими паруса, и пенящимися волнами, много опасных морских приключений и эпизодов суровой морской работы. Продолжаются приключения и на суше: влюбленных героев ждет робинзонада на уединенном острове, где они будут почти счастливы… Приключенческая романтика в «Морском волке» соседствует с ницшеанской этикой (и попытками ее развенчать). Сверхчеловек Дж. Лондона - Волк Ларсен, циничный красавец-капитан промысловой шхуны, признающий только силу и не знающий жалости; полуживотное, грубый моряк, которому ничего не стоит убить человека, - и в то же время одинокая душа, читатель Шекспира и Теннисона…

Жизнь получает особую остроту, когда висит на волоске. Человек по природе игрок, а жизнь - самая крупная его ставка. Чем больше риск, тем острее ощущение.

Все великие люди просто умели ловить счастье за хвост.

Жизнь полна неудовлетворенности, но еще меньше может удовлетворить нас мысль о предстоящей смерти.

Жизнь - брожение закваски, но рано или поздно перестает бродить.

Любить, думал я, - ведь это еще лучше и прекраснее, чем быть любимым! Это чувство дает человеку то, ради чего стоит жить и ради чего он готов умереть.

Что это у вас сегодня такой жалкий вид? - начал он. - В чем дело? Я видел, что он отлично понимает, почему я чувствую себя почти так же худо, как Гаррисон, но хочет вызвать меня на откровенность, и отвечал: - Меня расстроило жестокое обращение с этим малым. Он усмехнулся. - Это у вас нечто вроде морской болезни. Одни подвержены ей, другие - нет. - Что же тут общего? - возразил я. - Очень много общего, - продолжал он. - Земля так же полна жестокостью, как море - движением. Иные не переносят первой, другие - второго. Вот и вся причина. - Вы так издеваетесь над человеческой жизнью, неужели вы не придаете ей никакой цены? - спросил я. - Цены! Какой цены? - Он посмотрел на меня, и я прочел циничную усмешку в его суровом пристальном взгляде. - О какой цене вы говорите? Как вы ее определите? Кто ценит жизнь? - Я ценю, - ответил я. - Как же вы ее цените? Я имею в виду чужую жизнь. Сколько она, по-вашему, стоит? Цена жизни! Как мог я определить ее? Привыкший ясно и свободно излагать свои мысли, я в присутствии Ларсена почему-то не находил нужных слов.

– А где ваш брат? Что он делает? – Он хозяин промыслового парохода «Македония» и охотится на котиков. Мы, вероятно, встретимся с ним у берегов Японии. Его называют Смерть Ларсен. – Смерть Ларсен? – невольно вырвалось у меня. – Он похож на вас? – Не очень. Он просто тупая скотина. В нем, как и во мне, много... много... – Зверского? – подсказал я. – Вот именно, благодарю вас. В нем не меньше зверского, чем во мне, но он едва умеет читать и писать. – И никогда не философствует о жизни? – добавил я. – О нет, – ответил Волк Ларсен с горечью. – И в этом его счастье. Он слишком занят жизнью, чтобы думать о ней. Я сделал ошибку, когда впервые открыл книгу.

С точки зрения спроса и предложения, жизнь - самая дешевая вещь на свете.

Но это совсем другой вопрос! - воскликнул я. - Вовсе нет! - Капитан говорил быстро, и глаза его сверкали. - Это свинство, и это... жизнь. Какой же смысл в бессмертии свинства? К чему все это ведет? Зачем все это нужно? Вы не создаете пищи, а между тем пища, съеденная или выброшенная вами, могла бы спасти жизнь десяткам несчастных, которые эту пищу создают, но не едят. Какого бессмертия заслужили вы? Или они? Возьмите нас с вами. Чего стоит ваше хваленое бессмертие, когда ваша жизнь столкнулась с моей? Вам хочется назад, на сушу, так как там раздолье для привычного вам свинства. По своему капризу я держу вас на этой шхуне, где процветает мое свинство. И буду держать. Я или сломаю вас, или переделаю. Вы можете умереть здесь сегодня, через неделю, через месяц. Я мог бы одним ударом кулака убить вас, - ведь вы жалкий червяк. Но если мы бессмертны, то какой во всем этом смысл? Вести себя всю жизнь по-свински, как мы с вами, - неужели это к лицу бессмертным? Так для чего же это все? Почему я держу вас тут? - Потому, что вы сильнее, - выпалил я. - Но почему я сильнее? - не унимался он. - Потому что во мне больше этой закваски, чем в вас. Неужели вы не понимаете? Неужели не понимаете? - Но жить так - это же безнадежность! - воскликнул я. - Согласен с вами, - ответил он. - И зачем оно нужно вообще, это брожение, которое и есть сущность жизни? Не двигаться, не быть частицей жизненной закваски, - тогда не будет и безнадежности. Но в этом то все и дело: мы хотим жить и двигаться, несмотря на всю бессмысленность этого, хотим, потому что это заложено в нас природой, - стремление жить и двигаться, бродить. Без этого жизнь остановилась бы. Вот эта жизнь внутри вас и заставляет вас мечтать о бессмертии. Жизнь внутри вас стремится быть вечно. Эх! Вечность свинства!

Он не думает о жизни. Он слишком занят жизнью, чтобы о ней думать.

Вот и все вы такие, - с досадой воскликнул он, - разводите всякие антимонии насчет ваших бессмертных душ, а сами боитесь умереть! При виде острого ножа в руках труса вы судорожно цепляетесь за жизнь, и весь этот вздор вылетает у вас из головы. Как же так, милейший, ведь вы будете жить вечно? Вы - бог, а бога нельзя убить. Кок не может причинить вам зла - вы же уверены, что вам предстоит воскреснуть. Чего же вы боитесь?

Матроса Джонсона одушевляла идея, принцип, убежденность в своей правоте. Он был прав, он знал, что прав, и не боялся. Он готов был умереть за истину, но остался бы верен себе и ни на минуту не дрогнул. Здесь воплотились победа духа над плотью, неустрашимость и моральное величие души, которая не знает преград и в своем бессмертии уверенно и непобедимо возвышается над временем, пространством и материей.

Сила всегда права. И к этому все сводится. А слабость всегда виновата. Или лучше сказать так: быть сильным - это добро, а быть слабым - зло. И еще лучше даже так: сильным быть приятно потому, что это выгодно, а слабым быть неприятно, так как это невыгодно. Вот, например: владеть этими деньгами приятно. Владеть ими - добро. И потому, имея возможность владеть ими, я буду несправедлив к себе и к жизни во мне, если отдам их вам и откажусь от удовольствия обладать ими.

Жизнь не имеет никакой цены, кроме той, какую она сама себе придает. И, конечно, она себя переоценивает, так как неизбежно пристрастна к себе.

Верь я в бессмертие, альтруизм был бы для меня выгодным занятием. Я мог бы черт знает как возвысить свою душу. Но, не видя впереди ничего вечного, кроме смерти, и имея в своем распоряжении срок, пока во мне шевелятся и бродят дрожжи, именуемые жизнью, я поступал бы безнравственно, принося какую бы то ни было жертву. Всякая жертва, которая лишила бы меня хоть мига брожения, была бы не только глупа, но и безнравственна по отношению к самому себе. Я не должен терять ничего, обязан как можно лучше использовать свою закваску. Буду ли я приносить жертвы или стану заботиться только о себе в тот отмеренный мне срок, пока я составляю частицу дрожжей и ползаю по земле, - от этого ожидающая меня вечная неподвижность не будет для меня ни легче, ни тяжелее.

Никогда больше не придется ему спрягать на все лады глагол «делать». «Быть» – вот все что ему осталось. А ведь именно так он и определял понятие смерти – «быть», то есть существовать, но вне движения; замышлять, но не исполнять; думать, рассуждать и в этом оставаться таким же живым как вчера, но плотью мертвым, безнадежно мертвым.

Ну, короче, я сбегал к нему в каюту за книжкой и прочел ему «Калибана» вслух. Он был восхищен. Этот упрощенный взгляд на вещи и примитивный способ рассуждения был вполне доступен его пониманию. Время от времени он вставлял замечания и критиковал недостатки поэмы. Когда я кончил, он заставил меня перечесть ему поэму во второй и в третий раз, после чего мы углубились в спор - о философии, науке, эволюции, религии. Его рассуждения отличались неточностью, свойственной самоучке, и безапелляционной прямолинейностью, присущей первобытному уму. Но в самой примитивности его суждений была сила, и его примитивный материализм был куда убедительнее тонких и замысловатых материалистических построений Чарли Фэрасета. Этим я не сказать, что он переубедил меня, закоренелого или, как выражался Фэрасет, «прирожденного» идеалиста. Но Волк Ларсен штурмовал устои моей веры с такой силой, которая невольно внушала уважение, хотя и не могла меня поколебать.

Паника, охватывающая человека, когда он в толпе и разделяет общую участь, не так ужасна, как страх, переживаемый в одиночестве.